Василий Сахаров - Булавин

• Название: Булавин
• Автор: Василий Сахаров
• Жанр: Альтернативная история

Аннотация: Человек из нашего времени попадает в 1707-й год. Восстание донских казаков. Взгляд на эпоху глазами сына атамана Булавина.

---

Поздеев явно удивился своему назначению и спросил:

— Доверяешь, атаман?

— Доверяю, — только и ответил тот.

— Любо! — поддержали назначение Поздеева все присутствующие.

Отец продолжил:

— Четвертая армия — десять тысяч сечевиков, которые должны взять Царицын. По слухам, в городе припаса продовольственного мало, так что если обложить его со всех сторон, то через месяц горожане сами сдачи попросят. Взяв этот город, мы блокируем Волгу, и получаем устойчивую связь с яицкими казаками да заволжскими ордами, которые можно нанимать в наше войско. После захвата Царицына на очереди — Астрахань, там еще тлеют угли от стрелецкого бунта. Походным атаманом станет Лукьян Хохол.

— Любо!

— Пятая армия — десять тысяч беглых, и как подкрепление для стойкости, две тысячи казаков из голутвенных и сиромашных. Самая голь, которая еще помнит, каково это рабом быть и которая знает, что помещики с людьми творят. Походным атаманом в это войско назначается — Семен Драный. Задача Пятой армии — двигаться вверх по Медведице и Хопру в сторону Тамбова и Саратова. Сманивать всех недовольных на Дон и Кубань для заселения пустынных земель и поднимать крестьян против царя.

И это назначение поддержали старшины. Хоть военными талантами Семен Драный и не блистал, но зато, сам поднявшийся в атаманы из беглых холопов, он очень хорошо понимал крестьян и посадских людей. Единственная проблема, которая наметилась, это то, что некоторым не понравилась идея Булавина притащить на Дон крестьян, но пока, такие люди явного недовольства не выказывали.

— Кроме того, — продолжил войсковой атаман, — есть еще и Шестая армия, казаки Максима Кумшацкого, прорывающиеся к нам на соединение с севера. Пока, про них мало что известно, но думаю, что они все одно вернутся на родные берега Тихого Дона.

Кондрат оглянулся на полковника Лоскута, тот снова привстал и объявил следующий вопрос:

— Атаманы-молодцы, требуется выбрать человека отвечающего за весь наш тыл и снабжение армий.

Старшины и атаманы недоуменно переглянулись — не было ранее такой должности в Войске, но поскольку в царской армии многие уже послужили, то знали, чем такой человек должен заниматься.

— Фролова Василия, — выкрикнул один.

— Сурова Степана, — раздался второй голос.

Завязалась перепалка, но всех остановил Булавин и сказал:

— Предлагаю Зерщикова Илью Григорьевича.

— Да ты что, Кондрат!? — вскочил с места Поздеев. — Он же с Максимовым против тебя злоумышлял.

— Да, так и есть, — поддержали старшину сразу несколько голосов.

Булавин поднял атаманскую булаву, и все затихли.

— Зерщиков не подведет, человек он понятливый и вскоре разберется, что к чему. А дабы сомнений в нем не было, то люди полковника Лоскута за ним присмотрят.

В конце концов, после жаркого спора, с выбором войскового атамана, хоть и со скрипом, но все же согласились.

— Третий вопрос, и на сегодня последний, — провозгласил Лоскут. — Что делать с изменниками казацкого дела? И не стоит ли кого-то помиловать?

С этим вопросом разобрались быстро. Допрос предателей, а затем смерть через отрубание головы саблей за городской стеной.

Такими были основные вопросы, решенные Советом Атаманов, в первый же день после занятия Черкасска силами восставших казаков. Собравшиеся расходились, и только Василий Поздеев несколько задержался. Он хотел один на один о чем-то переговорить с отцом, но полковник Лоскут хлопнул его по плечу и сказал:

— Пойдем, друже, выпьем, а все что хотел сказать, завтра скажешь.

Поздеев несколько натужно улыбнулся, и вышел из войсковой избы. За ним следом полковник, и в помещении остались только я и войсковой атаман.

Как только закрылась дверь, батя расслабился и откинулся на спинку мощного кресла с красивой и мягкой обивкой. Сразу стало заметно, как же он сильно устал: покрасневшие глаза, сильно проступившие морщины и сероватый оттенок лица. Да уж, как ни посмотри, а такое дело он на себя взвалил, что мало кто с ним может справиться. Впрочем, Булавин сдаваться не намерен, да и смысла в этом нет, так что придется ему продолжать идти в выбранном направлении и назад уже не оглядываться.

Отец, не спеша, достал кисет с табаком, набил трубочку, посмотрел на меня и спросил:

— Что скажешь, сын, о чем Поздеев хотел со мной отдельно от всех переговорить?

