Игорь Акимов - Дот

• Название: Дот
• Автор: Игорь Акимов
• Издательство: Олма Медиа Групп
• Жанр: О войне
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-373-03415-9

«Дот» — возможно — самая парадоксальная книга о войне. Не уступая занимательностью знаменитым приключенческим романам, она показывает, как люди, воюя с людьми — с обеих сторон, — остаются людьми. Как в них выживают — вопреки всему! — свет и любовь. Ведь они еще не знают, что на землю пришел Ад.

---

Ромка расслабился настолько, что даже отрешился, и несколько мгновений выпали из его сознания, а потом его встряхнуло удивление: отчего немец не стреляет? Немец был уже рядом — вот-вот врежется — и не стрелял…

Опять рокочущий смерч пронесся над площадкой, но Ромка повернулся боком, уперся — и выдержал воздушный удар. С выстрелом он все же замешкался. Выстрелил не столько для дела, сколько для разрядки. Он испытал разочарование и новый приступ злости: ведь немец издевался над ним. Ты у меня доиграешься, пробормотал Ромка, стараясь понять, что означает новый маневр летчика: тот сбросил скорость и как-то совсем иначе, без прежнего напора, пошел по кругу… потом высунулся из кабины и погрозил кулаком.

Ромку озарило: так ведь у него патроны кончились!.. Ну да! — патронов нет или пулемет заклинило — один хрен. Он иссяк, и теперь даже дураку ясно, что без пулемета он ничто. Ничто!

Ромка засмеялся и пальнул не целясь в сторону самолета. В эти мгновения — торжествуя победу — он как-то забыл, что немца надо убить. Его выстрел был точкой, салютом, ударом кулаком по столу: моя взяла! Он видел: и немец это признает, и не шарахается от выстрела, потому что уже понял: в безоружного этот парень не станет стрелять.

— Ну что ж ты, паскуда! — заорал Ромка. — Не можешь стрелять — и сразу скис? — Он опять пальнул не целясь. — Но ведь ты на машине, гаденыш!.. Давай! налетай! дави!..

Летчик опять высунулся, зачем-то показал пальцем вниз, отдал честь и полетел прочь.

После того, как ему отдали честь, Ромка уже не мог стрелять, а жаль. Ведь выстрелить — это все равно, что выпустить пар, а сейчас это было Ромке во как необходимо. Эмоции переполняли его, тело требовало освободительного движения, и Ромка метался по площадке, что-то радостно кричал и грозил винтовкой, и все глядел, как самолетик, теряя материальность, тает на востоке. Когда самолет исчез, Ромка перевел дух, обтер мокрое лицо полой гимнастерки, и только теперь вспомнил, как летчик показывал пальцем вниз. Что он имел в виду?..

Ромка подошел к краю площадки.

Почти у подножия вышки, на тропинке, желтевшей тонкой строчкой среди июньских трав, стоял мотоцикл с пулеметом в коляске. Трое немецких солдат давились от смеха, не желая выдавать своего присутствия. Но теперь им не было смысла таиться — и дружный хохот ударил Ромку прямо в сердце.

Он отскочил на середину площадки, нагнулся к патронташу, сунул в него пальцы… Пусто. Выдернул из магазина обойму — пустая. Отдернул затвор — вот он, единственный его патрон…

Немцы поняли, что происходит, но это не испортило им настроения. Ствол пулемета поднялся вверх, а тот, что сидел за спиной водителя, в каске, но без френча, в лиловой майке, неторопливо слез с седла, отошел в сторону и повел стволом автомата.

— Давай спускайся! — Немец показал и рукой: мол — вниз. — Давай, давай!..

Летчик не мог их вызвать, подумал Ромка. Это был наш поединок, только наше дело — его и мое. Сами, значит, приехали. На шум. Из летного городка. Больше неоткуда.

— Салют! — крикнул Ромка и помахал немцам рукой. Он не представлял, как будет выпутываться, и тянул время.

— Ты что — не понимаешь по-немецки? Так у меня есть переводчик.

Автомат дернулся — и четыре пули продырявили настил вокруг Ромки. Ох и бьет, собака! — восхищенно подумал он, и осторожно ступил на лестницу.

Немец улыбался: ему нравилось, как он исполняет свою роль в этом спектакле.

— Эй, парень! Брось винтовку. — И он сделал жест, показывая, будто выбрасывает автомат.

— Моя не понимайт, — простодушно развел руками Ромка, и продолжил спуск. Ишь, чего надумал: винтовку бросить…

— Стой!

Две пули, слева и справа, тугими воздушными комочками махнули возле лица. С такой ювелирной стрельбой ему бы в цирке выступать. Не даст выстрелить…

Ромка уже сошел на первую площадку.

Спокойно… спокойно… Я и с этими управлюсь — только бы добраться до них.

О плене он не думал.

Немец перестал улыбаться.

— Стой, тебе говорят. Бросай винтовку! Последний раз предупреждаю…

Он увидал, что Ромка ступил на вторую лестницу, закусил губу — и две перекладины разлетелись щепками.

