Ольга Эрлер - Александр Македонский и Таис. Верность прекрасной гетеры

• Название: Александр Македонский и Таис. Верность прекрасной гетеры
• Автор: Ольга Эрлер
• Издательство: Астрель
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-7390-2343-8, 978-5-271-23743-0, 978-985-16-7079-2

Имя Александра Македонского до сих пор волнует человечество. О нем пишут книги и снимают фильмы.

В романе Ольги Эрлер Александр предстает не только как великий царь, но и как человек, способный на искреннюю преданную дружбу и любовь. Два важнейших в его жизни человека — друг детства Гефестион и прекрасная гетера Таис — остаются рядом с ним, несмотря на жгучую ревность одного и двусмысленное положение другой.

Читатель вместе с героями снова переживает знакомые с детства по учебникам истории великие сражения, проходит тяжелый, но незабываемый путь через всю ойкумену — Египет, Вавилонию, Персию, Среднюю Азию, Индию. На его глазах происходят важнейшие события в жизни Александра: победа над царем Дарием, строительство Александрии, заговор ближайших соратников, убийство Александром друга Клита, женитьба на узбечке Роксане, мятеж измученной армии и тяжелейшее ранение в Индии, драматическое возвращение македонцев через пустыню, смерть Гефестиона…

Любовь Таис выдерживает все испытания, и оборвать ее может только смерть.

_{(От издательства.)}

---

На следующее утро, когда Таис в муках родила своих мальчиков, Александр, шатаясь и щурясь от света, вышел в прохладу двора и огляделся. Серая, на удивление плоская равнина казалась придавленной огромным небом, переполненным облаками. Они плыли, клубились, стояли, висели, кучились, волновались, как тонкие занавеси от ветра, — такого разнообразия видов и форм облаков в одно время и в одном месте он не видел никогда ранее. «Неужели это небо, заполненное бессмысленными облаками, существовало бы и дальше, если бы она умерла?! Нет! Мир бы исчез, пропал навсегда с ее смертью. Другое — исключено. Мир есть, если есть она. Но как легко все может оборваться, и ты не в состоянии помешать этому! Я смог бы вынести сотню Гидрозий, но только не ее смерть…»

Вернувшись в палатку, он застал Таис помытой, с перебинтованной грудью, неподвижно лежащей на спине, бледнее своих простыней. С бескровным лицом и в этих бинтах она походила на мумию, и Александр быстро отогнал это сравнение. Все, что напоминало о недавней кровавой битве не на жизнь, а насмерть в буквальном смысле этого слова, было убрано, приведено в порядок. Александр жестом отослал сиделку, сел на ее стул и прижал безжизненную руку Таис к своим губам. Таис открыла усталые глаза и без всякого выражения посмотрела на Александра.

— Поверни меня на живот, — еле слышно, с третьей попытки прошептала она.

— На живот тебе нельзя, на бочок разве что…

Он повернул ее, обложил для устойчивости подушками.

— Что у тебя болит, детка? — говоря, он не удержался, чтобы не коснуться губами ее щеки, виска.

— Все… Мне кажется, что я вся разломана на кусочки… Развалилась, как старый «Арго», — она говорила тихо, с трудом; ее трясло, и судорога периодически сводила ее челюсти. — Я ненавижу себя…

— Почему же, родная? Меня надо ненавидеть, как причину всех твоих мучений.

— Я не в состоянии сделать то, что с легкостью делают тысячи женщин — родить ребенка.

— Ты родила двоих отличных парней!

— Как, двоих?.. — В ее потухших измученных глазах появился слабый след какого-то чувства — удивления в данном случае.

— Да, двоих. Ты была почти без сознания, двоих богатырей, моя любимая, неудивительно, что они чуть не угробили тебя.

— Какой ужас… — Таис закрыла глаза.

— Детка, ужас был бы, если бы ты… — Он прикусил губу, не в силах продолжать.

Но Таис не слушала, впала в забытье. Он тревожно наклонился к ее лицу. В голове пронеслась идиотская мысль: каждая болезнь — это упражнение в умирании, каждая неудача — упражнение в жизненном мужестве. Он потрогал ее лоб, освежил компресс. Таис застонала и открыла глаза.

— У меня нет сил даже порадоваться тебе… Ты ли это? — В глазах вдруг слабо мелькнула тревога.

— Да, жизнь моя, я с тобой.

— Я боюсь назвать твое имя, — прошептала она, и из глаз покатились слезы.

— Александр. Я с тобой, ничего не бойся, все будет хорошо.

Все стало хорошо еще очень не скоро. Она болела долго, тяжело и печально. Как будто что-то сломалось в ней — стержень, хребет, на котором все держалось. Но самое грустное — в ней был сломлен дух, и душа ее погрузилась в вязкий мрак депрессии.

Она беспокойно спала или лежала безжизненно, и из пустых глаз катились слезы боли, слабости и печали. Ее разорванная плоть горела, изломанные кости ныли. Она не находила такого положения, чтобы хоть на время не чувствовать боли и неудобства. Она долго не могла даже приподнять голову ей сразу становилось дурно, и прошло полторы декады, прежде чем Александр смог поднять ее до полусидячего положения, и она от этого не потеряла сознания. Она никого не хотела видеть и «признавала» только Геро и Александра. И лишь Александр мог настоять на ложке меда или икры, паре глотков бульона или гранатового сока. Этот фрукт богини Геры, как считалось, окрашивал кровь в свой цвет. Александру приходилось очень «настаивать», так как у нее совсем не было не только аппетита, но вообще никаких желаний.

