Джанет Уинтерсон - Бремя. Миф об Атласе и Геракле

• Название: Бремя. Миф об Атласе и Геракле
• Автор: Джанет Уинтерсон
• Жанр: Мифы. Легенды. Эпос
• Год: 2005
• ISBN: 5-9743-0012-2

Повесть Джанет Уинтерсон «Бремя» — не просто изложенный на современный лад древний миф о титане Атласе, который восстал против богов и в наказание был обречен вечно поддерживать мир на своих плечах. Это автобиографическая история об одиночестве и отчуждении, об ответственности и тяжком бремени… и о подлинной свободе и преодолении границ собственного «я». «Тот, кто пишет книгу, всегда выставляет себя напоказ, — замечает Джанет Уинтерсон. — Но это вовсе не означает, что в результате у нас непременно получится исповедь или мемуары. Просто это будет настоящим».

---

Джанет Уинтерсон «Бремя: Миф об Атласе и Геракле»

Посвящается Деборе Уорнер, принявшей на себя бремя

Для формирования осадочных пород нужно очень много времени, пока плоть земли слой за слоем оседает на морское дно.

Именно поэтому в таких породах чередуются горизонтальные пласты — страты, самые древние из которых располагаются ближе всего ко дну.

Каждая из них хранит окаменевшие останки животных и растений, покинувших этот мир в то время, когда формировались отложения.

Слой осадочной породы подобен страницам книги, на каждой из которых запечатлена история чьей-то жизни. К сожалению, ни одна из них не закончена. Процесс отложения никогда не идет равномерно; неизбежно случаются периоды, когда новые слои не формируются или разрушаются уже существующие. Последовательность слоев может измениться, когда вся страта изгибается или перекручивается; а иногда колоссальные силы, таящиеся под земной корой, переворачивают ее с ног на голову, как это случается при рождении гор…

Слой осадочной породы подобен страницам раскрытой книги…

…

На каждой из которых запечатлена история чьей-то жизни…

Ни одна из них не закончена…

Я ХОЧУ РАССКАЗАТЬ ЭТУ ИСТОРИЮ СНОВА

Введение

Выбор сюжета, как и выбор любовника, — дело глубоко личное.

Решение, момент, когда вы говорите «да», всегда обусловлен чем-то более глубоким; возможно, это следует назвать узнаванием. Я узнаю тебя; понимаю, что мы уже встречались — во сне или в прошлой жизни, а, быть может, случайно встретились взглядами в кафе несколько лет назад.

Эти случайные взгляды, эти предвестия устанавливают между нами бессознательную связь, связь, которая будет тихо ждать под спудом, чтобы в один прекрасный день подняться на поверхность и явить миру свое лицо. Когда меня попросили выбрать миф, о котором я буду писать, я поняла, что выбор давно уже сделан. Прежде, чем я положила телефонную трубку, у меня в голове вертелась готовая история об Атласе, держащем мир на своих плечах. Возможно, если бы мне не позвонили, я бы так никогда и не написала эту историю, но когда раздался звонок, она уже сидела на краешке моего письменного стола и ждала, что ее напишут.

Что ее расскажут снова. Лейтмотивом «Бремени» стала фраза «Я хочу рассказать историю снова». У меня всегда полно пересказов. Я люблю брать старые добрые истории, которые, как нам кажется, мы знаем наизусть, и переписывать их по-новому. Во время пересказа приходят новые нюансы и новый взгляд на вещи, а перестановка главных элементов головоломки требует введения в исходный текст свежего материала.

В результате «Бремя» перешагнуло рамки простой истории о наказании Атласа и его недолгой свободе, когда Геракл снял мир у него с плеч. Я хотела рассказать об одиночестве, затерянности, ответственности, тяжком бремени и, разумеется, о свободе, потому что такого финала, как у меня, я не встречала нигде больше. Да, я взяла его из собственной жизни. А разве бывает по-другому? В «Бремени» моя личная история вплелась в ткань того мифа, который мы знаем, и того, который я рассказала по-своему. Эту личную историю я написала от первого лица, как и почти все свои остальные работы, что естественным образом наводит на мысли об автобиографии.

Но дело здесь не в автобиографичности, а в подлинности. Автор должен вплавить себя в текст, стать тем припоем, который сможет соединить разнородные и подчас несопоставимые элементы. Тот, кто пишет книгу, всегда выставляет себя напоказ — и притом в самом ранимом и уязвимом виде, что вовсе не означает, что в результате у нас непременно получится исповедь или мемуары. Просто это будет настоящим.

Сейчас люди в массе своей чудовищно жадны до всего «настоящего», будь то реалити-шоу по телевизору или тяжеловесное вранье, сходящее за низкопробную документалистику, или, в лучшем случае, основанные на реальных фактах программы, биографии и репортажи с места событий, ныне занимающие то место, которое ранее по праву принадлежало воображению.

