Игорь Латышев - Япония, японцы и японоведы

• Название: Япония, японцы и японоведы
• Автор: Игорь Латышев
• Жанр: Путешествия и география

---

Эффектно было и само прибытие труппы МХАТа на японскую землю. Она прилетела в Токио из Хабаровска на первом в мире реактивном лайнере "Ту-104", когда на японских аэродромах еще ни разу не приземлялись пассажирские реактивные самолеты. Уже по этой причине в день посадки "Ту-104" в токийском аэропорту Ханэда туда пришли посмотреть на нашу новую авиатехнику сотни любопытных японцев. Другие же сотни встречали знаменитых пассажиров этого лайнера - артистов Московского художественного театра. Для нас, проживавших в Токио советских людей, это был поистине радостный, волнующий день.

Торжественно встречали на галереях аэропорта прилет в Токио корифеев советского театрального искусства едва ли не все знаменитые актеры страны. Каждому из прибывших мхатовцев у трапа самолета красавицы в кимоно вручали по букету цветов, а затем в аэропорту состоялся многолюдный приветственный митинг. Отвечая на приветствия, директор Художественного театра А. Солодовников сказал тогда в своей речи: "На крыльях нашей туполевской чайки мы привезли в Японию горячий привет советских людей японскому народу, их страстное желание крепить дружбу и культурное сотрудничество между нашими соседними странами". Одним из японцев, встречавших советских гостей, был видный японский драматург Китамура Кихатиро. Стоя рядом со мной, он сказал мне тогда: "Я собираюсь посетить по два раза каждый спектакль Художественного театра. Его приезд имеет для нас, театральных работников Японии, исключительное значение. Я не сомневаюсь в полном успехе предстоящих гастролей Художественного театра у нас в стране".

И его прогноз полностью оправдался. С живейшим интересом были встречены японской публикой такие знаменитые спектакли театра как "Вишневый сад", "Три сестры", "На дне", а также до тех пор никому не известный новый спектакль "Беспокойная старость" советского драматурга Л. Рахманова. Под большим впечатлением от этого спектакля, о котором японцы ранее ничего не слышали, видный японский консервативный писатель Ивата Тое, никогда прежде не отзывавшийся хорошо о Советском Союзе, выступил в газете "Иомиури" со статьей о гастролях мхатовцев, в которой писалось: "Глядя на сцену, я убедился, что игра актеров и вся постановка были в высшей степени блестящими... С первого же взгляда стало ясно, что по своему мастерству они занимают первое место в мире".

Но особо восторженные отклики вызвал у японцев спектакль "Три сестры", в котором наряду с известными мастерами А. Грибовым, В. Масальским, А. Зуевой и В. Поповым выступило тогдашнее молодое поколение мхатовцев: К. Иванова, М. Юрьева, Р. Максимова и другие. Японский режиссер Сугихара Такаси писал тогда: "После просмотра спектакля "Три сестры" я пришел к выводу, что это одно из величайших произведений мирового сценического искусства. Всю изумительную силу воздействия спектакля на зрителя можно понять, лишь присутствуя в зрительном зале и испытывая ее на себе самом... Спектакль "Три сестры" - это та вершина, достижение которой мы должны сделать целью нашего творчества" ("Правда", 31.12.1958).

За время своего пребывания в Японии мхатовцы показали 35 спектаклей, на которых побывали более шестидесяти тысяч зрителей. Спектакли были засняты на кинопленку и уже потом, после отъезда советских артистов на родину, по нескольку раз передавались по телевидению: их посмотрели миллионы японских телезрителей. Это был поистине триумф советского сценического искусства.

Еще будучи студентом, я полюбил МХАТ. Спектакли и актеры этого театра мне нравились более всего. Знал я с тех пор по фамилиям и в лицо всех его ведущих актеров. Поэтому в Токио я не упустил возможности побывать не только на всех спектаклях МХАТа, но и за кулисами и познакомиться с теми актерами, которые оставили у меня ранее наибольшее впечатление. Неожиданно я обнаружил тогда и их готовность общаться со мной, что объяснялось просто: едва ли не все они были людьми тщеславными, а потому постоянно хотели узнать от меня, что сообщалось в "Правде" об их гастролях и кто из них поименно упоминался на страницах моей газеты, а также и в японской прессе. Их интерес ко всему этому был естественным для людей их профессии. Такова уж профессия актера: личная популярность и слава остаются и в наши дни его хлебом насущным, без которого его творческая жизнь угасает, теряет смысл и нужный эмоциональный накал.

