Велиар Архипов - Эротические страницы из жизни Фролова

• Название: Эротические страницы из жизни Фролова
• Автор: Велиар Архипов
• Жанр: Эротика

---

‒ Ты случайно не знаешь, где бывают тельняшки?

Валентин не понял вопроса, удивленно посмотрел на него.

‒ Я имею в виду обыкновенные матросские тельняшки. Можно вообще в городе достать?

‒ Зачем? ‒ все еще не понимал Валентин.

‒ Для сына. Он у меня бредит морем.

Валентин круто подал вправо и остановился у бордюра. Спешно достал с заднего сидения кейс и вытащил оттуда толстую потертую записную книжку. Стал рыться в ее страницах.

‒ Сейчас, сейчас, ‒ суетился он, выискивая нужный номер телефона. Затем достал с пояса мобильник и позвонил, объясняя туда содержание вдруг появившейся проблемы. Потом позвонил по другому номеру. Потом еще. И так раз десять, каждый раз повторяя одно и то же.

Виктору стало неловко и он сказал об этом. А тот не обращал внимания, поглощенный поставленной перед собой задачей. Пока, наконец, не сказал обрадовано:

‒ Все. Порядок. Едем.

И рванул вперед, перестраиваясь в крайний левый ряд для поворота в сторону, противоположную их первоначальному направлению. Минут через десять, остановившись в каком-то незнакомом переулке, он вышел из машины и нырнул в двери полуподвального помещения, ‒ не то какой-то мастерской, не то склада, не то задрипанного магазинчика. И еще через пять минут вышел со свертком, который вручил Виктору.

Все, как доктор попросил ‒ настоящая тельняшка, даже две, почти в самый раз на Сережку. Ну, может самую малость великоваты будут, но это уже мелочи. Нет, это даже хорошо ‒ тот последнее время быстро расти начал.

Естественно, денег Валентин не взял.

А еще через четверть часа Виктор был уже дома.

Сережкиной радости не было предела. Вначале он аж застыл от неожиданности, словно увидел перед собою невообразимое сокровище. Но потом быстро пришел в себя, спешно натянул один из символов моря на тело и бегом к трюмо. И не снимал до вечера, то и дело как бы нечаянно проходя мимо зеркала в прихожей. Или мимо трельяжа в большой комнате, где было еще виднее ‒ даже со спины.

‒ Ну что, вылечил? ‒ спросила Ирина, как только они уединились.

‒ Не знаю. Может быть. Очень даже может быть.

И рассказал все о неожиданном визите. В том числе и о своих странных ощущениях ‒ и по отношению к Флоре, и по отношению к ее сынишке.

‒ Самка… ‒ задумчиво повторила за ним жена. ‒ А я не самка?

‒ Нет. Ты ‒ моя часть. Моя женская половина. А она совсем другая. Отдельная от всех.

‒ Я тоже отдельная от всех. Кроме тебя. Совершенно отдельная. Не веришь?

‒ Верю.

Они еще долго говорили о Флоре, ее муже и сынишке. И Ирина почему-то больше не иронизировала по ее поводу. Совсем наоборот.

А вечером, укладываясь в постель, они взяли к себе Сережку. Уложили его между собой и долго беседовали на самые разные, интересные ему темы. Говорили, как равные с равным, не позволяя себе ни тени превосходства или назидательности. Разве что само собою получалось так, что он слушал их, как более знающих и более опытных в разных житейских делах. И не только житейских.

Потому и задавал им вопрос за вопросом. Будто долго копил их специально для этого вечера. Самых разных. Даже тех, какие в другой обстановке никогда не задал бы:

‒ Ма, а ты меня грудью кормила?

‒ Конечно, сынок. До семи месяцев. А потом ты сам бросил. Соска почему-то больше понравилась.

‒ И совсем не поэтому, ‒ поправил ее отец, давая понять сыну, что тот затронул их давний спор, ‒ просто он хотел поберечь твою грудь, чтобы она оставалась такой, какою и до него была ‒ круглой, упругой и самой красивой во всем мире.

‒ А почему я этого не помню?

‒ Потому что совсем маленьким был, ‒ предположила мать.

‒ Это, к сожалению, все забывают, ‒ добавил отец. ‒ И я тоже не помню.

‒ Почему?

‒ Не знаю, ‒ признался он. ‒ Мы многое почему-то забываем. Особенно о мамах. Много всего такого, что на самом деле обязаны были бы помнить всю свою жизнь.

‒ А я не забуду.

И он, совсем не стесняясь, положил голову щекою на почти совсем оголившуюся от ночной рубашки мамину грудь. Вряд ли он понял, что мама именно так лежала, чтобы ему было удобно это сделать. А может и понял ‒ и потому так и сделал…

‒ Ты же сказал, что уже забыл.

‒ Но вы же напомнили. И я уже почти что вспомнил…

9. Его Всевеличие Эрос, Бог Наслаждения и Бессмертия

В понедельник Ирина позвонила от Пашки и как бы соврала, что находится у подруги и задержится у нее до вечера. А о том, что она звонит именно от Пашки, и что у нее в общем-то все в порядке, Виктор должен был определить по имени этой самой подруги. Такая вот незамысловатая конспирация.

