Коллектив авторов - Сборник Поход «Челюскина»

• Название: Сборник Поход «Челюскина»
• Автор: Коллектив авторов
• Издательство: Издание: Поход «Челюскина». Том первый. — М.: изд. «Правды», 1934. — 472 [4] с. / Тираж 100.000 экземпляров. Набор начат 25 июля 1934 г. Выпущено в свет 31 августа 1934 г. // Цена 10 р.; Поход «Челюскина». Том второй. — М.: изд. «Правды», 1934. — 464 с.
• Жанр: Морские приключения
• Год: 1934

Из предисловия: У нас мало, очень мало литературных документов о советских экспедициях. Настоящий двухтомник частично восполняет этот пробел. Но книга о «Походе Челюскина» еще тем отличается от обычных описаний путешествий и экспедиций, что она составлена коллективом непосредственных участников Великого северного похода. Очерки и статьи челюскинцев, многие из которых впервые взялись за литературный труд, их дневники и воспоминания, талантливые рисунки художника Решетникова, фотоснимки Новицкого и других участников экспедиции — вот что делает эту книгу редчайшим, волнующим историческим документом. 64 челюскинца писали двухтомник похода. Это доподлинно коллективный труд людей, создавших великую эпопею, большевистской организованностью и отвагой победивших причудливые капризы полярной пустыни. Как и книга летчиков-героев, двухтомник «Поход Челюскина» выпускается в невиданно короткий срок. Это стало возможным лишь в силу исключительного внимания нашего Центрального комитета и лично товарища Сталина.

---

К этому времени разгрузка корабля развернулась. Одни выгружали радиоаппаратуру; другие — меховую одежду, камельки, трубы, [299] палатки, войлок; третьи — фанеру, кирпич, глину, песок и многое другое. Выгрузка продовольствия шла своим чередом.

Судно садилось на нос.

Сжатие льда прекратилось.

Через открытые двери кают можно было видеть разорванный борт: разрыв шириною около полуметра. В каюты метет снег… Тоскливо в холодных коридорах «Челюскина».

В машинном отделении темно, как в колодце. Журчит вода. Машины затопляются. Неприятно смотреть в эту темноту. Я хлопнул дверью и вышел на палубу.

На пути пугливый вопрос одной из женщин:

— Что там такое?

Коротко, умышленно полушутя, отвечаю:

— Все в порядке.

По дороге в штурманскую рубку встречаю вереницу людей. Они выносят радиоаппаратуру, большие кули со спальными мешками и теплой одеждой.

В штурманской три помощника укладывают на стол ценные навигационные приборы. Мрачно, неприветливо и здесь. Стены опустели. На одной из них — ненужный теперь хронометр, а на другой — судовые часы невозмутимо продолжают свой ход времени… Выношу сверток с судовыми журналами и приборы. Хронометр требует аккуратного обращения. Его бережно принимает на льду Петр Петрович Ширшов и уносит в единственную палатку Факидова. которая в этот же день стала центром нашего лагеря.

На взломанный у правого борта лед с палубы сбрасывают мешки с одеждой и обувью. Подхваченные ветром летят большие листы фанеры. Карабкаясь на неровном льду, люди подхватывают и оттаскивают от судна выброшенное.

«Челюскин», задрав корму, погружался носом.

Владимир Иванович Воронин проверил количество выгруженного на лед жидкого топлива и дал распоряжение выбросить еще несколько бочек. Не надо было терять времени на сбор людей. Одно слово — и указанные места заняты. Выгрузку производили ручной лебедкой на левый борт.

На верху трюма № 3, где было заготовлено продовольствие, все опустело. Из трюма выгружали дополнительно сахар, рис и другие продукты.

Плотник Шуша руководит спуском на лед шлюпок-ледянок. Носовые трюмы уже затоплены. Вода бурно разливается по твиндекам. [300]

Я получаю распоряжение выгрузить на лед самолет «Ш-2», стоящий на трюме № 1. Группа освободившихся от выгрузки людей при участии боцмана Загорского и бортмеханика Валавина развернула машину. Бросили на трюм доски. Они легли почти горизонтально, уткнувшись концами в лед.

Судно заметно уходило из-под ног. Вот-вот вода должна хлынуть на палубу. Вызвал на помощь людей, и буквально почти на руках мы вынесли «Ш-2» на лед невредимым.

Словно дождавшись выгрузки, вода хлынула на носовую палубу через борт.

Наш последний судовой аврал заканчивался. Выносили постели, одеяла, носильные вещи. Много людей уже было на льду.

Я доложил капитану и Отто Юльевичу, что самолет выгружен без повреждения, и получил разрешение вынести из каюты самое необходимое.

В валенках и тулупе, хлюпая по воде, я пробрался в свою, самую носовую каюту по левому борту.

Рванул дверь. Она заклинилась за выдернутый из-под койки шкаф. Мелькнула страшная мысль: неужели из-за этого погибать? Вспотевший, я выбрался на кормовую палубу. Но тут же вспомнил, что оставил в каюте самое ценное — мой дневник! Дневник, который я вел полгода, записывая почти каждые сутки…

Я побежал обратно. В каюте воды чуть не до колен. Холодом обдает ноги. Схватил дневник, недочитанную третью книгу Шолохова «Тихий Дон» и большими прыжками выбежал из коридора. Вещи отнес на лед матрос Ткач.

