Александр Никонов - Жизнь и удивительные приключения Нурбея Гулиа - профессора механики

• Название: Жизнь и удивительные приключения Нурбея Гулиа - профессора механики
• Автор: Александр Никонов
• Жанр: Биографии и Мемуары

Этот роман — откровенная правда о необыкновенных приключениях известного российского ученого и изобретателя. Жизнь этого человека удивительным образом прошла через калейдоскоп исторических эпох. Детство с унижениями, издевательствами, а затем и местью за это; позже — спорт, секс, браки и разводы, обильные возлияния, встречи со знаменитостями, любовные истории. Наука и мистика, загадочные происшествия, розыгрыши и авантюры, наконец, просто хулиганства — ничто не было чуждо нашему герою. Это и многое другое настолько круто замешано в одном человеке, что на его примере можно составить обобщенный портрет целого поколения, активно влияющего на современную жизнь. И еще — прочтя этот роман, вы с удивлением узнаете, сколько неожиданных "скелетов в шкафах" может тайно храниться у ваших вполне добропорядочных и респектабельных знакомых.

---

Как-то мы пошли с Ирой в Гидропарк. Я решил искупаться, но Ира удержала меня от этого — дескать, вода в Днепре радиоактивная. На людях мы решили особенно не появляться, взяли выпивку — закуску и сели в кустах. Я с досады перепил, а тут еще пошел дождь. Ира побежала спасаться от радиоактивных, как она говорила, осадков под мост, а я остался лежать на пляже, на топчане. Она тащила, тащила меня под мост, но я заупрямился, и так пролежал под дождем.

А завтра мы встретились в Пуще-Водице, зашли в чащобу и занялись тем, чем положено заниматься в чащобах. Было жарко, я весь вспотел, а потом тут же искупался в пруду. Вечером у меня поднялась температура, а на утро я попытался излечиться в терме (сауне с температурой до 140 градусов), что была при бывшем заводе «Большевик». Но мне стало в бане плохо, я даже там упал, разбившись до крови. Вот так скомкано и в неудобствах мы провели с Ирой дней двадцать, а потом я уехал обратно в Москву. У меня постоянно держалась невысокая температура, и я начал кашлять.

В Сухуми я уже заболел серьезно, с температурой, и вызванный врач констатировал бронхит. Так и провалялся дома целый август. В Москву вернулся весь больной. На работе меня перестали узнавать, кроме того, что у меня уже не было бороды и волос, я похудел на 12 килограммов. В паху, подмышками и на шее опухли лимфатические узлы и был постоянный кашель. Спать я перестал и исчез аппетит.

Сейчас я подозреваю, что получил-таки свою долю облучения, когда лежал в Гидропарке под дождем и купался в Пуще-Водице. Но симптомы легкой лучевой болезни и СПИДа так похожи, что я перестал сомневаться и окончательно поверил, что инфицирован. У меня развился психоз — характерные подозрительность и мнительность. В медицине он получил название «спидофобии», оказывается, такое случается с мнительными людьми частенько.

Мы с Тамарой постоянно ходили сдавать кровь, но я не верил отрицательным результатам. Я стал мрачным, раздражительным, все свободное время лежал, отвернувшись к стене. Но была в этом и польза — я начал моржеваться зимой и регулярно тренироваться, поднимая штангу в зале. Перестал ездить в Киев и встречаться с Ирой, а в Москве прекратил ходить к моим Тамарам — Ивановне и Витольдовне. Имидж мой изменился неузнаваемо — из веселого, бесшабашного бородача, гуляки и повесы, я превратился в мрачного, нелюдимого трезвенника, борца за собственное здоровье и нравственность. Меня перестали узнавать даже в нашей телепередаче — чужой бритый «лысый» мрачный мужик, никак не коррелировал со знакомым веселым и агрессивным профессором.

Вот таким я и встретил свое пятидесятилетие. Одно было хорошо, что тогда все мои ученики были при мне, и я свой день рождения отметил в их окружении. Чувствуя, что моя мисс Витольдовна нравится Саше (он был просто поражен ее красотой, когда мы случайно встретились с ней), я умело познакомил их, и они с первой же встречи сошлись. Я выпил, заснул в одной из комнат ее квартиры, а они остались наедине в другой. Счастливы они были года два-три, искренне любили друг друга. Это, несмотря на то, что Витольдовна была на десять лет старше Саши. Злыдня Витольдовна даже заявила мне, что со мной она только «развратничала», а по Саше — «тащится». Неплохой лексикончик для переводчицы с английского! Я даже на время поссорился с ней за такие разговоры.

Дела моржовые

Я сказал, что начал моржеваться с холодных ванн. Препротивное дело, доложу я вам — ни пошевелиться толком, ни согреться в движении. То ли дело плаванье в свободной воде, пусть даже и в холодной.