О чем это говорит? Об ужасе перед внутренним миром, перед возвышенным, поэтическим, нематериальным, созерцательным. И потому писатель вроде меня, который верит в силу рассказанной истории как мифа, а не как отчета о случившихся где-то событиях, который знает, что речь — это не только способ передачи информации, вынужден бороться с течением, подобно Зигфриду, пытающемуся противостоять волнам Рейна.

Мифологическая серия — прекрасная возможность рассказывать истории, пересказывать их ради них самих и находить в них вечные истины о природе человеческой. Все, что нам остается, — это продолжать рассказывать истории в надежде, что кто-нибудь их услышит. В надежде, что в непрекращающемся кошмаре лезущих во все щели горячих новостей и светских сплетен кто-то сможет расслышать и другие голоса, пытающиеся говорить о жизни души и путешествиях духа.

Да, я хочу рассказать историю заново.

Я хочу рассказать историю снова

Свободный человек никогда не думает о побеге.

В начале не было ничего. Даже времени и пространства. Вы могли швырнуть мне вселенную, и я поймал бы ее одной левой. Вселенной попросту не было. Поэтому с ней можно было делать все, что угодно.

Однако около пятнадцати эонов назад это блаженное небытие внезапно подошло к концу. То было весьма странное время. Все, что я о нем знаю, нашептали мне радиоактивные космические голоса, — все, что осталось от одного великого крика, раздавшегося некогда в первозданной тишине.

Вы знаете, что у вас внутри? Мертвецы. Время. Тысячелетия разворачивают свои спряденные из света узоры у вас в животе. Каждое мгновение несколько миллионов атомов калия принимают в нас радиоактивную смерть. Энергия, которая правит жизнью этих крошечных атомных цивилизаций, была заключена в атомах калия с тех самых пор, когда первичная бомба размером с обычную звезду как следует бабахнула и превратила ничто в нечто. Калий, а вместе с ним уран и радий, — всего лишь радиоактивный атомный мусор, оставшийся после того, как рванула первая сверхновая, из-за чего в конечном счете и появились мы с вами.

Да-да, вашей праматерью была звезда.

В те дни было жарко, как в аду. Собственно, это и был Ад, если понимать под ним то место, где всеми нами любимая жизнь не может существовать. До сих пор те безбрежные океаны пылающего пламени и муки, от которых корчилась земля, отзываются в глубинах каждой души безотчетным первобытным ужасом. Преисподние, которые мы сейчас изобретаем, суть лишь отзвук тех, картины которых хранит наша память. Ад есть; его не было, нет и быть не может. Наука называет это «миром, существовавшим до начала жизни», — Гадейским[1] периодом. Но жизнь все-таки появилась на свет, потому что жизнь — это нечто большее, чем просто способность к самовоспроизведению. В разливах расплавленной лавы и грохоте рушащихся скал жизнь страстно хотела жить. Великое прото-, «уже почти», чистая возможность. Не Венера. Не Марс. Земля.

Планета Земля, которая так отчаянно алкала жизни, что в конце концов обрела ее.

А через несколько миллиардов лет случилось чудо. По крайней мере, это можно назвать приятной неожиданностью, из тех, что меняют ход истории. На Земле уже имелись бактерии, но не было кислорода, который оказался бы для них смертельным ядом. И тут произошло одно событие, тихое и незаметное, но по сути своей не менее революционное, чем взрыв звезды: на сцене появилось новое действующее лицо — сине-зеленая водоросль — и ничтоже сумняшеся занялось фотосинтезом, побочным продуктом которого и стал кислород. Так планета Земля обрела новую атмосферу. Остальное — уже история.

Хотя не совсем. Я могла бы описать вам маниакальный оптимизм кембрия[2], когда горы росли, как грибы после дождя, или райские денечки силура[3], когда в океане царствовали морские звезды и брюхоногие моллюски. Около 400 миллионов лет назад, отряхая соленые брызги с чешуи и плавников, из теплых лагун на обширные берега коралловых рифов неспешно выбрались первые наземные млекопитающие. Триас и юра[4] были отданы во власть динозаврам, совершенным убийцам, которые были тогда не более удивительны, чем рядовой кошмар в ночь с воскресенья на понедельник. Три-четыре миллиона лет назад — внимание, внимание, уникальная новинка в нашем ассортименте! — на горизонте показалось нечто пушистое: мамонт и что-то вроде человека.

Земля удивилась. Она всегда казалась самой себе странной и падкой на новизну и никогда не знала, чего от себя ждать. Еще ни разу ей не удалось предугадать свой следующий шаг. Ей нравились риск, случайный исход, непредсказуемость выигрыша или провала. Мы можем забыть, что принимаемое нами как должное пришло в результате долгой борьбы за успех, но она — никогда. Поражения остались в прошлом. Наша планета, кажущаяся столь очевидной и постоянной, на самом деле — джекпот[5] в лотерее мироздания. Земля — это голубой шарик с нарисованным на нем выигрышным номером.