Гарри Гаррисон - 50 х 50

• Название: 50 х 50
• Автор: Гарри Гаррисон
• Издательство: Эксмо
• Жанр: Юмористическая фантастика
• Год: 2009
• ISBN: 978-5-699-03694-3

Гарри Гаррисон опубликовал свой первый научно-фантастический рассказ «Проникший в скалы» в 1950 году. Прошли годы, Гаррисон стал знаменитым писателем, одним из столпов жанра, автором десятков романов и многих сотен рассказов. И вот на пороге нового тысячелетия он собственноручно составил этот сборник из 50 лучших и любимых рассказов — своеобразный отчет о первых 50 годах успешной работы в фантастике.

---

Гарри Гаррисон 50 х 50

ПРЕДИСЛОВИЕ

Говорят, что труднее всего даются первые пятьдесят лет, а дальше жизнь становится гораздо легче. Мне предстоит узнать, так ли это на самом деле.

Осенью 1950 года я продал журналу «Иные миры» свой первый научно-фантастический рассказ «Проникший в скалы». С тех пор и по настоящий момент я ни разу не оглядывался назад. Мне было более чем достаточно смотреть вперед. У меня имелась карьера, которую требовалось сделать, и много-много идей, нуждавшихся в литературном воплощении. Эти пятьдесят лет оказались очень насыщенными. За это время я издал сорок четыре романа, а сорок пятый сейчас находится в производстве. Мои книги переводились на тридцать три языка.

Наступило новое столетие, новое тысячелетие — 2000 год. И пришла пора окинуть взглядом прошлое, начиная с тех лет, когда я только начал писать НФ, понять, что же все-таки сформировало мою жизнь и мою работу.

Как и все писатели моего поколения, я занимался всем на свете, кроме академического обучения писательскому ремеслу. Сначала военная служба, а затем странные занятия, например оператор гидравлического пресса, художник-иллюстратор, художественный редактор, редактор, издатель. Но я был одним из представителей второго поколения писателей-фантастов — поколения, возникшего после Второй мировой войны. Еще продолжали трудиться старики, являвшиеся создателями и созданиями потока журнальной халтуры и сумевшие сохранить свое место и продолжать работу после того, как эта фантастическая халтура начала видоизменяться в то, что сделалось современной научной фантастикой. Послевоенные авторы, к числу которых принадлежу и я, выросли, читая эту макулатуру; она была неотъемлемой частью их жизней. Тот мир ушел и никогда не вернется. Но это был дружественный мир, в котором было тепло жить.

Мы, будущие писатели, читали все, что попадало к нам в руки: книги, учебники, библиотечные книги и даже свежевыпущенные сборники комиксов. Но главным образом мы читали низкопробные журналы. До появления телевидения именно они являлись тем местом, где концентрировалось развлекательное искусство, наилучшим образом подходившее для молодежи, выросшей в годы Великой депрессии. Дети, родившиеся в период Депрессии, не знали лучшего времени. Как и дети пребывающих на стадии каменного века индейцев тропических джунглей, мы знали только один наш, немного жалкий обедневший мир. Это было время бедности и серости; и лишь журнальное чтиво ярко светилось во мгле той социальной ночи: многообещающие пестрые обложки, оглавления, в которых зачастую тоже подразумевалось нечто очень заманчивое. На этих неразрезанных страницах находились и ракетные корабли, и инопланетные пришельцы, и девушки, и приключения, и многое-многое другое. Купив за никель[1] уже прочитанный кем-то журнал, вы могли попасть прямиком в рай.

Несомненно, «Доктор Сэвидж» был великолепен, и такими же были и «Оператор № 5», и «G-8 и Его воздушные асы», и «Тень». Но ничто из этого не могло сравниться с «Удивительными историями» — до тех пор, пока на первый план не вырвалась «Поразительная научная фантастика». До начала Второй мировой войны мы, читатели, писали письма в научно-фантастические журналы и друг другу. Затем мы начали встречаться, создавать клубы и даже провели одну или две конференции любителей научной фантастики.

Как раз в это время в наши дела вмешалась война, и мы все оказались призванными в армию. Мы провели в ней положенное время, по большей части уцелели и возвратились к гражданской жизни — и к научной фантастике.

Армия подготовила меня к встрече с миром взрослых людей в качестве инструктора-артиллериста и инженера по аналоговым компьютерам. Благодаря закону о джи-ай,[2] мне удалось после войны продолжить свое образование. В дневное время я посещал Хантер-колледж, где под руководством талантливого художника Джона Бломшилда обучался станковой живописи. По вечерам я при помощи не менее одаренного мастера Берна Хогарта овладевал тайнами юмористической иллюстрации. С таким багажом я начал свою карьеру иллюстратора, художника по комиксам, художественного редактора, редактора и издателя. Я уверен, что годы, которые я посвятил изобразительному искусству, оказали глубокое влияние на мое писательское творчество.

