Эрвин Полле - Четыре жизни. 3. Производственник

• Название: Четыре жизни. 3. Производственник
• Автор: Эрвин Полле
• Жанр: Биографии и Мемуары

На словах взаимосвязь науки с производством всегда поддерживается. Кто же мешает? Ряд бесконечен: коммунисты и чекисты, экономисты и финансисты, пустозвоны и карьеристы, дилетанты и воры… Современной болтовнёй власти об инновациях и нанотехнологиях Россия всё дальше отодвигается от развитых стран, оставаясь их сырьевым придатком. 500 лет назад торговали пенькой, сейчас нефтью, газом, лесом и при этом всегда завидуем и ненавидим тех, кому продаём. Частично иллюстрированный вариант.

---

При этом за кадром осталась или вскользь упомянута роль посла Андропова в Венгрии как координатора кровавого подавления народного восстания против коммунистического режима. Именно «культурный» Андропов, 15 лет руководивший КГБ, начал активно подавлять ростки свободомыслия, появившиеся в результате хрущёвской оттепели, начал использовать психушки для «лечения» инакомыслящих (какой прогресс по сравнению с Гулагом, где политических сознательно размещали вместе с отпетыми уголовниками!).

Именно «культурный» Андропов вывел институт нештатных сотрудников КГБ количественно, похоже, на довоенный уровень, на строительной площадке нефтехимического гиганта негласных информаторов было «великое множество». Не исключаю, способствовала этому и территориальная близость крупнейшего ядерного объекта в Томске-7. Качество собираемой информации зависит от уровня порядочности и интеллекта «источника» и соответствующего куратора КГБ, который зачастую навязывал тему и на месте контролировал письменные записи, заставляя излагать мысли так, как он считает правильным. Дальше штатные работники КГБ сортировали полученную информацию и выборочно передавали наверх. Думаю, на ТНХК в условиях жёсткого прессинга строительства и пуска объектов работникам было не до политики, информация нештатных информаторов носила преимущественно производственный характер и касалась чаще бесхозяйственности и разгильдяйства на конкретных участках. Впрочем, кто знает? Знаю точно, мнение куратора КГБ было решающим при оформлении документов для поездки за границу даже в качестве туриста. Как информирование КГБ происходило на стабильных предприятиях, учебных и научных организациях, можно только догадываться, уж слишком малоразговорчива сама эта организация, призванная обеспечить безопасность государства. Не думаю, однако, что производственные беспорядки должны входить в сферу деятельности КГБ, так недалеко и до «вредительских дел» 30-х годов.

Говорят, Андропов видел своим преемником Горбачёва, готовил его и даже письменно записал своё мнение в обращении к политбюро ЦК КПСС, но исторически внутренние кремлёвские интриги хранятся как самые строгие государственные секреты. Факт это или не факт, но на престол великого государства неожиданно для народа взобрался очередной смертельно больной престарелый партийный аппаратчик, многолетний помощник Брежнева, совершенно невзрачная личность Черненко. Начал он с того, что популярным начинаниям Андропова «дан задний ход». Страна вернулась в застойную эпоху позднего Брежнева. Народ быстро убедился, насколько Черненко болен. Идеологи старались показать дееспособность Черненко. Бесполезно! Опять в моду вошли анекдоты о политбюро, как доме престарелых. От правления Черненко я запомнил только его речь, речь человека, тяжелобольного астмой. Помню, как за несколько дней до смерти, Черненко показывали голосующим в больничной палате «за кандидатов блока коммунистов и беспартийных». Положительным результатом правления Черненко явился консенсус (в те времена и слова такого не знали) народа и власти в одном: управлять государством должен молодой и энергичный руководитель.

Период правления Брежнева, Андропова, Черненко можно характеризовать торжеством бюрократии, в первую очередь, партийной бюрократии. Но торжество партийной бюрократии в однопартийном государстве есть не что иное, как торжество лицемерия. Скромное образцово-показательное содержание кабинетов, скажем в томских партийных органах, сопровождалось негласными льготами, которые и не снились заслуженным ветеранам войны и труда. Вовсю расцветало взяточничество. В Москву без подарков государственным или партийным чиновникам можно было по производственным делам не ездить. Пройдёт 5–7 лет, и общество с любопытством будет наблюдать, как партийные и комсомольские функционеры рвутся к новым кормушкам, забыв про все вбиваемые ими в голову рядового труженика коммунистические догмы.

