Джимми Баффетт - Соленый клочок суши

• Название: Соленый клочок суши
• Автор: Джимми Баффетт
• Издательство: ЭКСМО
• Жанр: Современная проза
• Год: 2006
• ISBN: 5-699-20069-X

Спасаясь от гнева хозяйки пуделиного ранчо, чей массажный стол он метнул в венецианское окно, ковбой из Вайоминга Талли Марс и его верный конь Мистер Твен оказываются на Карибах. Но по его следам идут охотники за головами, нанятые кандидатом в Конгресс, чьи садомазохистские забавы с литовским кинорежиссером едва не попали на страницы газет.

Начинается новая жизнь на соленых клочках суши. Талли Марс успевает подружиться с майянским шаманом, помешанным на цифровой технике, великим кантри-певцом и посланцем бога, совершающим кругосветный вояж на розовом гидроплане, звездой кубинского бейсбола и ветераном Второй мировой войны, который ненавидит Диснейленд. Подцепить на одном пляже девушку неземной красоты и провести с нею ночь, а на другом – столетнюю старуху и провести с нею остаток ее дней, разбиваясь в лепешку ради поисков таинственной «линзы Френеля»…

Впервые на русском языке – роман знаменитого кантри-музыканта Джимми Баффетта «Соленый клочок суши». Теперь под его музыку можно не только танцевать.

---

Переместить «Лукрецию» – 142-футовую шхуну с двумя мачтами более 100 футов высотой и 11 000 квадратных футов парусности – из одного места в другое – это что-то новенькое. С таким я еще не сталкивался. Я приготовился наблюдать со стороны, дабы не путаться под ногами.

Как только мы пришвартовались, Соломон и Клеопатра поднялись на борт, а к нам спустились двое матросов и прицепили тендер к шлюпбалкам, висевшим за кормой.

– Мистер Марс, – крикнула Клеопатра. – Ваше место наверху, у штурвала. Поторопитесь.

Я передал по рации, чтобы Гектор не гасил факелы, пока я не скажу, и перебрался из шлюпки к штурвалу «Лукреции».

Не успел я туда добраться, как на судне воцарилась непривычная тишина. Грот и фок были распущены и готовы к поднятию. Большая часть команды стояла рядом и держала фалы, которые с минуту на минуту поднимут эти гигантские куски парусины. Несколько человек суетились вокруг капитана, готовясь поднять якорь в ту же секунду, как от штурвала донесется приказ.

Высоко на такелаже раздавался скрип и стоны. Корабль оживал. Большой американский флаг, развевающийся на гафеле грот-мачты, показывал, что бриз по-прежнему дул с юго-востока и начинал крепчать. Узкая полоска розового неба подсвечивала пушистые серые облака на востоке.

– Мистер Марс, могу я отвезти вас домой? – спросила Клеопатра.

– Есть, капитан, – сказал я.

– Не одолжите мне на секундочку вашу рацию?

Она взяла у меня рацию, вызвала Гектора в башне и объяснила, что сейчас произойдет. Гектор взволнованно ответил, что готов.

– Мистер Соломон, пусть Роберто заберется на мачту и прихватит с собой очки ночного видения. Мы поднимем грот, кливер, фок и фок-стаксель – в этом порядке. Как только все будет готово, возьмем курс на риф и пройдем по каналу майя до рассвета.

– Есть, капитан, – ответил Соломон и зычным голосом повторил команду Клеопатры, прибавив: – Навались, лукречане!

Судно пробудилось. Якорь подняли, и шхуну развернули против ветра. Роберто быстро карабкался вверх по такелажу. Поставили паруса. Они заполонили собой небо и скрыли утренние звезды. Несколько секунд они вяло подрагивали на ветру, но стоило Клеопатре отдать приказ «лево руля», как они надулись и распрямились. Шкоты и брасы подтянуты, лебедки защелкнуты. То тут, то там раздавались непонятные мне слова. Те, для кого эти непонятные слова были приказами, мгновенно их выполняли. Я почувствовал, как смещается вес моего тела – судно мягко накренилось на левый борт, и пейзаж начал меняться. Мы двигались.

Небо посветлело, мы развернулись и пошли обратно на север. Только сейчас я понял, что имела в виду Клеопатра, когда приказала третьему помощнику поставить отметки. На волнах подпрыгивали три пары флуоресцентных буйков, отмечая полосу глубокой воды.

Заметив, как я вытаращился на буйки, Клеопатра улыбнулась и сказала:

– Просто для подстраховки, мистер Марс. Вдруг Гектор замечтается о старых добрых шестидесятых.

Под бдительным надзором капитана Соломон поставил корабль в двух сотнях ярдов от берега.

– Разверните по курсу ноль-шесть-пять, мистер Соломон.

Я крутанул штурвал, и шхуна мгновенно начала поворачивать. Как только мы взяли курс, скорость ветра почти сразу увеличилась на десять узлов.

Я теребил в руках раковину Листера и смотрел на Клеопатру. Все ее ощущения и инстинкты сосредоточились на шхуне. Она смотрела то на небо, то на море, то на свет в башне.

– Сейчас стояние прилива, мистер Соломон. Течение слабое, ветер усиливается. Думаю, мы можем обойтись кливер-топселем и шпринтовым парусом.

По команде два паруса взмыли вверх, безупречно вписавшись в такелаж, словно кусочки мозаики. Шхуна накренилась еще больше, и я схватился за скамью справа, чтобы не упасть.

– Не волнуйтесь, мистер Марс. Она умеет носить паруса.

