Алексей Толстой - Том 10. Публицистика

• Название: Том 10. Публицистика
• Автор: Алексей Толстой
• Издательство: Государственное издательство художественной литературы
• Жанр: Публицистика
• Год: 1958

В десятом томе представлены публицистические произведения автора, а также последний цикл рассказов Рассказы Ивана Сударева.

http://ruslit.traumlibrary.net

---

Слишком много было отдано в истории литературы и в преподавании ее «лишним людям», чеховским людям, — так много, что немцы широко использовали для пропаганды против нас этот мотив, стремясь представить русского человека как лишнего человека.

Правда, сила классической русской литературы XIX века состояла как раз в том, что, изображая униженного и оскорбленного, она внушала читателю необходимость революционного выхода, говорила ему: «Человек создан для счастья, как птица для полета», и, наконец: «Человек, это звучит гордо!»

На гребне классической литературы стоит огромная фигура Льва Толстого. Он весь — из противоречий, потому что он всей обнаженной совестью дышит противоречиями своего времени. Он готов сам пожирать самого себя. Его мощь, как у Антея — земля, народ, неугасаемая нравственная сила народа. После Льва Толстого литература переваливает через хребет и клонится к упадку. Лев Толстой пишет Н. Страхову: «После Пушкина, Лермонтова, Гоголя одна линия нашей литературы пришла совсем в упадок, другая пошла в народ, ушла под землю и выплывет, бог даст… Счастливы те, кто будет участвовать в выплывании».

Лев Толстой ушел под землю, как Вий, опустив сердитые веки. С ироническим вздохом ушел Чехов. В тоске ожидания грозного возмездия томился Александр Блок, чтобы спеть «Скифы» и «Двенадцать» и уйти раньше времени. Классический период критического реализма завершился. Оставалась одна фигура — Горького, и он шагнул в будущее, чтобы начать собою новый период советской литературы.

Горький — на рубеже двух эпох. Он — живой мост между нашим классическим наследием и нами. Горький пришел в литературу как посланец революции, пришел, чтобы «не соглашаться со свинцовыми мерзостями жизни» и победить их. Опираясь на марксизм, на беседы с Лениным, на знание народной жизни, на свой жизненный опыт, он создал поэзию воинствующего гуманизма. И этот гуманизм стал знаменем советской литературы.

В классический русский реализм Горький внес те новые революционно-романтические элементы, которые в советской литературе развились в целое направление социалистического реализма.

На съезде писателей в 1934 году Горький сказал: «Мы накануне катастрофы, фашизм готовит новую всемирную бойню…» И далее, как бы предвидя наши дни: «Мы вступаем в эпоху, полную величайшего трагизма, и мы должны готовиться, учиться преображать этот трагизм в тех совершенных формах, как умели изображать его древние трагики… История призвала нас на беспощадную борьбу со старым миром».

Горький выпестовал, а затем и повел советскую литературу по пути раскрытия общечеловеческого смысла тех глубоких общественных и экономических процессов, которые начинались с бывшей Российской империи — всерьез и надолго.

Именно это — общечеловеческий нравственный и исторический смысл всего советского строительства, — как единственного пути развития общества, — и было той новизной и тем преимуществом, которые внесла советская литература в сокровищницу мировой литературы. То, что удалось советским людям завоевать и построить, те человеческие качества, которые советские люди при этом обнаружили, те идеи, которые их вдохновляли в упорстве построения нового общества, — все это послужило советским писателям материалом, сюжетом, идеей их произведений.

Пусть иные из них были слишком прямолинейны, схематичны, иные вместо пера вооружены дубиной, другие не выдержали критики времени, — во всех них отражено биение неповторимых эпох: гражданской войны, строительства пятилеток, борьбы за бесклассовое общество, эпох, которые поучительны для всего человечества.

Советская литература не только ставит вопросы о судьбах и путях человека: «что делать?» и «кто виноват?», как это ставила литература классическая, но отвечает на эти вопросы, отвечает с тем мужеством, какое она подслушала в грохоте народного строительства. Она охотно показывает моменты нравственного перерождения человека при соприкосновении его с обществом, строящим справедливость.

Типический герой советской литературы — это человек идеи и действия, раскрывающийся через историческое дело своего народа. Дело так велико, что нередко герой повествования скрывается за очертаниями строительства, и истинным героем становится завод, город, плотина, рудник…

У героя советской литературы, не в пример классическим героям, мало рефлексии, самоанализа, — это пионер новой земли, у него засучены рукава, у него грубый голос, он немногословен, он знает, куда ему идти и что делать. Его портрет часто написан поверхностно и не углубленно. До глубокого человеческого портрета советская литература дойдет только в дни этой войны, пораженная и переволнованная высотой нравственного духа двадцати восьми гвардейцев, комсомолки Зои и десятков и сотен тысяч подобных им героев, сынов народа.