Поднимаюсь в штурманскую. Одиноко в углу стоит забытый, привинченный к столу второй хронометр. Как внимательно я обращался с ним, неизменно заводя его каждый день! А теперь рванул за ремень ящика, он треснул, и на столе осталась лишь одна дощечка на двух шурупах от донышка футляра.

Еще раз вернулся за разной мелочью. Дублер старшего помощника капитана В. Павлов завязывал в узел флаги международного свода сигналов. Из развалившегося ящика выбрасывали банки консервов.

«Челюскин» резко начинает погружаться носовой частью.

Последняя команда капитана: «Все на лед! покинуть судно!»

Сходня свернулась. Потеряв равновесие, я сел на лед. Быстро вскочив, увидел лежащего близко у борта капитана и навалившееся на него бревно.

А Могилевич, только что стоявший спокойно с трубкой в зубах, [301] видимо поскользнувшись, прыгнул не на лед, а на палубу. Со льда, тревожно надрываясь, кричали:

— Борис, Борис, прыгай скорее!

Могилевич рванулся к корме. Бочка сшибла его с ног.

Больше Могилевича не видели. Он остался на судне.

Трещал мостик. Из дымовой трубы выбросило черное облако копоти. Порыв ветра срезал облако и забрызгал огорченные лица, жадно следившие за погружением «Челюскина».

До каждого дошла предупредительная команда:

— Прочь от судна!

Все ринулись в сторону, но, словно влекомые к сегодня днем еще уютному, родному «Челюскину», бежали обратно. В лица безжалостно хлестала поземка. Хотелось смотреть на корабль до последней секунды…

Горькая обида охватила нас, когда корма показала свой руль и винт и быстро скрылась под водой. Сто четыре человека остались на льду. Среди них десять женщин и два ребенка.

Это произошло в Чукотском море, в исчислимой северной широте 68 градусов 16 минут и западной долготе, 172 градуса 51 минута, 13 февраля в 3 часа 50 минут дня. [302]

Старший механик Н. Матусевич. В последний час

Всю злобу, какую только могла излить Арктика на непрошенного гостя, она излила сразу — послала пургу, мороз и нордовый ветер.

Израненный в носовой части, с лопнувшими шпангоутами, с рваной пробоиной немного выше ватерлинии и наконец с выведенной из рабочего строя рулевой машиной «Челюскин» стойко сопротивлялся разъяренной стихии. Только временами конвульсивная дрожь пробегала по его корпусу.

В роковой день сейчас же после обеда, когда почувствовалось вздрагивание корпуса судна, из своей каюты быстро вышел четвертый механик Анатолий Колесниченко. Он направился в штурманскую рулевую будку, чтобы проверить исправность авральных звонков. Экспедиция и экипаж судна отлично знали значение авральных звонков. Один нажим кнопки с капитанского мостика — и звонки заполняли трезвоном все жилые помещения, машинные и котельные отделения. Авральные звонки предупреждают обитателей судна [304] о надвигающейся опасности. Каждый участник экспедиции и экипажа знает свое место на случай тревоги.

Убедившись в том, что в аккумуляторах, от которых работают звонки, есть ток, Колесниченко сошел вниз и, посоветовавшись со мной, направился к аварийной дизельдинамо. Надо было ускорить сборку двигателя, находившегося в очередной чистке и просмотре.

Пока на судне все было тихо и спокойно: одни отдыхали в каютах, другие гуляли на палубе, некоторые даже спустились на лед и любовались нарастающим ледяным валом.

Минут через двадцать уже было видно, что подвижка льда произойдет вблизи судна, а следовательно неминуемо и сжатие. Тогда мною было отдано распоряжение всем механикам и ранее прикрепленным к ним в помощь машинистам занять свои места по аварийному плану.

Вахтенный механик, студент кораблестроительного института Михаил Филиппов, уже давно был в машинном отделении. Он следил за состоянием механизмов.

Одновременно были отданы приказания поднять давление пара в котле, приготовить и пустить в ход пародинамо и спасательные помпы. Все должно быть подготовлено, все меры должны быть приняты для борьбы со стихией!

У носа судна уже появилась трещина. Все почувствовали опасность и без авральных звонков.

Внизу, на днище судна, в машине и кочегарке, у механизмов, работают прикрепленные механики и машинисты. Они помогут если не спасти судно от гибели, то хоть оттянуть время, чтобы работающие на выгрузке продовольствия, одежды, снаряжения и научных материалов успели снести все на лед.

Остальная машинная команда отправлена на палубу для участия в общей работе.

Давление пара в котле было поднято с пяти до семи атмосфер.

В районе бункера и кочегарки появилась вода. Она стала быстро подниматься к площадкам полукотельного отделения. Дать первоначальные обороты пародинамо было очень трудно. Очевидно от сжатого в ледяные тиски корпуса судна нарушился фундамент. Все же силою пара машину заставили работать. Медленно разворачиваясь и увеличивая обороты, она дала напряжение в электрической сети.

Включили свет. Машинное отделение, до сих пор освещенное только немногими керосиновыми фонарями, залилось светом, но… [305]

не надолго. Оглушающий треск разрушающегося левого борта заполнил помещение. Заклепки, срезанные с листов обшивки корпуса, со свистом пролетая над головами, падали на металлические площадки. Шум их падения напоминал речитатив пулемета.