Корабль как бы сокращался, словно гигантская мышца. Он то вздымался на гребне волны, то падал вниз. Вода с шумом прокатывалась по корпусу. За кормой тянулся гладкий след.

– Девять узлов под килем, – сообщил Соломон.

– Мы идем галсом и рассекаем канал надвое. Я уже вижу глубокую воду впереди. Вот такой и должна быть первая поездка. Ослабьте грот.

Я взглянул на башню. Освещенные окна были выстроены в линию, точь-в-точь как тогда, в тендере, но теперь, кроме света, из башни лилось еще кое-что. Над водой бриз нес музыку из магнитофона Гектора, и «Лукреция», казалось, мчалась не только на волнах. Будто песня подгоняла ее вперед. Команда гарифуна мгновенно почувствовала это и начала отстукивать ладонями ритм на палубе, мачтах и рангоутах. А я начал подпевать Джимми Хендриксу:

А будет ветер помнить хоть когда-то
Те имена, что в прошлом он шептал?
И вот с клюкой своей, сей мудрый старец
Так тихо скажет: «Твой черед настал…»[85]

Юнги из Америки дружно подхватили припев, и в следующий такт гарифуна, потомки рабов, индейцев и пиратов, полили этот психоделический пирог собственной глазурью. Пока мы все пели «Ветер плачет: „Мэри…“», шхуна плыла подревней тропе майя. Под гитару Джимми Хендрикса мы шли мимо буйков, расставленных Клеопатрой, прочь из канала на глубокую, глубокую воду.

– Двенадцать узлов, – выкрикнул мистер Соломон.

– Ведите ее, мистер Марс. Это ваш канал, – приказала Клеопатра.

Я испугался, но сейчас явно не место и не время вежливо отказываться. Это было не приглашение, но приказ. Иногда ты просто должен встать на базу.

Я вручил Клеопатре свою раковину и принял штурвал.

– Откуда у тебя раковина Листера? – спросила она. – Я их не видела с тех пор, как последний раз была в Калькутте.

Я взглянул на девяносто футов палубы впереди – палубы шхуны, мчащейся через узкий канал, освещенный вычислениями майя, которые, хочется верить, проведут нас через коралловый риф. Нет, сейчас явно не время для рассказа про Джонни Красную Пыль.

– Потом расскажу, – сказал я.

– Насколько я понимаю, это талисман, приносящий удачу? – спросила она.

– Да, мэм.

Уголком глаза я видел, как Клеопатра потерла раковину между ладоней.

– Тогда будем надеяться, что удача в ней не кончилась. Просто следи, чтобы бушприт был под прямым углом к горизонту, и не налегай на штурвал.

Я сделал, как сказала Клеопатра. Штурвал оказался удивительно послушным и отвечал на малейшее прикосновение. «Лукреция» знала, куда ей плыть, и я просто составлял ей компанию.

Ветер дул прямо в траверс, паруса изогнулись, и скорость увеличилась до четырнадцати узлов. Держась за штурвал «Лукреции», я вдруг понял, что переживают астронавты в открытом космосе.

Четырнадцать узлов – это немного меньше двадцати миль в час. По меркам суши, на такой скорости разрешено ездить по территории школы. Вроде бы не так уж быстро, но раньше в мире не существовало транспортного средства, способного обогнать ее.

Казалось, прошли секунды с тех пор, как Клеопатра предложила мне взять штурвал. Свет Эль-Кастильо затмили лучи восходящего солнца, и штурман объявил, что от бухты «Потерянные мальчишки» нас отделяет меньше часа пути.

Я так мало времени провел на борту «Лукреции»… Меньше суток прошло с тех пор, как я покинул «Потерянных мальчишек», но я будто успел слетать на луну и обратно. Как астронавты, я не хотел возвращаться домой. Но у меня не было выбора.

Я оставался за штурвалом. Мы шли параллельно берегу точно на юг. Одной рукой я вел судно, другой держал свой завтрак – сэндвич с яйцом. Соленый воздух и брызги прояснили голову. И я решил, что не стану горевать по Донне Кей, а буду с теплотой вспоминать, как нам было хорошо вместе. Я не забуду нашего прошлого, но и сожалеть о нем незачем. Я извлек из всего этого хороший урок. С сегодняшнего дня начну учиться общению и перестану избегать отношений… Из-за штурвала «Лукреции» будущее казалось многообещающим и безоблачным. Вчера утром я сбросил шкуру жертвы в той луже грязи и попал с пляжа на этот корабль. Я расплылся в улыбке. Подумать только, я не просто был на шхуне, я управлял ею!

Но вечеринка подходила к концу. В поле зрения показался Пунта-Альен, и мистер Соломон приказал взять лево руля на несколько градусов. Я повернул штурвал.

Клеопатра прислала из кубрика записку, в которой просила меня спуститься. Соломон принял штурвал, и я сошел по трапу. Из дверей камбуза на меня пахнуло ароматами жареного лука и бекона.

Клеопатра сидела за столом под фотографией броненосца «Мэн» и что-то писала в толстом журнале.

Я постучал в открытую дверь.

– Вы хотели меня видеть, капитан?

– Входите, мистер Марс, присаживайтесь. – Она повернулась ко мне. – Что ж, у меня для вас хорошие новости, сэр. Я связалась с доктором Уокером. Он именно там, где вы сказали – на Отмели Полумесяца. – Клеопатра закурила кубинскую сигару и, сделав несколько долгожданных затяжек, расхохоталась. – Он не мог поверить, что мы провели «Лукрецию» по каналу майя.