— Так это и не мудрено, батя. Василий Поздеев вместе с Максимовым и старшинами, кто сейчас в цепях сидит и своей участи ждет, многие дела вел, и деньги, про которые завтра их будут спрашивать, наверняка, вместе с ними распиливал. Вот он и хотел себя сразу прикрыть. Свою долю в войсковую казну отдать и сухим из воды выйти.

— Странное словосочетание — «распиливал деньги», но верное. Правильно мыслишь Никифор. А почему его Лоскут вывел, понимаешь?

Вариантов было несколько, и я выдал тот, который мне казался самым очевидным:

— Чтобы за ночь он подумал и понял, что только на тебя теперь опираться может?

Кондрат раскурил трубку, пыхнул дымком и кивнул головой.

Не только. Таких как он, влиятельных и богатых старшин, что и «нашим» и «вашим» готовы помогать, в Войске больше десяти человек. Сейчас Поздеев и друг его Василий Фролов кинутся по друзьям своим и товарищам, новостями делиться будут, а утром все вместе ко мне придут, так что деньги не только эти двое принесут, но и остальные. — Батя пустил в потолок дым и задал иной вопрос: — Как твои занятия по воинским наукам?

— Времени мало, но пару часов в день на это каждый день выкраиваю.

— То добре, сын. Не жалеешь, что на Украине не остался?

— Нет, конечно. Сейчас самое интересное начинается, и я с тобой рядом, так что не жалею, а наоборот, радуюсь этому.

— Вот и хорошо, — атаман в очередной раз пыхнул трубкой и кивнул в сторону площади, откуда доносились радостные крики, под которые из войсковых подвалов и амбаров выкатывались бочки с вином: — Можешь идти отдыхать со всеми.

— А ты?

— Посижу немного.

— Понял.

Я начал собираться. Взял свою походную сумку, в которой свои непутевые записки хранил, собрал оружие и подтянул кушак на кафтане. Перед тем как выйти, оглянулся на отца и увидел, что он спит. Да еще забавно так, голова на спинке кресла, левая рука на столе, в правой курительная трубка дымится, а на коленях новая атаманская булава лежит. Реально перенапрягся новый войсковой атаман. До такой степени, что на рабочем месте заснул. Пусть отдохнет немного. У него впереди еще столько дел, что страшно и подумать. Однако старая пословица гласит, что глаза боятся, а руки делают, и я верю, что все у моего родителя получится.

Терек. Станица Щедринская. 13.09.1707.

Атаман Щедринской станицы Никита Стрелков еще раз посмотрел с высокого забора на раскинувшееся внизу бескрайнее море закубанских кочевников, которых привел на Терек Каиб-султан. Если подмоги не будет, а взяться ей попросту неоткуда, основанная легендарным Андреем Щадром станица падет. На все поселение двенадцать десятков казаков с оружием и все. В 1701 году станицу тоже держали в плотном кольце осады, но в то время у терских казаков сил было больше, да поддержка имелась, потому и выстояли. Теперь помощи ждать бессмысленно, воины Каиб-султана обложили все терские городки одновременно, и воинов у хана на это хватает, почти двадцать тысяч всадников он на Терек привел.

Стрелков тяжело вздохнул, спустился вниз и огляделся. Люди, не отходя от своих мест, поочередно отдыхают. Поутру будет жестокий бой, и кто из них в живых останется, знает лишь бог.

Станичный атаман прошелся по узкой улочке примыкавшей к стене и, зайдя в один из дворов, спустился в просторный подвал. Здесь, в окружении казачьих детей, собранных в подземелье как в самом надежном и безопасном месте, на пустой бочке сидел старый станичный писарь Игнат Сафонов и рассказывал малышне историю своего войска. Поначалу у атамана мелькнула мысль, что не до историй нынче, враги у ворот, но потом отогнал ее. В самом деле, дети есть дети и их отвлечь надо, а не пугать завтрашним днем.

Никита оперся об дверной косяк, и сам заслушался рассказом Сафонова, который только начал свое повествование.

— А случилось это, в правление московского царя — Ивана Третьего, — говорил Сафонов. — Разгневался как-то государь на молодечество рязанских казаков и пригрозил им наказанием, а казаки Червленного Яра поднялись всей станицей, сели на струги с семьями-хозяйством и выплыли весенним половодьем на Дон. С Тихого Дона перешли на Волгу, и уже по ней, по матушке, добрались на Терек. В этих краях уже тогда существовало местечко Тюмень, где люди нашего корня жили. Они помогли нашим прадедам устроиться и с тех пор мы здесь живем, а называть нас стали гребенскими, то есть горными казаками. Потом на Москве стал править Иван Четвертый, по прозванию Грозный — могучий и великий государь. И видя, что Москва в силе, царь грузинский попросил царя о помощи. Да кабардинцы — союзники верные, о принятии их под руку государя просили. Царь даже на их княжне Марии Темрюковне женился, а как случилось это, то и про нас вспомнил. И были наши старики гребенские на Москве у царя, и пожаловал он нас рекой Тереком навечно.