Ольга Эрлер - Александр Македонский и Таис. Верность прекрасной гетеры

• Название: Александр Македонский и Таис. Верность прекрасной гетеры
• Автор: Ольга Эрлер
• Издательство: Астрель
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-7390-2343-8, 978-5-271-23743-0, 978-985-16-7079-2

Имя Александра Македонского до сих пор волнует человечество. О нем пишут книги и снимают фильмы.

В романе Ольги Эрлер Александр предстает не только как великий царь, но и как человек, способный на искреннюю преданную дружбу и любовь. Два важнейших в его жизни человека — друг детства Гефестион и прекрасная гетера Таис — остаются рядом с ним, несмотря на жгучую ревность одного и двусмысленное положение другой.

Читатель вместе с героями снова переживает знакомые с детства по учебникам истории великие сражения, проходит тяжелый, но незабываемый путь через всю ойкумену — Египет, Вавилонию, Персию, Среднюю Азию, Индию. На его глазах происходят важнейшие события в жизни Александра: победа над царем Дарием, строительство Александрии, заговор ближайших соратников, убийство Александром друга Клита, женитьба на узбечке Роксане, мятеж измученной армии и тяжелейшее ранение в Индии, драматическое возвращение македонцев через пустыню, смерть Гефестиона…

Любовь Таис выдерживает все испытания, и оборвать ее может только смерть.

_{(От издательства.)}

---

— Ну, что ж, смейся, Александр, — сказал он сам себе и усмехнулся.

О, нет, друзья, кишка тонка, вы меня не перешибете. Вы — нет! И победа будет за мной. Как всегда!

На этом он закончил свои невеселые размышления, ибо они ему надоели. Хотя ему самому все уже стало ясно, его «баранам» еще требовалось время, чтобы осознать произошедшее и прийти к пониманию того, что надо делать.

Не надоедали и всегда были приятны мысли — палочки-выручалочки — о Гефестионе или Таис. Итак, выручайте!

…Гефестион, чудо и тайна мироздания… Застывшие глаза без зрачков, вторые зубы наверху немного под углом к остальным, странное сочетание растерянности и флегматичного спокойствия на безумно красивом лице. Чудо и тайна мироздания. Любовь, от которой умираешь и без которой — умрешь… А кроме того, — плечо, на которое всегда можно опереться, и щит, который всегда прикроет в бою.

Когда решали о судьбе Пармениона, именно Гефестион высказался, что убить его должен Полидамант, лучший друг Пармениона. «Александр, ты должен поручить это Полидаманту, — твердо произнес Гефестион, даже не взглянув на Александра, в этом не было нужды. — Мы все так думаем. Это необходимо. Мы не хотим междоусобицы. Она уничтожит нас всех». Они действительно ни о чем не сговаривались. Гефестион взял это на себя, зная, как трудно будет произнести эти страшные слова Александру. Разделил преступление.

А произносить и делать разные страшные вещи Александру приходилось достаточно… В такие минуты Александр завидовал доле простого македонского парня, который ходит на охоту с собачкой, пасет своих быков на склонах лесистых гор и знать не знает, что высшей целю существования мужчины является клеос — слава.

Да, его палочки-выручалочки, Гефестион и Таис… Великая успокоительница его души и соблазнительница его плоти. Все может понять, вынести, сдержать, все, кроме слез. Хотя он давал для них достаточно поводов. Слезы… Да и Гефестиона Александр уже не мог представить без его ревности, которая несколько раз доводила его до отчаяния, до бешенства. Это как пятна на божественной луне… Как же ему повезло с ними!

Он достал бумагу и написал две записки одинакового содержания: «Кого не коснулся Эрос, прозябает в безвестности. Раньше в моей любви к тебе преобладала страсть, теперь — нежность. Раньше я испытывал восторг от того, что ты со мной, теперь — благодарность. Спасибо за мою жизнь».

Царь позвал Багоя. «Отнеси госпоже Таис и хилиарху Гефестиону, да так, чтобы тебя никто не видел и не слышал». Багой понимающе взглянул на хозяина глазами Гефестиона, улыбнулся улыбкой Таис и бесшумно удалился в ночь.

На третий день Александр призвал к себе персов, имевших ранг родственников, и высшие иранские чины. Он обсуждал с ними план создания чисто иранского войска, в котором командные посты всех уровней займут персы. Слухи об этом молниеносно распространились среди растерянных, таких смелых еще три дня назад македонцев.

Шум собравшейся перед царским шатром толпы нарастал, а люди, раскаявшиеся и молящие о прощении, все пребывали. Они бросали наземь свое оружие в знак того, что пришли просить, обещали выдать всех зачинщиков, умоляли Александра выйти к ним и выслушать их речи. Александр не торопился, он знал, что победил, и заставил их прождать несколько часов.

Пусть прочувствуют и хорошенько запомнят.

Дети, жестокие, неразумные, неблагодарные. Только один раз он уступил им — тогда на Гифасисе, когда они отказались следовать за ним в глубь Индии, на край ойкумены. Пусть они дошли до другого — южного края ойкумены, до Великого моря. Но Александр не забыл своего разочарования и решил никогда не предавать своих идей и не отступаться от намерений, ни у кого не идти на поводу и не покоряться ни обстоятельствам, ни стихиям, ни тем более своим «безмозглым баранам». Пусть прочувствуют, пусть осознают.