— Давай ешь, что я тебя уговариваю, как неразумное дитя? Или ты о талии своей беспокоишься? Ты лучше обо мне побеспокойся, о моем душевном самочувствии, — полушутил-полуворчал Александр.

Сам он выглядел не намного лучше Таис — осунувшийся, сникший, с печатью тяжких дум в глазах. Его душевное самочувствие, о котором он случайно проговорился, было незавидным, и он изо всех сил скрывал свою разбитость, отчаяние, угрызения совести. Ужас Гидрозии перебрался в подсознание и пополнил ряды его кошмарных снов.

Гефестион, еще более худой и молчаливый, чем всегда, клал Таис руку на живот, так, как это делал Александр.

— Не больно, солнышко мое?

— Больно, прижми посильнее.

— Бедная девочка, — сочувствовал Гефестион. — Как ты некстати больна, как я надеялся на тебя. Ты одна умеешь разгонять заботы нежностью своего сердечка. Приходи в себя, милая. Ему сейчас очень плохо, — добавил он вопреки своему первоначальному желанию не беспокоить ее. Но дума об Александре оказалась важней.

Томясь в темнице своей болезни, Таис пропустила наведение порядка в среде провинившихся, проворовавшихся сатрапов и военных комендантов. Все они допустили решающую ошибку — подумали, что Александр сгинет, исчезнет с лица земли в глубинах Азии, Индии или Гидрозии. Но он вернулся, и настал час расплаты, полетели головы: сатрапа Астаспа, не отправившего караваны в Гидрозию голодающей армии, Афтофрадата — продажного наместника одной из областей Гиркании, Орксина, самовольно захватившего власть в Персиде, Абулита, сатрапа Сузианы, пославшего обозу деньги, вместо корма лошадям, Бариакса, Ордана и Зариаспа, решившихся на открытое сопротивление. Не пощадил царь и македонцев — Клеандра и Сталка из Экбатан, грабивших храмы и притеснявших местное население. Пусть знают все, кто в доме хозяин. А хозяин строг и справедлив и не позволит неуважения к себе, беззакония в своей империи и произвола по отношению к своим подданным. Все это были его, Александра, авгиевы конюшни, которые надо было чистить. Задавленная своей физической и душевной немощью, Таис ничего не замечала вокруг, даже заплаканных глаз Геро, отчаявшейся увидеть в живых Неарха, флот которого считался погибшим.

Александр регулярно направлял к побережью поисковые отряды. Один из прибрежных правителей сам явился к Александру и сообщил о скором возвращении Неарха, но время шло, а новость не подтверждалась. Александр, нервы которого были на пределе, приказал заковать лживого вестника в цепи. Однажды разведка наткнулась на шестерых бродяг, один из которых оказался долгожданным Неархом. Обросший, оборванный, он так «постарел», что даже Александр не сразу его узнал. Обняв его и заплакав от счастья, Александр сказал:

— Как хорошо, что хоть ты жив, мой друг, раз уж мой флот погиб.

— Государь, флот цел, все матросы живы, я потерял лишь три корабля.

— Мои люди живы?! Клянусь Зевсом, я рад этой вести больше, чем завоеванию всей Азии.

— Теперь все будет хорошо, — твердила счастливая, расцветшая Геро.

Эту фразу Таис слышала в этот день, казалось, ото всех. Неизвестность о судьбе флота с десятью тысячами солдат и матросов, омрачала настроение всех. Царь чувствовал за собой огромную вину за трагедию в Гидрозии, за потерю почти десяти тысяч человек, за страдания этого проклятого предприятия. Что он не предусмотрел, что не сделал из того, что мог? Удача, казалось, отвернулась от него, а потерять удачу для вождя пострашней, чем потерять мужество. Хотя он не показывал этого, развал и беспорядки, которые он увидел по возвращению, добили его окончательно. Не только лицемерные персы обманули его доверие, но и свои — соратники и товарищи! Значит, это его ошибка: он дал власть людям, которые не смогли противостоять ее соблазнам! Кому доверять? Кого оставлять с дальних сатрапиях? В Индии пришлось оставить Филиппа. Как тот не хотел, как они плакали оба, как будто чувствовали, что не свидятся больше[48]. «Выручай, друг!» — все, что мог сказать ему Александр. Жизнь — не что иное, как сплошные прощания и потери… Поэтому, когда произошло счастливое воссоединение с Неархом и флотом, все вздохнули с облегчением, и Александр воспрял духом.

Неарх поведал о своих морских приключениях. Тяжелые волны прибоя, приливы и отливы, подводные рифы пугали эллинов, не знавших плавания в открытом море. Земли, мимо которых они проплывали, были суровы и пустынны. Лишь в Кокале они смогли пополнить запасы еды и воды из складов, подготовленных Александром. Там же они встретились с Леоннатом, оставленным Александром для усмирения племен оритов. Много страха натерпелись македонцы, встретив морских чудовищ, огромные тела которых, облепленные ракушками, испускали фонтаны воды. Киты не встречались во Внутреннем море, зато были хорошо известны прибрежным местным жителям ихтиофагам, которые строили из китовых ребер жилища. У одного из диких племен македонцы пополнили запасы продовольствия, но есть их коз не смогли, так их мясо пропахлось рыбой, которой их кормили. Отвращение победило голод. О наземной армии Александра они ничего не слышали и тоже решили, что она поглощена песками. Подплыв к Гармозию, они увидели, наконец, поля и сады, означавшие конец их существованию впроголодь. А потом разъезды царя нашли Неарха, и его эпопея благополучно завершилась.