Юлия Латынина - Вейская империя (Том 1-5)

• Название: Вейская империя (Том 1-5)
• Автор: Юлия Латынина
• Жанр: Научная Фантастика

---

Члены государственного совета были расстроены, и более всех Чареника. От всего случившегося у него заболели сердце и почки, а когда у Чареники болело сердце, врач запрещал ему его любимый яичный пирог и многое другое. А больше всего на свете Чареника любил делать деньги и есть яичный пирог, и теперь он тосковал о яичном пироге, и от этого сердце его болело еще больше.

- Все это, - сказал господин Харшад, - глава почтового ведомства и раскаявшийся заговорщик, - недоразумение и проделки Андарза! По воле государя восходит солнце и птицы начинают вить гнезда: что за негодяи смутили народ!

И господин Харшад покосился на бархатный занавес, на котором достоверно было показано, как по воле государя восходит солнце. Из-за занавеса послышался стук передвигаемого кресла.

- Ба, - сказал Алдон, варвар и вассал Киссура, - про солнце я и без вас знаю. А вот во дворец пришли беженцы из нашей слободы, две тысячи. Вы подпишите, где их кормить, а то я собью замок не с того амбара.

Тут поднялся господин Даян. Это был человек один из самых честных чиновников во дворце и глава комиссии по выработке нового уложения законов. Господин Нан держал его за глупость и посылал по провинциям, и тот писал отчеты столь глупые, что их принимали за шифровки.

- Бунтовщики, - сказал господин Даян, - требуют суда присяжных, а как эти присяжные расследовали дело про убитую мангусту? Они повесили на площади шестерых стражников, а у ног их положили, в доказательство преступления, пять убитых мангуст, и шестую, впопыхах, кошку!

Кто-то засмеялся над народной глупостью.

- Разве неясно, что мангусту зарыл сам Лахут?! - вскричал министр дорог и каналов.

- Святые - сказал наставительно господин Хардаш, - это люди, от которых одни неприятности.

И все члены совета почему-то посмотрели на Арфарру, как коза на капусту. Господин Чареника опять вспомнил про яичный пирог, у него заныло в груди, и он сказал:

- Этот бунт разбил мое сердце.

Арфарра усмехнулся и сказал:

- Если вы хотите оправдать городскую стражу в глазах народа, не стоит проводить формальное расследование. Лучше объяснить народу, что у Шиманы рыбья чешуя на боках.

Помолчал и добавил:

- Кстати, мангусту зарыл не святой Лахут. Ее убили варвары. Правда, Алдон?

Старый варвар побагровел и стал есть руки со страху.

- В Горном Варнарайне есть поверье, - продолжал Арфарра, - надо взять живого бога, мангусту или тайру, прибить к куску дерева, расстрелять из луков с подобающими заклинаниями и закопать на перекрестке. Каждая стрела, попавшая в зверька, бьет потом без промаха, а люди с такими стрелами считают себя вассалами убитой мангусты.

За занавесом что-то покатилось по полу. Все-таки мангуста действительно образ государя!

Тут другой чиновник, из тех, что имел привычку кувыркаться во взглядах, сказал:

- Господин Нан поощрял богачей, а те закабаляли простой народ. Нынче, ужаснувшись аресту своего покровителя, они толкнули простой народ на мятеж. Надо обещать народу, что мы накажем богачей и продажных чиновников, а имущество их вернем народу и государю, и все успокоится.

Все в ужасе попрятали глаза.

Господин Чареника перестал думать о яичном пироге и начал думать о гобеленах в кабинете господина Нана, которые могли бы вернуться народу, и ему, Чаренике, как части народа, но тут же сообразил, что гобелены из его дворца вернутся народу вместе с гобеленами господина Нана, мысли его запутались, как цифры в отчете, он не знал, что думать и стал молиться.

А потом он поднял глаза и увидел, к своему изумлению, в руках Арфарры грязную книжечку, и узнал в ней некий памфлет о народовластии, который в свое время так разгневал Нана, что министр топтал его ножками, при этом изволил кричать: "Повесить гадину".

- Прежде чем писать за народ манифесты, - промолвил Арфарра, следует прочитать те, которые пишет он сам.

И Арфарра помахал перед членами совета памфлетом, прогневавшим Нана, что такому человеку, как Арфарра, было, конечно, нелегко, ибо для него памфлеты отличались от указов тем же, чем фальшивые деньги от настоящих.

- Народ, - продолжал Арфарра, - потребует всего, что предлагал в своей речи господин Нан и всего, что хотел заговорщик Андарз, только Андарз требовал от государя назначить министров только с согласия Государственного Совета, а народ потребует от государя назначать министров только с согласия выборного совета всей земли.