Вот она — черта. Следующие пули — в меня…

До земли метров десять, спрыгнуть не поломавшись — шансов мало. Да если б и не поломался — подняться на ноги не дадут… Правда, можно выстрелить не целясь… Но Ромка понимал, что не успеет, да и не умел он, как это делают в кино. Несколько раз на стрельбище попробовал (Тимофей позволил; но при условии, что они будут одни, без свидетелей, чтобы не пришлось писать пояснительную за дурной перевод патронов), — куда там!..

Немец только пугает… он не выстрелит в меня… в спину — не выстрелит; я же вижу — настоящий солдат…

Ромка повернулся к немцам спиной, цепко ухватился за лестницу — и дотянулся ногой до уцелевшей перекладины. Встал на нее. И услышал выстрел… Он услышал выстрел — но ничего не почувствовал. Ни удара, ни боли. Промахнуться немец не мог. Неужели это смерть? Я стою на перекладине, держусь за лестницу, вижу на ее сером дереве каждую полоску, каждый задир; чувствую тяжесть винтовки — вот она… Мое тело еще живет — глаза видят, руки чувствуют, — а меня уже нет?..

Ромка переступил на перекладине — повернулся к немцам лицом.

Автоматчик сидел на земле, держался за живот и раскачивался вперед-назад. Автомат валялся рядом. Только теперь до Ромки дошло, что звук выстрела был другой. Стреляли из винтовки. Пулеметчик и водитель, забыв о Ромке, привстали, и растерянно смотрели по сторонам. Если сейчас пристрелю пулеметчика…

Ромка прислонился к лестнице спиной, но винтовку поднять не успел. Еще выстрел — и пулеметчика вышибло из коляски.

Опомнившись, водитель рывком бросил мотоцикл между опорами вышки. Он теперь знал, откуда стреляли, и — влево-вправо, влево-вправо — погнал зигзагом прочь, через луг. Сверху это выглядело слишком просто. Ромка не спеша поднял винтовку, поймал в прицел спину водителя, повел за ним ствол, ловя ритм — и опять не успел: невидимый стрелок выстрелил раньше. Мотоцикл промчался еще несколько метров, попал в рытвину, перевернулся и заглох.

Ромка закинул винтовку за спину и тяжело спустился по лестнице. От нижней площадки до земли было метров пять. Высота ерундовая; в другое время Ромка спрыгнул бы не раздумывая, но сейчас он чувствовал: обязательно подверну или сломаю ногу… Ромка обхватил бревно и съехал вниз. Сил не было даже руки разжать. Ромка посидел, прижимаясь щекой к бревну, обнимая его руками, может — минуту, может — и дольше. Он не знал, как привыкнуть к жизни; для этого тоже не было сил. И смотреть не было сил. Он разжал руки и повалился на спину. Вот так лежать, просто лежать, ни о чем не думая…

Он открыл глаза — и увидал над собой маленького красноармейца. Совсем маленького — не выше полутора метров. Удивительно, как его в армию взяли. Узбек. Такое лицо, что сразу видно: не просто восточный человек, а именно узбек.

Ромка сел, поглядел на свои руки. От скольжения по бревнам кожи на ладонях не осталось. Их бы перебинтовать — но когда? Сейчас сюда другие немцы набегут…

— Мотоцикла хорошая. Бистрая.

Узбек поскреб ногтем приклад своей трехлинейки. На Ромку он поглядывал как-то мельком; очевидно, этого требовала их восточная вежливость.

— Моя никогда не ездил, — добавил он.

— Прокачу…

Ромка встретился взглядом с автоматчиком. Тот продолжал раскачиваться; между пальцами, зажимающими рану, проступала кровь. В глазах была только боль. Ромка опять взглянул на свои руки.

— Ну и работенка…

Тяжело встал; подобрал свою винтовку; подошел к немцу — и подобрал его автомат. Сейчас этот немец не вызывал у Ромки никаких чувств. Немец поднял голову — и встретился с Ромкой взглядом. Удивительно, что может сделать с человеком одна пуля.

— Потерпи, — сказал Ромка. — Через несколько минут твои будут здесь. Спасут.

Только теперь он понял, отчего ему так хорошо, отчего еще минуту назад неподъемная усталость с каждым шагом теряет свой вес. Он был босой. Обувка-то наверху осталась… Ромка взглянул туда. От одного взгляда стало тошно. Не было такой силы, которая сейчас могла бы заставить его лезть на вышку. Ромка отложил оружие, подошел к убитому пулеметчику, стащил с него сапог и примерил. Великоват. Тогда он подошел к раненому. Тот понял — и поддел носком левого сапога пятку правого. Ромка сдернул сапог; в траву упал засунутый за голенище запасной магазин. Ромка примерил сапог. Нога скользнула в него охотно, предчувствуя комфорт; так и есть — как раз впору. Ромка поднял магазин и засунул за голенище, так, как это было у немца. Притопнул ногой. Ты гляди-ка, очень удобно.

— Давай второй, — сказал Ромка. — Тебе все равно еще не скоро их носить, да и выдадут новые. А мне сейчас без них никак.