Велиар Архипов - Эротические страницы из жизни Фролова

• Название: Эротические страницы из жизни Фролова
• Автор: Велиар Архипов
• Жанр: Эротика

---

Ну и концовочка… Точная, в самую десятку.

‒ Пошли на кухню, пап. Подслушивать нехорошо, ‒ сказала она на ходу, прикрывая за собою дверь.

Он сел на стул, а она влезла верхом на его колени, набросив руки на голые плечи.

‒ Светка! Сядь нормально.

‒ А! ‒ отмахнулась она от него одной короткой буквой. ‒ Никто не видит. Там все нормально, ‒ заметила она его короткий взгляд вниз, ‒ у меня началось, но я стибрила у мамы тампон вместо прокладки. Мне теперь уже можно, запросто протиснулся. И не смотри на меня так. Знаешь, на самом деле дети должны воспитывать своих родителей в том, как те должны их на самом деле воспитывать. Иначе никакого воспитания не получится. Одна мастурбация какая-то и только. Родители же совершенно забывают о том, что на самом деле необходимо детям. Что знать, что уметь, что иметь. Ну не помнят почему-то. Даже вот вы. А другие так вообще. И все навязывают, навязывают, навязывают свое. А на самом деле воспитателем становится улица. А там столько грязи, папа. Вы за своей работой просто этого не видите.

‒ А тебе не кажется, что мы воруем у него будущее? Лишаем ощущения таинственности этого места? Это… Это очень особенная тайна, она очень важна в… юношеской любви.

‒ Папочка, главная тайна любви совсем не в этом. Она… она в той радуге… а не в гениталиях. Да и какая это тайна? Тебе рассказать? Так слушай. Там, на углу, возле киосков, что напротив бывшей стройки, бомжиха крутится. Ей лет тридцать, хотя выглядит как старуха. Она собирает с пацанов по гривне и на стройке, под тем навесом, показывает им свою промежность. Сережка еще прошлым летом видел. Облезлая, говорит, потная, липкая, худая, да еще с какими-то наростами. Она за пятерку дает семи-восьмилетним пацанам всунуть и спустить. И некоторые соглашаются. А ты говоришь, тайна. Слава Богу, Сережка не посмел. У меня спрашивался. И ты думаешь это все? Тебе еще рассказать?

‒ Ты же говорила, что он говорил, что не видел…

‒ Говорил. Что-то, значит, уже соображает. Как ты думаешь, мама сможет ему правильно объяснить?

‒ Наверное.

‒ Вы не бойтесь брать его к себе в постель. И чтобы мама была голая. Он конечно может спустить в трусы. Но он и так спускает. А ты своими словами тоже все рассказывай ему. Чтобы он не раскрывал рот на тупые и грязные бредни… А с его будущей юношеской любовью от этого ничего плохого не станется. Уверяю тебя. Скорее наоборот.

Она хотела еще что-то добавить, но засомневалась. Потом все же решилась:

‒ Ладно, я тебе все-таки еще скажу. У нас девчонка есть, в третьем классе. Вся в золотых серьгах. В смысле ‒ меняет их со дня на неделю. Она в вендиспансере прошлой осенью целую неделю пробыла. Сифилис. Должна была дольше, но отец ее домой выкупил. Я от бабушкиной этой подруги Тамары нечаянно подслушала. Так эта малая стерва предлагала совсем недавно твоему сыну десятку, чтобы он спустил ей в рот. Представляешь? Я ей, скотине, чуть нос не расквасила. Маме только не говори, хорошо? А то я ей еще и носаком в ее поганую щель заехала.

‒ Он и это тебе сказал?

‒ В том то и дело, что нет. Сама узнала. А нужно так, чтобы он спрашивался. Он вам в постели все рассказывать будет. Вот увидите.

Помолчала немного.

‒ Слышь, папа. А почему это все так? Я вот только что ляпнула Сережке, для чего, мол, мамина щелка предназначена, а теперь сама себе думаю: если бы только для рождения ребенка, так у меня бы уже целая армия сестренок и братишек была. Вы же почти каждый день любитесь. Вам все время хочется?

‒ Ну не все время… У нас и других забот полно. Но как увижу ее голенькую, или почти голенькую, так тогда конечно. Ты вот о Сережке говоришь… а я боюсь… что и он тоже…

‒ Ну и что? Он и так хочет.

‒ Маму?

‒ Нет. Не конкретно кого-то. Мне так кажется. Вообще. Да тебе же лучше знать. А если даже и маму, что с того?

‒ Не знаю. Но думаю, что это не очень хорошо.

‒ Почему? Ты же меня вчера… трахнул. И ничего. Видишь, как мы с тобой теперь разговариваем… Раньше я ни за что так не посмела бы. А теперь… Ты для меня теперь как самая… как самый близкий друг. Я думаю, что даже будущий муж не сможет стать ближе. Разве это плохо?

Он не нашел, что ответить. Ушел от вопроса:

‒ Трахнул. Не нравится мне это слово.

‒ Мне тоже. Это из фильмов. А как вы с мамой это называете?

Он совсем растерялся.

‒ Е..? ‒ попыталась она вызвать его на откровенность, произнеся начальный звук всем известного внецензурного слова.

‒ Не надо, доченька. Плохое это слово.