Вначале я не делал между этими двумя занятиями никакого резкого разграничения. Я писал и продавал мои писания — в то же самое время, когда рисовал. Вообще-то первым проданным мною литературным произведением была статья в «Райтерз дайджест» под названием «Как писать тексты для комиксов». Текстовки, которые я иллюстрировал, были настолько плохими, что я разработал несложную инструкцию, следуя которой удавалось очень заметно улучшить конечный продукт. После этого я написал и продал много статей и рассказов, занимаясь ими параллельно с моей иллюстраторской работой.

Для меня это оказалось, похоже, простым шагом вперед. Поскольку я занимался прикладным искусством, мне всегда говорили, что именно я должен рисовать, какую использовать технику, каким должен быть размер работы, ставили многие другие ограничения — и я самым естественным образом применил ограничения прикладной графики к коммерческой беллетристике. Правила, по которым строятся произведения в жанре «вестерн», изучить очень просто: вскоре у меня появились и шесть дымящихся пистолетов, и дико взбрыкивающие лошади. Я сумел добиться настоящего признания и выйти на очень хорошо оплачиваемый рынок, следуя нескольким очень строгим правилам. (Вовсе не обязательно каждый рассказ должен завершаться хеппи-эндом, но моральный урок преподать необходимо.) Рассказы о приключениях, в которых участвуют мужчины, гораздо короче, и их намного легче писать: все начинается с кульминации, затем нужно перепрыгнуть к: «Как я угодил в эту переделку?», а далее следуют объяснение и развязка.

Я написал немыслимое количество таких рассказов, поскольку после того, как принцип уляжется в мозгу, их создание не требует никакого труда. Они всегда поначалу вырывались на первые позиции рынка, попадая, скажем, в «Аргози», который платил до 500 долларов, если идея была по-настоящему хорошей. Но важнее были мелкие рынки, никчемные мелкие журнальчики, платившие долларов по 75. Да, приходилось немного потерпеть, пока предложенный приключенческий рассказ совершит путешествие по редакциям, но в итоге мне удавалось продать все, что я писал. Хотя некоторые из редакторов отличались, мягко говоря, некоторой эксцентричностью. Я помню, как поразился тому, насколько помятой оказалась одна возвращенная мне рукопись. Когда же я перевернул ее, то обнаружил, что каждый листок украшает большой грязный отпечаток ботинка. Редактор аккуратно разложил мой рассказ по полу, а потом прошелся по нему, старательно наступая на каждый листок. Критика может принимать множество обличий.

Я любил добавлять к этим «правдивым» историям документы, которые должны были подтверждать их истинность. Хорошо помню один такой документ, подписанный Оги Улмером и озаглавленный «Я сам себе отрезал руку». Когда бедняга Оги занимался поисками урана, на него свалился здоровенный валун, намертво прижавший его руку к земле. (Несомненно, камень сломал геологоразведчику руку. Никто и ни при каких условиях не сможет перепилить карманным ножом свою собственную плечевую кость.) Нерастерявшийся Оги наложил жгут на придавленную руку, а потом отрезал ее ножом. Как доказательство того, что эта бредовая история случилась на самом деле, я заколол булавкой один рукав моей армейской полевой куртки. Мой друг, художник Рой Кренкель, завернул руку за спину, надел куртку с заколотым рукавом и скорчил мрачную физиономию. В таком виде я сфотографировал его. И фотография, и рассказ были куплены.

Выяснив, что «натуральные» фотографии помогают продавать рассказы, я стал повышать цену. И чем несуразнее она была — тем лучше. Как-то я прочел, что несколько столетий тому назад во время упадка одной из китайских средневековых династий большой популярностью в высшем свете пользовалось такое блюдо, как мозги живых обезьян. Обезьяне отпиливали верхушку черепа и устраивали его под столом, в котором специально для этой цели были прорезаны дыры. Сверху ставили тоже специальные золотые тарелки с отверстиями. Оставалось только взять ложку и насладиться лакомым блюдом. Я модернизировал историю и перенес действие во французскую Экваториальную Африку, где властвовали кошмарные садисты колониалисты. (Конечно же, у них был любимый тост, который в переводе с французского звучал следующим образом: «За наших лошадей, за наших женщин и за тех, кто ездит на них». Очаровательно.) Я не мог запечатлеть на фотографии мозги и поэтому решил обойтись банальным каннибализмом. Мой друг Хьюберт Притчард, ставший позднее студентом художественного колледжа, слепил из глины маленький кулачок, который теоретически мог бы принадлежать пигмею. Мы положили руку на тарелку, а потом для того, чтобы придать изображению подлинную реалистичность и замаскировать глину, вывалили туда же содержимое десятицентовой банки с рагу. Рагу мы собирались съесть по завершении съемок, но, увы, так и не смогли преодолеть отвращения — слишком уж натуралистично выглядело получившееся блюдо. Я сделал снимок, после чего натюрморт отправился на помойку. Статью — и фотографию к ней — купили очень даже неплохо. Таким образом, работая в жанре приключенческого рассказа, вестерна, детектива, очерка, я хорошо освоил писательское ремесло — задолго до того, как сделал попытку сотворить мой первый научно-фантастический рассказ.