Наконец он вышел с ледяным лицом. Тотчас установилась тишина, и люди рухнули на колени перед ним. Залитые слезами понурые лица его поседевших в сражениях воинов, изуродованные шрамами, знакомые до мелочей за столько лет совместных невзгод, походов, побед — лица его людей расплылись в его глазах, и он понял, что плачет вместе и ними.

Каллин — старый заслуженный вояка из конницы гетайров, заговорил от имени всех:

— Государь, македонцев огорчает то, что ты породнился с некоторыми персами. Персы зовутся «родственниками» Александра и целуют тебя. Из македонян же никто не вкусил этой чести.

— Отныне вы все — мои родственники, вы — мои братья.

«Вы — мои дети», — добавил он про себя и понял, что именно так и обстоят дела. Это его неразумные, провинившиеся и раскаявшиеся дети. Они хотят любви, внимания, уважения к себе. Отсюда — их ревность, резкие слова, бунт. А всем необходима любовь. Это — обнадеживает.

Он подставил щеку для поцелуя Каллину, протянул руки навстречу обрадованным таким исходом дела недавним бунтовщикам. В сердечном порыве они кинулись целовать своего царя, своего отца, пусть они сами были вдвое старше его, своего благодетеля — строгого, не всегда понятного, но, как оказалось, любящего их. Это была хорошая минута, очень.

Так, благословляя богов, с пением пэанов (гимнов) воины вернулись в лагерь.

Гора свалилась с плеч Александра. Тиски, державшие сердце, раскрылись, и он смог продохнуть. Александр вышел из неприятной ситуации, не сделав ни одной уступки. Слава богам и слава… любви. Это радостное событие стоило того, чтобы отметить его по достоинству. И Александр устроил праздник «примирения». Он отличался от других с их весельем, развлечениями, так как был задуман как серьезное, религиозное торжество в честь новой армии и нового государства.

Наряду с македонцами, сидевшими с ним за одним столом, в нем принимали участие персы и прочие азиаты. Все черпали из одного кратера — совершали возлияния не только олимпийским богам и Амону, но и Ахура-Мазде, Митре и остальным важным персидским богам. Маги совершали свои обряды наравне с эллинскими жрецами. Все вместе молились об одном: о ниспослании благ, согласия и единства македонцам и персам. Пение религиозных гимнов сменялось речами с пожеланием ветеранам долгой и счастливой жизни на родине, в кругу семей. Ветераны желали остающимся новых свершений и успехов. Александр обещал воспитать детей ветеранов и азиаток в македонском духе, а когда они станут воинами, привести их в Македонию и воссоединить с отцами.

Отвести ветеранов в Македонию поручалось верному соратнику Кратеру. Он должен будет сменить Антипатра, принять наместничество в Македонии, Фракии и Фессалии и охрану эллинской свободы. Антипатру же вменялось в обязанность привести Александру пополнение из Македонии взамен ветеранам. Хотя царь, вопреки всем наветам матери Олимпиады был уверен в лояльности Антипатра, он посчитал, что 10 лет вдали от двора — критический срок, и настало время Антипатру и его клану перебраться ближе к нему и сменить род деятельности.

Сейчас же пили и молили богов о сохранении «комонои» и «хомонойи» — партнерства и мира между народами. За то, чтобы все люди стали братьями и вели себя, как братья, — дети одного бога. Александр уже давно убедился, что боги разных народов по сути одни, только называются по-разному. Да и люди по своей натуре везде одинаковые. Его мечтой, именно мечтой, было доказать, что общего, объединяющего в людях больше, чем разъединяющего. Как заразить их своей мечтой — об одном народе в рамках единой империи? Эта долгая и трудная битва еще только начиналась. Хватит ли ему времени и сил выиграть ее?

Глава 19 Гефестион. Лето — зима 324 г. до н. э.

— Зачем тебе апофеоз, божественные почести? — недоумевал Гефестион.

— Это в интересах империи. Я знаю, откуда мои силы, что терзает меня и гонит к горизонту с тех пор, как я начал что-то осознавать в жизни. Я все про себя знаю. И это признание надо им, а не мне, — ответил Александр.

— Египет, Персия — у них эта традиция в крови. Да и в Элладе человек, который добился необыкновенных успехов, удостаивается божественных почестей — священного участка, храма или статуи, венка. Тот же Лисандр принял божественные почести от ионийских олигархов за помощь Фасосу. А куда Лисандру до тебя?! Хотя афиняне, спартанцы начнут язвить. Им только дай повод.

— Как правильно говорит Сисигамбис: собака лает, караван идет. Увидишь, все будет по-моему. Афиняне — единственные недовольные моим указом о возвращении изгнанников, ибо по нему они теряют Самос. Изгнанные самосцы вернутся на родину и будут претендовать на свою собственность, которая сейчас принадлежит афинским клерухам (переселенцам). Так что афиняне скоро пришлют посольство просить, чтоб я сделал для них исключение. Неужели Самос не стоит моей статуи или алтаря? Стоит. Кроме того, на деле о пропавшем в Афинах золоте Гарпала — моем золоте, погорели многие политики и стратега. Того же Демосфена будут подозревать в его присвоении[50]. Скандала не избежать. И еще больших неприятностей они не захотят. А несмешки тех же спартанцев меня не смущают. Значит, есть чему завидовать. Зависть врагов, в отличие от похвалы друзей, заслуживает полного доверия.