Эрик Ластбадер - Цзянь

• Название: Цзянь
• Автор: Эрик Ластбадер
• Жанр: Детектив

---

- Прощай, итеки.

Не думать ни о чем, кроме стрелы! Тетива дрожит от напряжения, мощь нарастает в бамбуковых пластинах. Ба-маак. Чувствуй пульс!

Тик-так! - раскачивается мишень рядом с лицом Комото, почти задевая его за нос тремя торчащими из центра наконечниками стрел.

Он отпустил стрелу!..

Теперь подключить к делу зансин - способность, позволяющую сэнсею-лучнику управлять стрелой во время ее полета. Она сродни сопутствующим действиям в других боевых искусствах. Пустить стрелу недостаточно без этого последействия.

Услышал жужжание стрелы и затем - приятное ШМЯК! Он ждал этого звука. Опустил лук и содрал с глаз повязку. Щекочущее ощущение у левого уха исчезло. Джейк взглянул на Тоси. Тот стоял рядом, опустив руку с револьвером. Его вытаращенные от удивления глаза были направлены в сторону дерева.

Джейк тоже перевел взгляд на другой конец лужайки. Оябун стоял у стройного японского кедра. У его ног валялась марумоно, как выброшенная тряпичная кукла.

Стрела Джейка перебила веревку, на которой висела мишень. А сама стрела торчала в стволе дерева, прямо над головой Микио Комото.

Сверкающий черный "ЗИЛ" мчался по крайней левой полосе, оставляемой свободной на всех главных московских улицах для правительственных и прочих машин со спецсигналом.

На заднем сидении сидели рядышком генерал Карпов и Юрий Лантин. Вечерело. Улицы, по которым они проезжали, казались пыльными от избытка солнечного тепла и даже какими-то смущенными от таких щедрот лета. Они словно тосковали по голубоватым сугробам долгой зимы, по морозному пару изо рта прохожих, по заиндевелым бородам терпеливых москвичей, выстаивающих в длинной очереди, чтобы попасть в Мавзолей Ленина на Красной площади.

Был конец рабочего дня, отбывание которого "от звонка и до звонка" было обязательно даже для элиты КГБ. Раз в неделю, вместо того чтобы возвращаться в свою холостяцкую квартиру на Кутузовском проспекте, Лантин приглашал Карпова в ресторан пообедать.

Лантин вообще имел репутацию гурмана. Хотя и коренной москвич, он обожал грузинскую кухню. Его любимым рестораном был "Арагви", названный в честь извилистой кавказской речки.

Лантин, естественно, был не единственным поклонником этого заведения. Каждый вечер, невзирая на погоду, перед его дверями выстраивалась длинная очередь желающих пообедать в этом популярном и дорогом ресторане. Но, естественно, Лантина и Карпова швейцар впустил без очереди. Столик их уже ожидал, сверкая безукоризненной сервировкой.

Лантин заказал лобио ткемали, как только они сели. И скоро они оба уписывали за обе щеки нежную фасоль в пикантном соусе, приятно пахнущем свежей кинзой.

Бутылка водки, как говорится, со слезой, уже стояла по левую руку от Лантина.

- Ну как, Юра, - сказал Карпов, снимая очки и откладывая в сторону меню, выбрал уже, что будем сегодня есть?

- Я, пожалуй, остановлюсь на сациви, - предложил Лантин, выбирая известное грузинское блюдо из кур с подливой из грецких орехов.

Карпов заказал для себя шашлык. Он любил его есть, окуная в аджику жгучую приправу, главными ингредиентами которой был красный перец и чеснок. Но рецептура этой знаменитой грузинской приправы значительно различается в разных регионах Грузии, а рецепт приправы под названием хмели сунели отличается даже от семьи к семье и охраняется поэтому не менее строго, чем тайны КГБ. В основном, по словам Лантина, она состоит из черного и кайенского перца, базилика, сушеной кинзы и даже сушеных лепестков цветов под названием бархатцы - для придания приправе характерного золотистого оттенка.

Карпов опрокинул рюмочку и потянулся к бутылке, чтобы наполнить ее снова. Лантин сделал заказ, и официант ушел. Сам он пил только минеральную воду, прикладываясь к стакану с какой-то, по мнению Карпова, чисто женской аффектацией. Карпов вообще втайне презирал этого партийного функционера. Хотя он и пользовался его помощью, но не считал его своим союзником в полном смысле этого слова. Сейчас он думал о том, каким образом можно будет отделаться от него после того, как операция "Лунный камень" завершится.

