Валерий Большаков - Корниловец

• Название: Корниловец
• Автор: Валерий Большаков
• Издательство: Издательства: АСТ, Астрель-СПб, ВКТ
• Жанр: Альтернативная история
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-17-074516-6, 978-5-9725-2056-5, 978-5-226-04108-2

1917 год. Гибель империи. Впереди — кровавый хаос, из которого Россия не поднимется уже никогда.

Есть только один человек, знающий о будущем все. Кирилл Авинов, поручик Первого Ударного Корниловского полка. В его силах изменить не только свою судьбу, но и всю мировую историю.

И кое-что ему удается. Мелочи, детали… Сумеют ли они перетянуть чашу весов на сторону Белой гвардии?

Уходят на Дон Корнилов и Деникин, собираются под знамена Белой гвардии офицеры — биться до последнего патрона за великую, единую и неделимую Российскую империю!

Первый ход сделан. Белые начинают…

---

— Многие, — пожал плечами Кирилл.

— Я, например, — послышался голос от дверей, и подпоручик с прапорщицей мгновенно вскочили по стойке «смирно».

В дверях стоял Корнилов, одетый в потёртый пиджак, чёрный в полоску. Костюмчик на Верховном сидел мешковато, да ещё и галстук был повязан криво. Брюки заправлены в высокие сапоги — ни дать ни взять приказчик мелкий.

— Рекомендую, — сказал Лавр Георгиевич.

— Так точно, ваше высокопревосходительство! — отчеканил подпоручик.

Дав подписку прослужить четыре месяца, беспрекословно повинуясь командованию, Авинов вышел на лестничную площадку — и нос к носу столкнулся с Керенским! Да, это был он, незадачливый диктатор, избранник толпы, проболтавший Россию.[54]

— Этот Богаевский[55] просто несносен! — возмущался Александр Фёдорович, жалуясь Кириллу. — Представьте себе, офицер, он меня не принял! Меня! И Каледин отказал от дома…

— И правильно сделал, — холодно сказал Авинов.

— Только железной властью суровых условий военной необходимости, — вдохновился Керенский, — и самоотверженным порывом самого народа может быть восстановлена грозная государственная мощь, которая очистит родную землю от неприятеля и…

Договорить он не успел — Кирилл ударил его сапогом в колено и тут же врезал кулаком по челюсти, испытывая при этом сильнейшее наслаждение. Диктатор скатился по лестнице. Перешагнув через мычавшего Александра Фёдоровича, Авинов покинул бюро.

Сворачивая в переулок, он прошёл под окнами и нечаянно подслушал Алексеева. Генерал ворчливым своим голоском жаловался кому-то, невидимому для Кирилла:

— Представители британской и французской военных миссий дозвонились из Москвы, обещали помощь в размере ста миллионов рублей, по десять миллионов в год, но, как этим деньгам попасть на Юг России, не рассказали… А мне как быть? Я могу дать офицеру оклад полтораста рублей в месяц, а солдату — полста, но это же нищенство! На рубль нынче купишь что недавно на тридцать копеек!

Поручик задержался под окнами и притих.

— Понимаю вас, Михаил Васильевич, — вздохнул невидимый собеседник, и Авинов по голосу узнал Лавра Георгиевича. — Каково вам, ворочавшему миллиардным бюджетом, собирать все эти копейки! А что делать?

— Так именно! Два трёхдюймовых орудия мы отбили у дезертиров, ещё два украли на донском складе. Целую батарею купили у казаков-фронтовиков — полковник Тимановский угостил солдат водкой и выдал им пять тыщ рублей…[56]

— Молодец! — засмеялся Корнилов.

Притаившийся Кирилл услыхал скрип двери, а затем голос Шапрона дю Ларрэ:

— Атаман Каледин!

— Проси, — тут же отозвался Алексеев.

Быстрые шаги, звяканье шпор и глухой, взволнованный голос:

— Михаил Васильевич, Лавр Георгиевич! Я пришёл к вам как к союзникам, просить о помощи. В Ростове и Таганроге вспыхнули большевистские восстания,[57] но казаки-фронтовики воевать с Советами не желают! А уж тамошний полк покрыл себя полным позором — занял нейтралитет и выдал своих офицеров на расправу… Надежда вся на добровольцев! От себя могу послать в бой только Донской пластунский батальон и сотню казаков-юнкеров Новочеркасского училища.

— Ростов мы у большевиков отобьём, — пообещал атаману Корнилов. — И вообще есть смысл перенести центр формирования Добровольческой армии туда. По подсчётам штаба, в Ростове и ещё в Таганроге осело примерно семнадцать тысяч офицеров… — Помолчав, подумав, генерал отдал приказ: — Поднимите по тревоге 1-й Офицерский полк генерала Маркова и Сводную Михайловско-Константиновскую артиллерийскую бригаду![58] Командиров срочно ко мне…

Придерживая свой новый головной убор — рыжую «кубанку», — Кирилл помчался в расположение — поручика Авинова прикрепили к 1-му Офицерскому полку, ко 2-й роте[59] полковника Тимановского.