Весь вечер Виктор прислушивался к своим ощущениям. Но ничего не прислышал. Почти ничего. Так ‒ легкие мимолетные всплески далеких Иркиных эмоций. Да и те он скорее сам придумал, чем ощутил ‒ так ему показалось.

Он недоумевал. Неужели он потерял способность ее чувствовать? Или она каким-то образом от него закрылась?

Нет. У нее не было причин от него закрываться, даже если бы она умела это делать. И свои способности он потерять не мог, наоборот, он был уверен, что в последние дни они у него еще более обострились.

Значит, ничего и не происходит?

И ревности он почему-то ни капли не чувствовал. Впрочем, ее и заранее не было ‒ это же Пашка…

Ну и что, что Пашка? ‒ спрашивал он сам себя.

И не знал, что ответить. Но ревности так и не ощутил. Может, совсем уже очерствел…

Ну да, с какой это стати? Нет, он никак не очерствел. Совсем наоборот. Совсем-совсем наоборот…

За эти два с половиной месяца самых разных сексуальных неожиданностей он весь проникся совершенно новыми чувствами к своей жене, ‒ очень сильными, всепоглощающими, глубокими и таинственно-загадочными, непредвиденными и ранее им никогда не испытываемыми. Он как бы переступил на новый уровень ее восприятия ‒ одновременно и более высокий, и более глубокий, чем прежний. Да, она стала для него и выше, и глубже, чем была до этого. И еще более загадочной. Будто в ней вот-вот готова была раскрыться ему какая-то удивительная тайна, о которой он и слыхом не слыхивал, и видом не видывал…

Что же они там весь вечер делают? О погоде, что ли, болтают?

Ничего он не чувствовал. Ну ничего. Совсем.

А вот Светланка сразу что-то надыбала. Мгновенно, как только зашла и передала "пламенный привет" от Танечки-Толика. И босоножки не сбросила, а уже что-то поняла. Даже еще не убедившись воочию, что матери нет дома.

Подошла к нему, сжала ладонями его щеки и строго спросила:

‒ Где мама?

‒ Скоро придет, ‒ как можно более индифферентно ответил он, освобождаясь из ее ладоней. ‒ Кушать будешь?

‒ Когда придет, тогда и будем. Сережка звонил?

‒ Нет.

‒ Он у Лены остается. Ее Бориска опять в командировку умотал.

‒ Я знаю. Она звонила.

Она быстро переоделась в домашний халатик.

‒ Слышь, папа. А вам не кажется, что это… слишком?

‒ Что слишком?

‒ Ну это. С мамой.

Что за ребенок, в самом деле! Как же им дальше с нею жить? Она что, насквозь их видит, что ли?

‒ А что с мамой? Что ты такое придумала?

‒ Ничего не придумала. У тебя на физиономии все нарисовано. Яркими красками супружеской жизни.

Да. Развеселила. Но он совершенно искренне отреагировал не ее смешные слова:

‒ Не выдумывай. Ничего там не нарисовано.

‒ Хочешь, я проведу с нею воспитательную работу?

‒ Никакой такой работы не требуется.

‒ Это… тот самый?

‒ Нет. Она к Пашутину зашла. Просто так. Не для того, о чем ты подумала.

‒ Почему же ты тогда такой?

‒ Чудная. Обычный я. Тебе показалось.

‒ Не чудная, а проницательная. Меня только что Толик таким словом похвалил.

‒ Он тебя провожал?

‒ Да. Вместе с Танечкой. Им все равно в магазин нужно было. И он, кстати, вел меня за ручку. А Таня за другую. Я приглашала их зайти к нам, но они постеснялись. А жаль. Как мне себя вести, когда мама придет?

‒ Обыкновенно.

‒ Ловлю тебя на этом слове.

Ирина пришла, когда за окном только-только начали сгущаться сумерки.

Почти обычная. Какою всегда приходит домой после работы.

Тронула кратким поцелуем губы мужа, шепотом уведомив: "Совсем чуть-чуть шампанского", ‒ словно оправдываясь за возможный алкогольный запах, которого на самом деле он и не почувствовал. Вопросительно махнула ресницами в сторону Светкиной двери и получила такой же шепотный ответ: "Читает. Ждет, чтобы вместе поужинать". Ответив так, Виктор еще и жестами добавил: мол, ничего не поделаешь, без тебя не захотела; и поосторожнее с ней ‒ уж очень подозрительно приняла твой визит к Пашке.

Она первым делом направилась к дочери, крикнула в дверь: "Привет! Переодеваюсь ‒ и за ужин". Приглашающе махнула рукой мужу, чтобы зашел с нею в их комнату. Как оказалось ‒ для того, чтобы он видел, как она переодевается. Мол, у меня все в порядке, все на месте, как и было. И трусы при нем на себе заменила ‒ блезирные на обычные трикотажные. И как бы невзначай продемонстрировала нижнюю часть блезирных ‒ мол, сухие и прозрачные, как только из магазина. И потом сразу на кухню, где уже хозяйничала дочь.