Чтобы найти точки соприкосновения, я приглашал некоторых из них в токийские и осакские ночные клубы и кабаре, куда им трудно было попасть хотя бы по финансовым соображениям, а других, главным образом женщин, в универмаги, где они делали какие-то покупки. Так некоторые дни и вечера я брал на свое попечение Станицына, Тарасову, Зуеву, Березовскую, Яншина, Масальского и других. Принимали они, однако, мои проявления внимания к ним как должное и от общения со мной жаждали более всего лишь одного: чтобы в моих сообщениях в "Правду" были бы упоминания их фамилий и лестные отзывы об их игре. При этом я обнаружил, что вся труппа состояла из отдельных приятельских компаний, ревниво, а подчас и недоброжелательно относившихся одна к другой. Женщины, как и все прочие наши командировочные, были в свободные часы поглощены покупками, а мужские компании предпочитали на отдыхе либо погулять по японским вечерним кварталам, либо побывать на каком-нибудь застолье, либо выпить и закусить в узком кругу друзей в своих гостиничных номерах. Все они были, несомненно, яркими, одаренными личностями, но многие из них все-таки на сцене выглядели более одухотворенными и умными, чем в жизни. Но увидел я среди них и поистине выдающихся людей. Огромное впечатление произвел на меня тогда актер В. Орлов - человек большого ума и высокой духовной культуры.

С особым интересом я наблюдал за Аллой Константиновной Тарасовой, имя которой стало тогда для Художественного театра таким же символом, как чайка на его занавесе. С ней почему-то другие актеры считались не менее, чем с директором Солодовниковым, вроде бы, как мне сказали, потому что в то время она была парторгом театра. Тогда Тарасова была уже не молода, а в поведении ее чувствовался властный характер. В памяти у меня остался один связанный с ней эпизод. Мы ехали с ней в машине в какой-то особый, рекомендованный ей кем-то фирменный магазин. Шофер корпункта Сато-сан сбился почему-то с пути, остановил машину и обратился к шедшей по тротуару японке с расспросами. Когда японка стала давать очень смутную и непонятную информацию, мы предложили ей сесть в машину и показать шоферу, куда надо ехать. Она согласилась, мы поехали, а Тарасова, сидевшая рядом со мной на заднем сиденье, попросила меня сообщить японке о том, с кем она едет в одной машине. Я сообщил. Японка сделала большие глаза и с изумлением на лице уставилась на Аллу Константиновну: "Неужели вы и есть та самая великая Тарасова?"

Когда мы прибыли в нужное место, то японка поспросила у меня визитную карточку с телефоном и адресом корпункта. Спустя два дня в корпункт почтальон принес небольшую завернутую в красивую обертку коробочку, перевязанную алой шелковой лентой в виде бантика. Согласно надписи на коробочке она была предназначена для Тарасовой. На следующий день я передал коробочку великой актрисе, объяснив, что это подарок от японки, показавшей нам дорогу. Алла Константиновна тотчас же раскрыла коробочку и... увидела там глиняную фигурку голенького японского мальчика с непомерно большой комичной головой. На лице ее появилось недоумение: видимо, она предполагала, что в столь нарядных коробочках дарятся в Японии драгоценности.

- Что это наша попутчица принесла? - спросила она меня.- Как это понимать - как шутку или насмешку?

- Да нет же,- успокоил я ее,- это обычный для японцев памятный сувенир. Посылают здесь такие сувениры как знак уважения к тем, кому они предназначены.

Интересно, сохранила ли Алла Константиновна потом этого милого глиняного малыша в своей московской квартире? Не уверен.

Большую пользу делу упрочения симпатий японской общественности к Советскому Союзу принесли в те годы частые визиты в Страну восходящего солнца видных представителей советской интеллигенции: ученых, музыкантов и писателей. Летом 1960 года в Японии побывала, например, делегация советских философов в составе Федосеева, Окулова, Радуля-Затуловского и других. Как журналист я побывал на их встречах с японской интеллектуальной элитой и убедился лишний раз в том, что в тот момент значительная, если не большая часть японских философов-мыслителей находилась под влиянием марксистско-ленинской философии и открыто симпатизировала нашей стране. Особенно показательна в этом отношении была метаморфоза в мировоззрении одного из крупнейших философов Японии Янагида Кэндзюро, который до войны и в годы войны стоял на идеалистических, шовинистических позициях, а потом, осудив все свои прежние взгляды, стал истым приверженцем марксистской материалистической идеологии. С этим предельно искренним в своих взглядах японским философом я познакомился в дни пребывания в Японии нашей делегации Института философии АН СССР и не раз еще встречался потом.