Этим дело, однако, не ограничится. Народ разграбит ваши дома и потребует суда над вами. Ваши рабы возьмут себе ваших жен, ваши должники сожгут вас на кострах из долговых расписок; и они выберут в совет всей земли того, у кого шире глотка и бесстыдней глаза; а господин Шимана, для укрепления своей власти, разрушит все храмы, кроме храмов Единому, и сожжет все книги, где упоминаются старые боги. Только один человек может это предотвратить.

Народ, - сказал Арфарра, - требует возвращения господина Нана. Почему бы не выполнить требования народа?

"Я был прав, - подумал Чареника, - они сговорились за счет моей головы".

Занавес в конце зала распахнулся, и из-за него выскочил государь Варназд. Чиновники попадали на колени. Варназд подлетел к столу, стукнул кулаком и закричал:

- Най - негодяй! Он обманывал меня!

На щеках государя были красные пятна, он был взбешен. Каждый лавочник имеет право бросить неверную жену: а государь не имеет права казнить плохого министра?

- Нан, - снова закричал Варназд, - интриган! Почему, когда он казнил Ишнайю, народ только радовался? Я сегодня же отрублю ему голову!

- Государь, - вскричал Чареника, тыча пальцем в Арфарру, - этот человек три часа совещался с Наном: они сговорились за счет блага народа! Арестуйте его!

Варназд заколебался. "Великий Вей! Какие неподходящие минуты выбирают эти люди для ссор", - пронеслось в его голове.

- Государь, - громко сказал Арфарра, - если вы сегодня отрубите голову Нану, то через месяц народ отрубит ее вам.

Наступила мертвая тишина, и в этой тишине раздался печальный звон: это особый чиновник, приставленный к лампе в виде стеклянного солнца, наполняемого маслом, выпустил лампу из рук: солнце разбилось и потухло, и масло вытекло безобразной лужей.

"Этот человек не пробыл во дворце и недели, а успел мне наговорить столько гадостей, сколько Нан не сказал за всю жизнь", - печально подумал государь. Повернулся и тихо пошел из зала. В раскрытых дверях на галерею томился рыжий варвар. Сапоги его были в грязи, и он не решался войти. Государь брезгливо скосил на сапоги глаза и спросил:

- Где Киссур? Я приказал ему наказать мятежников.

Варвар тоже уставился на свои грязные сапоги, ужасно застеснялся и пролепетал:

- Он убит. Мятежники взяли наружную стену. А Нан, говорят, с ними и читает в префектуре свой доклад.

На второе утро восстания собор красных циновок переселился в городскую префектуру, и туда же явились разные люди, иные - от цехов, а иные - поэты в душе. Эти люди тоже называли себя представителями народа, но, по правде говоря, их никто не выбирал, а они сами пришли.

Собор постановил называть себя Добрым Советом, а Государственный Совет во дворце оказался Злым Советом.

Добрый совет принялся разрешать множество вопросов: от отношений между варварами и горожанами до вопросов о бесах, выпущенных Арфаррой на улицы города. Иные из бесов было пойманы и повешены для проверки, но после повешения они оказались людьми. Сразу стало ясно, что Арфарра изменническим образом подослал этих людей, чтобы спровоцировать народ к их повешению.

К вечеру Добрый Совет стал сочинять верноподданническое прошение. Сочинить прошение и одному-то глупому чиновнику нелегко, а шестистам умным людям в шестьсот раз труднее. Но толпа, окружившая префектуру, запретила этим людям расходиться, и они поклялись, что не разойдутся, пока не напишут прошение. Они сидели всю ночь в возрастающем возбуждении, и то, что они начали сочинять вечером, называлось прошением, а то, что они сочинили утром, называлось конституцией.

Прошение, оно же конституция, вышло таково:

Государь должен вернуть обратно первого министра Нана и впредь не назначать министров без Доброго Совета всей ойкумены а до его созыва - без одобрения настоящего собрания.

Простого человека должен судить не чиновник, а Бог. Мнение Бога совпадает с единогласным мнением десяти присяжных.

Всякий человек есть Храм Божий, и право храмового убежища должно быть распространено на любой частный дом. Чиновники не имеют права входить в дома без особого на то ордера.

Эра торжествующего добра есть эра свободы, а законное владение собственностью есть первое условие свободы.

Святой Лахут послушал, плюнул и сказал:

- Народ, тебя обманули! Не такою видел наш основатель эру торжествующего добра!

Погрозил кулакам и покинул Добрый Совет.

Да, было еще такое предложение, что действие конституции не распространяется на врагов конституции, но его провалили абсолютным большинством.