Карпов знал, что разместить огневую мощь вдоль китайской границы - это лишь полдела. Главное - внедрить ее там на постоянной основе. Он не был простачком и отлично понимал, что то, что он предлагал в качестве конечной цели операции, чревато опасными последствиями для всех. Но он сознательно шел на риск. Как человек военный, Карпов привык принимать решения на свой страх и риск, уповая единственно на собственный здравый смысл. Однако даже поддержка Лантина не могла победить предубеждения у остальных членов Политбюро относительно конечных целей "Лунного камня".

Сборище стариков и перепуганных баб, - вот как он думал о них.

Власть в России слишком долго была в руках пожилых людей с бабьим характером. Пора бы им уйти на покой, предоставив управление страной нам. Сколько раз повторял он это с горечью в разговорах с женой!

Карпову претило подстраиваться под такого человека, как Лантин. Не уважал он его. Вы только посмотрите на его руки, - думал он, наливая себе еще водки. - Изнеженные, женские руки. Руки кабинетного стратега. Что он знает о жизни? О борьбе? Приходилось ли ему убивать? Никогда. Да он в штаны наложит при одном виде крови и закатившихся, невидящих глаз. Тем не менее, он входит в когорту власть имущих и мне не обойтись без него, особенно теперь, когда операция "Лунный камень" входит в свою завершающую стадию.

Продолжая эту мысль, он сказал вслух:

- Надеюсь, ты удовлетворен результатами, достигнутыми на предпоследней стадии "Лунного камня"? Лантин продолжал рассматривать свой стакан с таким интересом, словно в нем была не минералка, а эликсир жизни.

- Разве я об этом еще не говорил? Извини, пожалуйста. На нас с коллегами произвел большое впечатление вьетнамский рейд в Манипо провинции Юньнань. Какие потери понесли китайские вооруженные силы?

- Трудно сказать с достаточной степенью уверенности, - ответил Карпов. Хотя вьетнамцы отлично понимают, что от них требуется, и всегда пунктуально выполняют указания, они, тем не менее, склонны преувеличивать достигнутые успехи. Но это - простительный грех.

- Ничто нельзя считать простительным в вопросах войны и потерь, - твердо возразил Лантин. Он поставил свой стакан и воззрился на Карпова. - Я согласился на эту стадию "Лунного камня", поскольку мне понравилась идея, заложенная в ней. Использование вьетнамских сил для захвата определенных пограничных районов Китая - идея, не лишенная некоторой элегантности. А что касается последствий, то нам ничего не стоит объявить через Тача о китайской агрессии в районах, прилегающих к Малипо и Хатуань. - Лантин имел в виду вьетнамского министра иностранных дел Нгуэна Го Тача. - Поскольку иностранцы в эти районы не допускаются, установление истинной картины не представляется возможным. У международной общественности будет только наше слово против слова китайцев. Мы можем полностью использовать потенциал, заложенный в этой проверенной временем тактике... Тем не менее, всякая недостоверность, исходящая от вьетнамцев, может губительно сказаться на всей операции. Мы не можем себе позволить отступничества и провалов. Прежде чем это произойдет, я полагаю, вы пошлете туда чистильщиков, чтобы они удалили сорняки с корнем.

Карпов внутренне сжался при слове "чистильщики". Вот еще пример того, как некоторые люди употребляют термины, не отдавая себе отчета, что стоит за ними. Он собирался сказать кое-что по этому поводу, но тут прибыла еда, и он решил подождать, когда они снова останутся наедине.

- Тебе нечего волноваться по поводу вьетнамцев... - начал он.

Лантин поднял голову.

- Мне нечего волноваться по поводу вьетнамцев и даже всего "Лунного камня". Это всецело твоя забота. - Я уже говорил, - продолжал Карпов, не слушая его, - что поставил своих людей в качестве наблюдателей в каждое вьетнамское подразделение, задействованное в операции. Все агенты проинструктированы, как надо действовать в отношении смутьянов. Все расстрелы... - Он подчеркнул это слово, чтобы исправить неверную терминологию Лантина. - Все расстрелы производятся публично по приговору военно-полевого суда.

- Я полагаю, что без некоторой демонстрации грубой силы нельзя добиться, чтобы до местного населения дошло, что к чему.

Карпов уставился на Лантина. Он думал об орудийном и минометном огне, всего лишь два часа назад сравнявшем с землей два городка, унесшем жизни двухсот мужчин, женщин и детей. Он думал о раненых солдатах, утопающих в собственной крови, о покалеченных детях, о беременных женщинах, умирающих под развалинами собственного дома. И об этом самодовольном типе, который наслаждается изысканным обедом, сидя с ним за одним столиком. Ненависть запустила в него свои когти, как тигренок, которого он, по легкомыслию, посадил себе за пазуху.