Вспоминаю действия провинциальных партийных идеологов (с подачи Москвы, конечно) при смене первых руководителей страны. Срочно заменялись портреты в служебных кабинетах начальников всех уровней. Иной раз, портреты предыдущих «великих» убирали ещё до проведения похорон. Я лично этот вопрос решил кардинально. В моём кабинете никогда не было портретов Брежнева, Андропова, Черненко, Горбачёва, Ельцина. В кабинет начальника ЦЗЛ в 1980 г. повесил портрет Ленина и таскал его по своим кабинетам 10 лет. Однажды выдержал скандал с директором ТНХК, пожелавшим забрать портрет Ленина в свой кабинет, пришлось срочно достать для Набоких эквивалентную замену. При организации научно-исследовательского центра я оставил портрет в заводоуправлении ТНХК. Стараясь полностью освободиться от настенных идеологических фетишей, задумал повесить в кабинете директора НИЦ галерею великих химиков, но не удалось осуществить (не «дошли руки»), хотя комплект соответствующих репродукций специально привёз из Москвы.

Общество внимательно следило, кто будет возглавлять комиссию по организации похорон очередного генсека, люди больше обсуждали варианты будущего руководства государства, чем достоинства усопшего Черненко. Такого лично я не помню в периоды подготовки и во время трансляции похорон Сталина, Брежнева, даже Андропова.

Советские люди в большинстве своём одобрительно восприняли появление во главе государства сравнительно молодого 54-летнего Горбачёва (не Кеннеди, но всё-таки прогресс). По крайней мере, в круге моего общения, а в этот период я многократно бывал в командировках в Москве, Ленинграде, Новосибирске… и принимал массу визитёров, как томских, так и иногородних.

Повсеместная эйфория в ожидании предстоящей хорошей жизни от первых публичных выступлений Горбачёва. Яркие речи первоначально притягивали сограждан к радио и ТВ. Впервые после выступлений Хрущёва 50-х годов я «взахлёб» слушал и читал речи Горбачёва. Много интересного, пока не обратил внимания на излишнее многословие.

По мозгам из всех СМИ: перестройка, перестройка, перестройка! Народ, убаюкиваемый мягким южнорусским говором Горбачёва с рядом характерных отклонений от словаря Ожегова, не сразу мог разобраться в сути начинающихся реформ. С одной стороны, гласность — высшее внутриполитическое достижение Горбачёва, с другой стороны, очевидные глупости, вроде формы проведения антиалкогольной кампании, выборов директоров производственных коллективов или попытки наладить качество промышленной продукции за счёт повсеместного внедрения госприёмки, ухудшенного варианта военной приёмки (см. выше).

Гласность превратилась в орудие борьбы за права трудящихся. Многие испытывали потрясение, когда на серьёзные критические материалы (раньше за значительно меньшую критику в СМИ снимали с работы и отдавали под суд) не следовало никакой реакции служивых людей. Командиры производства начали игнорировать критические материалы СМИ. Горбачёвские идеологи вступили в борьбу с этим явлением, появился телевизионный «Прожектор перестройки», что-то вроде «Фитиля», но с реальными фактами и резкими комментариями.

Приходилось лично наблюдать реакцию больших руководителей на гласность. Скрежет зубами. Иначе не скажешь. Очень скоро на все «тёмные» дела накинули «платок» коммерческой тайны. Как-то в праздничной компании, я начал развивать тему достоинства гласности. Надо было видеть дикую реакцию генерального директора ТНХК Толстова и его жены. Подспудно, я мог ожидать неприятие гласности первым руководителем крупного предприятия, нежелание объяснять собственные поступки, касающиеся производственной деятельности, но не в такой же громогласной форме. Не рад был, что наступил на «больную мозоль» собственного руководителя.

Повторяюсь, гласность — ключевой элемент перестройки, изменившей ход развития Российской империи в конце 20-го века. С детства нам внушали классический императив диалектического материализма «бытие определяет сознание». При Горбачёве долгожданный обществом перелом начался не с экономики, как, например, в Китае, а с кардинальной ломки сознания общества. Ломались стереотипы мышления, на общество обрушился поток негативной информации, как современной, так и недалёкого советского прошлого.

Каждый день люди слышали о природных, техногенных и рукотворных катастрофах с многочисленными человеческими жертвами, происходили землетрясения и наводнения, падали самолёты, тонули пароходы, взрывались шахты, сталкивались поезда…. Всё это происходило и раньше, но, судя по публикациям в государственных СМИ, преимущественно на «загнивающем» Западе или в развивающихся странах. Об отечественных происшествиях либо вскользь, либо ничего. Классический пример советской пропаганды — освещение катастрофического землетрясения, полностью разрушившего в 1967 г. в ночное время многолюдный Ташкент (упоминалось о 4-х! жертвах).