Русская литература человечна, как никакая другая из литератур. Но гуманизм классической литературы принципиально отличен от гуманизма советской. Там — жалость, боль за человека, сострадание к нему. Тут — реальная действенная борьба за построение условий человеческого счастья. Там — человечность психологическая. Тут — человечность историческая, определяемая самим содержанием народных идеалов и устремлений. Там — человек — предмет психологической вивисекции, здесь — исторический человек.

И недаром в советской литературе так широко развивается исторический роман, чего нет в литературе классической. Там говорили о мессианстве русского народа и часто скрашивали эти туманные идеи дебелым крепостничеством и черносотенством. Тут, в живой действительности, советский писатель увидел исторически обусловленный, подлинный народный русский характер, в наши дни развертывающийся в небывалых самоотверженных подвигах строительства и кровавой борьбы с фашизмом и впервые, как колокол града Китежа, зазвучали в советской литературе слова: святая Родина.

Весь опыт литературы прошлого века почти не дал нам художественного опыта, традиций и стиля для изображения оптимистической, жизнеутверждающей силы, вошедшей в жизнь, чтобы преобразовать ее.

Не имея предшествующего опыта, советская литература ищет форм и стиля жизнеутверждающего реализма. В ней еще много ненайденного и незрелого. Стиль и формы более благоприятно развиваются в периоды затишья, некоей стабилизации, в отстое жизни. У нас нет затишья. Наше двадцатипятилетие — это стремительное движение вперед, в упорной борьбе, в вечном преодолении. Отсюда — еще незрелый почерк многих наших писателей, их прямолинейность, часто в ущерб многосторонности и роскоши стиля.

Социалистическая идейность — первое принципиальное и главное завоевание нашей литературы. Второе ее завоевание — народность. Советская литература, как целое, не сразу овладела этой величайшей для каждого писателя возможностью — говорить с народом и быть понятным народу. С этой стороны поучительны некоторые моменты истории литературы истекшего двадцатипятилетия. Ее развитие, в основном, прошло два этапа, соответствующих двум большим этапам в развитии нашей страны. Первый этап: от Октября до того года, который был назван Сталиным «годом великого перелома». Второй — от начала тридцатых годов до Отечественной войны. В наши дни, как я уже сказал, начинается новый этап советской литературы.

От Октября до года великого перелома в стране практически еще не был решен вопрос «кто кого?», внутри общества шла борьба социалистических и капиталистических элементов, борьба за направление, за содержание революционного процесса. Все это отражалось на идеях, темах, сюжетах и стиле литературы.

С тридцатых годов начинает определяться новое, социалистическое общество. Страна — в напряжении строительства пятилеток. Литература стремится отразить эти новые общественные процессы. Борьба кружков и направлений, характерных для предшествующего периода, кончается, уступая место идейному сплочению, которое иногда принимает нежелательный характер общей нивелировки. Выбор тем, манера изложения, отношение к предмету, человеку, — все, что мы называем стилем, — подчиняется целеустремленности строительства, происходящего в стране. Литература окрашивается патетикой времени и стремится к познанию и отражению действительности. Расцветает очерк, и нередко реализм подходит к опасной грани натурализма.

Внутри первого этапа или периода можно выделить некоторые литературные циклы. Это, прежде всего, годы гражданской войны, затем — нэпа.

Октябрь застал русскую литературу, в лице эпигонов великого века, в упадке и разложении. За небольшими исключениями, за исключением Горького, она была далекой от народа и чуждой ему. Были порваны последние нити, связывающие ее с освободительными традициями XIX века. Война 1914 года беспощадно продемонстрировала это падение, когда какой-нибудь эстет, поэт Игорь Северянин, выстреливал в пустоту фразой: «И если в грозный час таинственный падет последний исполин, тогда ваш нежный, ваш единственный, я поведу вас на Берлин…». — Самой низкопробной халтурой, вроде: «С крестом в груди, с железом в сердце» — Муйжеля и сотен других сочинителей, наполнены были страницы журналов и газет. Чтобы стать понятной воюющему народу, литература первой мировой войны спустилась со своей башни и, торопливо загримировавшись под патриота, загаерничала, засюсюкала, запричитала на все фальшивые голоса. Народ не принял и злобно оттолкнул от себя эту шутиху — барскую барыню.