Полк выстроился поротно. Полковник Тимановский, человек большого роста и могучего телосложения, опирался на длинную толстую палку и носил очки в паутинной оправе. В офицерской папахе, в романовском полушубке, с большой бородой, покрывавшей всё лицо и широко ниспадавшей на грудь, полковник походил на пожилого крестьянина, хотя был и оставался блестящим офицером двадцати девяти лет от роду. Генерал Марков взял его в свои помощники — его и доктора Родичева, заведующего полковым лазаретом. Вот и весь штаб.

— Смирно, господа офицеры! — скомандовал Тимановский, и Кирилл вытянулся во фрунт.

Показался Марков — «шпага генерала Корнилова», — щеголявший в шароварах и солдатских сапогах, в коричневой байковой куртке и в текинской белой папахе-тельпеке. Командир сделал знак, и разнеслось иное приказание:

— Стоять вольно!

— Здравствуйте, друзья мои! — громко поприветствовал полк генерал.

— Здравия желаем, ваше превосходительство! — грянули «марковцы».

Сергей Леонидович оглядел строй и сказал:

— Не много же вас здесь! По правде говоря, из трёхсот тысяч офицерского корпуса я ожидал увидеть больше. Но не огорчайтесь! Я глубоко убеждён, что даже с такими малыми силами мы совершим великие дела. Не спрашивайте меня, куда и зачем мы идём, — я всё равно скажу, что идём мы к чёрту на рога, за синей птицей! Друзья! Мы все сошлись сюда, на Дон, мы заняли места нижних чинов не ради продвижения по службе, не для того, чтобы блистать на балах и парадах. Наша цель — спасти Родину!

Тут из строя вышел полковник Борисов, назначенный командовать ротой.

— Ваше превосходительство, — сказал он церемонно, — я считаю для себя невозможным с должности командира полка возвращаться в роту.

Марков ответил ему без единой минуты промедления:

— Полковник! Вы мне не нужны. Назар Борисович, — обратился он к подполковнику Плохинскому, — примите роту!

Снова осмотрев строй, генерал нахмурился.

— Вижу, что у многих нет погон, — заметил он неодобрительно. — Чтобы завтра же надели! Сделайте их хотя бы из юбок ваших хозяек. А пока слушайте приказ: в поход! На Ростов!

Выступили ровно в полночь. Полк погрузили в роскошные вагоны 1-го класса и теплушки, орудия разместили на открытых платформах. Впереди эшелона двигался бронепоезд «Орёл», а ещё один, «блиндированный» и безымянный, отбитый текинцами под Песчаниками, прикрывал состав сзади. Полевую гаубицу с него сняли, и всю огневую мощь поезда составляли пулемёты. Их расчёты укрывались за штабелями шпал — вот и вся броня.

Кириллу повезло — он ехал на мягком плюшевом диване, деля купе с командиром роты и двумя юнкерами — смуглым, носатым армянином и бледнолицым курносым северянином-помором. Оба были ненамного старше его самого, но питали к поручику почтение — всё ж таки боевой офицер, корниловец!

— Амосов, — представился курносый, — Михаил.

— Арарат Генч-Оглуев, — отрекомендовался носатый и добавил, белозубо улыбаясь: — Я местный, нахичеванский!

На единую форму у марковцев денег не было, так что все они носили то, что имели, — серые шинели. Единственной связующей деталью для всех служили чёрные погоны, в цвет знамени полка. Оно находилось в соседнем купе — белый Андреевский крест на чёрном полотнище — и ехало в объятиях знаменосца, подъесаула Трехжонного.

Вооружены все были тоже чем попало — у кого родимые винтовки-трёхлинейки, у кого «манлихеры» или «мандрагоны». Больше всего было японских «арисак», а Кириллу досталось ручное ружьё-пулемёт[60] Фёдорова с рожком на двадцать пять патронов.

Покачиваясь на мягких подушках, Авинов вспоминал недавнюю поездку из Киева в Харьков. Тогда он тоже ехал в «пульмане», но было ему худо — погано и тревожно. Да что там — тревожно! Страшно было. А теперь всё как-то иначе — он едет со своими. В вагоне холодно — и тихо. Неразличимый говор доносился слабо. Иной раз звякали штыки сцепившихся винтовок. Мерно постукивали колёса. Амосов, откинувшийся к спинке слева, обтирал затвор полой шинели, клацал им негромко. Генч-Оглуев, сидевший напротив, склонился, держа «арисаку» меж колен, — дремал. А сам Авинов смотрел за окно в ночь, глазами провожая набегавшие и удалявшиеся фонари. Проехали Персиановку…

— Степаныч! — разнёсся резкий голос генерала, и задремавший Арарат резко выпрямился, перехватил винтовку покрепче.

Названный — полковник Тимановский, не вылезавший из серой шинели и не вынимавший трубку изо рта, — привстал и откликнулся:

— Здесь!

Вечером он сбрил свою бороду — и здорово «помолодел». Генерал прошёлся по проходу, шатаясь, похлопывая плетью по голенищу и насвистывая что-то легкомысленное. Отвлекшись на поручика Ларина и корнета Пржевальского, обрезавших полы длиннющих кавалерийских шинелей на четверть выше колен, Сергей Леонидович одобрительно покивал.

— Это верное решение, — сказал он, — хоть мешать не будут… — и тут же нахмурился: — А что у вас с сапогами?