Василий Лавриненков - Возвращение в небо

• Название: Возвращение в небо
• Автор: Василий Лавриненков
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Около получаса наша шестерка, а затем уже пятерка дралась с десяткой "мессершмиттов". Отвага советских летчиков и сокрушающий огонь оружия обеспечили нам победу - мы очистили небо от противника, советские бомбардировщики вышли на цель и возвратились домой бот потерь. А мы вернулись на свой аэродром, но без Николая Остапченко. И вдруг, уже заходя на посадку, я увидел на краю поля "аэрокобру", окутанную дымом. Что за самолет? Почему он очутился за пределами ровной полосы?

На стоянке меня встретил Моисеев. Прыгнув на крыло машины, он стал что-то кричать. Я не расслышал его слов, но по выражению лица догадался, что техник пребывал в хорошем настроении.

История, происшедшая с Николаем Остапченко, в изложении Моисеева рисовалась не столько драматической, сколько веселой, хотя речь шла о жизни и смерти.

Потеряв меня, Николай, оказывается, "привязался" к какому-то другому самолету и вышел вместе с ним из карусели. Только тогда он понял, что доверчиво пошел за... "мессершмиттом". Не успел опомниться, как по его самолету полоснула очередь. Бензобаки и пропеллер получили пробоины. Николай бросил машину в пике, чтобы избежать новой атаки. А выйдя из пикирования, почувствовал, что лететь трудно: мотор трясло, а следом за "коброй" тянулась ленточка распыленного бензина.

Когда он все-таки добрался до своего аэродрома, те, кто находился на земле, увидели, что "кобра" Остапченко загорелась. Ковачевич бросился к радиопередатчику и приказал летчику покинуть машину. Но Николай все-таки посадил "кобру". Выскочив из кабины, он бросился прочь от самолета. А пробежав несколько метров, почувствовал, что ему мешает какая-то тяжесть Только тогда Остапченко заметил, что не снял парашют и он бьет по ногам. Наклонившись, чтобы отцепить ремни, летчик с ужасом увидел, что следом за ним с горки катится его горящая "кобра". Катится и горит. Тут уже было не до того, чтобы снимать парашют! Остапченко побежал дальше, не сообразив, что надо свернуть в сторону. К счастью, на выручку ему подоспели на машине летчики и техники. Кто-то крикнул, чтобы Николай опомнился, остальные бросились к "кобре", остановили ее, песком сбили пламя на крыле. Я, оказывается, застал последний кадр этой истории. "Кобра" была уже потушена, а Николай, обрадованный тем, что пострадало только одно крыло, рассказывал товарищам, что с ним произошло в воздухе. Заметив меня, мой ведомый прервал свои воспоминания, приблизился ко мне вплотную и виновато сказал:

- Черт его знает, как оно получилось... Самолетов было, как на ярмарке. Все смешалось. Бросился к одному - не семнадцатый, к другому - чужой, ну, думаю, третий - уж наверняка твой... Это и подвело под монастырь. Как полоснул меня "мессер" - стрелки на приборной доске запрыгали, в глазах замелькало. Нырнул к земле, и, как видишь, она спасла...

Мне было ясно, что Остапченко, попав в сложное положение, не растерялся, не потерял чувства уверенности в себе. Я посочувствовал ему, но все же напомнил о железном законе для ведомого - держаться ведущего. Мой напарник на глазах сник. Мне стало жаль товарища, только что пережившего немалое потрясение.

- Так, говоришь, земля выручила? - уже другим тоном спросил я. - Это точно. И удивительного здесь ничего нет. Ведь над твоей родной Украиной летаем!..

В дни наступления на аэродроме никогда не собирались все самолеты полка сразу. Дело в том, что над нашим аэродромом то и дело проходили группы "петляковых", "ильюшиных", которых нам поручалось сопровождать к цели.

Однажды мы сопровождали большую группу бомбардировщиков, летевших на выполнение боевого задания в район крупной железнодорожной станции Амвросиевка. Только миновали линию фронта, как Евгений Дранищев сообщил ведущему, что мотор его самолета парит: по-видимому, что-то случилось с системой водяного охлаждения.

Действительно, за "коброй" Дранищева тянулась белая полоса распыленной воды или пара. Его самолет начал отставать.

Ведущий передал по радио:

- Возвращайся домой. Лейтенант Костырко, сопровождайте командира звена на аэродром!

Если бы даже не прозвучала такая команда, Николай Костырко никогда не оставил бы своего лучшего друга, да к тому же над оккупированной территорией. И два истребителя, отделившись от группы, быстро пропали из поля зрения...