‒ Его все говорят. Я тоже несколько раз говорила с девчатами. Ну а как еще? Давай придумаем свое, а? И никому больше не будем его говорить.

‒ И маме?

‒ Маме скажем. Только у нее с тобой пусть будет другое. Можно я придумаю?

Она сделала вид, что задумалась, а потом тряхнула головой: ладно, мол, потом.

‒ Пап. А ты не помнишь тот день? Ну, когда вы меня зачали. Это было где-то между пятым и двадцать пятым августа.

‒ Тебе мама сказала?

‒ Нет. Я высчитала. Интересно, где и как это было. Какое у вас было настроение и вообще… Сможешь вспомнить? Это же были первые месяцы вашего знакомства. Должно что-то в памяти остаться.

Осталось. Конечно осталось. Все осталось. Только по дням с такой точностью разве вспомнишь? Он начал пытаться вспоминать и договорился до такого, что и с Иркой вслух не произнес бы.

‒ Ладно. Это я вас с мамой сведу, и будете вместе вспоминать. Мне еще вот что интересно: это если бы другой сперматозоид соединился с маминой клеточкой, то уже не я была бы? Их же там сотни тысяч за раз бывает. Так же? И девочки, и мальчики. Как это получилось, что именно я? Почему мое "Я" не в Сережке, а во мне?

‒ Ну ты и философ… Откуда я знаю? Этого вообще никто не знает.

‒ Кто-то должен знать. Представляешь, сколько у мамы во влагалище таких же "Я" переплавало за все ваши годы? Куда они все деваются?

‒ Не знаю…

‒ Да? А я вот знаю.

‒ Ну и куда же?

‒ Вот сюда. И сюда. И аж сюда. В меня они так всосались, что я их прямо по-настоящему ощущаю. Моих сестричек и братиков. Пап, а я смогла бы родить от тебя ребеночка?

‒ Ну и вопросы у тебя!

‒ Так это же наши с тобою вопросы.

‒ Ну не знаю. Говорят, такое бывает. Только дети получаются никудышние.

‒ Да ты не волнуйся! Я тебе ни за что не дам, когда будет опасно.

‒ Ты и в этом волокешь?

‒ Конечно. По этому поводу у девчат столько всяких бумаг… Я у себя уже точно знаю, когда опасно, а когда нет. Термометром проверяла.

‒ Термометром?

‒ Ну да. Вставляешь в попку каждый вечер и смотришь. Так целый месяц. У меня например, так: двенадцать дней после месячных тридцать семь и три, потом три дня тридцать семь и восемь, а потом снова до самых месячных тридцать семь и три. Вот эти три дня и опасные. Плюс-минус три-четыре конечно, а то ваши живчики очень живучие.

‒ Коту под хвост эти расчеты.

Он чуть было не продолжил, но вовремя осекся. Впрочем, она сходу поняла, на чем он осекся:

‒ И-и-и-хх! Вот вы какие! Так вы меня не хотели? Случайно, да? Я случайная?

‒ Что ты несешь? Думай, что говоришь!

‒ Это ты думай. Вы же еще не были женаты. Только что сам сказал, как прятались от Лены.

‒ Я так не говорил. И мы не прятались.

‒ И она разрешала?

Он чуть было не ответил: а мы не спрашивались. Вот чертовка малая! Все вытянет.

‒ Да. Она в первую же нашу близость случайно все узнала. Простыня ей на глаза попалась. С нашей кровью. И сразу перестала заходить, если мы оставались вдвоем.

‒ Класс. Что ты туда посмотрел? Тебе уже хочется, да?

Она прильнула к нему, крепко вцепилась в шею.

‒ Ты когда-нибудь пустишь меня на себя, вот так, как я сейчас сижу… а?

‒ Если будешь хорошо себя вести…

‒ Пап. А можно я буду называть ее для тебя пи??ой?

‒ Что?! Светка, что ты несешь?

‒ Не знаю.

Он попытался отстранить ее от себя, но она вцепилась так крепко, что у него ничего не получилось.

‒ Чтоб больше я этого слова от тебя не слышал.

‒ Хорошо, папочка. Я больше не буду.

‒ Ясонька. Слышишь? Моя ясонька. Ясочка. Ясуня. Ясунчик.

‒ Ясонька? Ясунчик? Класс… ‒ восхитилась она. ‒ Яська. Это ты придумал?

‒ Да.

‒ А кто-нибудь еще знает?

‒ Нет.

‒ А мама?

‒ И мама нет.

‒ Мы ей скажем, да? Но ее так не называй, хорошо? Только мою. Обещай.

‒ Обещаю.

Скрипнула дверь и она резво, но бесшумно соскочила с его колен. Потом другая. Сережка ушел в свою комнату.

‒ Подождем немного, ‒ сказала Светланка. ‒ Хочешь холодного компота?

‒ Давай.

‒ Ой! У меня пропиталось… извини, ‒ и она стала смеяться. ‒ Коту под хвост эти тампоны…

‒ Я пойду к маме.

‒ Подожди! Переодень трусы, они же в крови. Там у тебя в шкафу еще есть точно такие, новые. А эти спрячь там где-нибудь. Я завтра постираю.

Ирка лежала попой вверх совсем голая и не прикрытая, уткнувшись лицом и руками в подушку.