Мы довели "петляковых" до цели, завязали бой с "мессершмиттами", и наши бомбардировщики успешно выполнили задание. На обратном маршруте мы шли на незначительной высоте, осматривая небо, наземные ориентиры и все, что попадалось на пути. Делать это нас заставляла мысль о Жене Дранищеве отличном летчике, верном товарище, всеобщем любимце полка.

Оставив самолеты в капонирах, мы заспешили на КП, надеясь узнать о благополучном возвращении двух неразлучных друзей. Но здесь о Дранищеве и Костырко ничего не было известно. Мы просто остолбенели: "Как? Куда они могли деться?"

Ответа на этот вопрос нет и по сей день... То, что случилось с ребятами, так и осталось загадкой. Может, один из самолетов, теряя высоту, совершил посадку в поле, а рядом приземлился второй? Может, оба потерпели катастрофу? Может, на них напали "мессершмитты"?..

Без вести пропавшие... Так числились в документах после этого несчастного случая Женя Дранищев и Коля Костырко... Так мы говорим о них и сейчас, спустя тридцать лет... А порою мне кажется, что мои дорогие однополчане - и поныне в полете. Для офицеров и солдат нашего полка Дранищев и Костырко навсегда остались жизнерадостными, мужественными юношами, какими были почти все мы в ту пору.

Не погостил Женя Дранищев в родных Шахтах, не возвратился Коля Костырко на любимую свою Украину. Не осталось даже могил этих мужественных офицеров. Но навеки живет в сердцах ветеранов 9-го гвардейского светлая память об этих двух юношах - русском и украинце, преданно любивших свою Отчизну и отдавших в борьбе за ее счастье свою молодую жизнь...

23 августа блестящей победой советских войск завершилась Курская битва. Одновременно был освобожден Харьков.

Маршруты наших постоянных полетов уже протянулись к самым дальним городам Донбасса. В связи с этим в последних числах августа полк перебазировался на аэродром вблизи села Павловка, километрах в двадцати от Гуково.

Наши потери значительно отразились на боеспособности полка. Прошел слух, что нас пошлют в тыл на пополнение личным составом и материальной частью. Но обстоятельства сложились иначе: в полк прибыла большая группа летчиков, а через несколько дней специальные перегонщики пригнали на наш аэродром партию "аэрокобр".

- И где вы их только берете? - спросил кто-то перегонщиков.

- В Америке, - безразличным тоном ответили те. - Через Аляску и Дальний Восток прилетели прямо к вам, в Павловку...

Каждая эскадрилья занимала теперь отдельное помещение. В общежитиях летчиков дневальными были девушки, служившие в полку мотористами и оружейниками. Во время дежурства девчата убирали комнаты, меняли постельное белье, а если замечали, что у кого-нибудь загрязнилась гимнастерка или оторвалась пуговица, часто предлагали свою помощь.

На второй день после перелета в Павловку я надел утром ту самую гимнастерку, в которой прилетел и на которой были прикреплены все мои боевые награды, в том числе и Золотая Звезда.

В дверях меня остановила дневальная.

- Товарищ старший лейтенант, что на вас за рубашка!

- Заношенная, - спокойно ответил я. - Ты, девушка, хочешь сделать мне приятное?

- А есть у вас другая гимнастерка?

- Я был бы никудышным хозяином, если бы все время ходил в одной.

- Оставьте эту на кровати. Ведь сегодня вечером будут танцы.

Я послушался доброго совета. Натянул старую, выгоревшую на солнце гимнастерку. Она была почти белой, и лишь на груди, под орденами и Звездой, оставались темные пятна. В ней я ходил ежедневно, на ней носил и награды, с которыми не раз вылетал и за линию фронта. Так теперь делали почти все.

Переодевшись, заторопился на улицу, где ожидала машина, следовавшая на аэродром. Только собрался перемахнуть через борт машины, как кто-то из товарищей сунул мне в руки письмо, переданное еще вчера разносчиком почты. Хлопцы, увидев письмо, загалдели.

- Любовь находит нас повсюду, - продекламировал мой сосед.

- Читай громко! - потребовал кто-то. Я засунул письмо в карман гимнастерки, даже не взглянув на адрес.

Наш аэродром возле Павловки имел некоторые особенности рельефа: на одном его конце, именно там, где находился КП, возвышался курган, насыпанный, по-видимому, еще скифами. Вчера мы уже слазили на курган и с его высоты осматривали окрестности. Именно тогда командир полка, увидев среди нас Амет-Хана, подозвал его к себе и мы стали свидетелями их разговора.

- Как твой самолет после ремонта? - спросил Морозов.

- Не годится, товарищ подполковник.

- Что это значит?

- Собственно, он годится, товарищ командир... только для одного - стоять на аэродроме...

- Но ты же перелетел на нем сюда, вот и на задание сходишь, - твердо сказал Морозов.