Осенью 1987 года, что-то в ноябре, мы с Тамарой пошли на пруд в парк «Кузьминки», взяв с собой термометр. Я поболтал им в воде и установил, что температура воды — шесть градусов. «Вполне приличная температура!» — как сказал бы главврач курской Облбольницы. В пруду уже успели при нас выкупаться несколько человек.

— Что я — лысый, что ли! — почему-то подумал я, и, хотя и был «лысым» — стриженным «под нуль», раздевшись, полез в воду. Никаких неприятных ощущений, столь характерных для холодной ванны. Поплавал с минуту, потом растерся полотенцем, и тут же почувствовал, как разлившаяся по телу теплота, усугубленная водкой с салом, взбодрила меня и подняла настроение.

Тамара, несмотря на мои уговоры, на сей раз в воду не полезла. Но мы стали регулярно, почти каждый день, по утрам ездить в Кузьминки, где я купался. Уже в декабре, когда тоненький, гладкий и очень острый лед затянул поверхность пруда, мы с Тамарой рано утром уже возвращались с моего моржевания. Я назвал это купанье таким термином потому, что на поверхности воды уже был лед. Во время замерзания воды и во время таяния льда весной, температура воды минимальна, и на пресных водоемах приближается к нулю. Когда лед уже достаточно толстый, температура воды под ним уже около четырех градусов. Правда, отличить ноль от четырех градусов при моржевании невозможно — обжигает и эта, и та вода. Состояние у меня было бодрое и благостное, негреющее солнце стояло низко на восточной стороне горизонта.

Вдруг послышалось тарахтенье трактора и нас обогнал «Беларусь» с прицепом, в котором ехали двое парковых рабочих. Завидев нас, они что-то стали кричать. Я не расслышал и жестами стал переспрашивать. Трактор остановился и до меня дошли слова рабочих:

— Уматывай в Израиль, а бабу нам оставь!

Вот и аукнулся мне этот Израиль — опять нос, видимо, сыграл злую шутку со своим хозяином! А пока я показал крикунам жест рукой по локоть: «вот, дескать, это вам, а не бабу!» Пролетарии привстали, но мне они показались недостаточно понятливыми, поэтому я продублировал мой жест уже ногой, указав им на их брата по разуму. Ногу надо было согнуть в колене достаточно сильно, но я постарался.

Получилось очень обидно и пролетарии, выпрыгнув с прицепа, направились вразвалку ко мне.

— Тамара, беги за милицией, — быстро проговорил я, и стал шарить глазами по сторонам, ища подходящее оружие против пролетариата. Я увидел палку, торчащую из мусорного бака, резво подбежал к нему и стал вытаскивать. Палка по мере вытаскивания все увеличивалась в толщине, и скоро у меня в руках оказалась настоящая палица Ильи Муромца. Размахивая ею, я с криком самурая бросился на обидчиков. Они отступили, запрыгнув опять в прицеп, и трактор снова затарахтел.

— Пронесло, — решил я, но ошибся. Трактор развернулся и на всех парах понесся навстречу мне. — Задавить хочет, что ли? — рассуждал я, ища глазами Тамару. И увидел ее поблизости у беседки с группкой старушек, моционящих по утрам. Тамара взволнованно указывала старушкам в мою сторону. Я приободрился

— свидетели расправы будут и неплохие.

Я поднял палицу и стал ждать приближения трактора.

— Перебью стекла, как только приблизится, а выйдет кто-нибудь, то зашибу и его! Свидетели есть, все видели, как они напали первыми, причем с помощью трактора, — рассуждал я сам с собой.

Трактор подъехал ко мне вплотную, остановился, и из него вышел тракторист. Пролетарии наготове сидели в прицепе. Я не буду дословно приводить наш диалог с трактористом, скажу только, что пара-другая печатных слов все-таки была. Таковыми были: трактор, Израиль, баба, свидетели, под суд. Пришлось вспомнить мои состязания того же рода с целинными трактористами, где я, как известно, выиграл.

— Так бы и сказал! — соглашается тракторист и снова залезает в кабину. Под улюлюканье старушек трактор с прицепом ретируется. А я сделал вывод, что с моим носом и без бороды, в малолюдных местах лучше не появляться. Сейчас меня от националистов выручает бритая голова, я становлюсь похожим на скинхеда. А когда по дороге попадаются нацмены, то я надеваю кепку и выставляю напоказ свой нос. Но что-то вроде палицы в руках в любом случае все равно иметь надо!

Однако вернемся к первоначальному предмету нашего разговора — моржеванию. Сам я начал заниматься этим от страха заболеть СПИДом. Но, познакомившись со многими моржами, разговорившись с ними, я понял, что просто так, «за здорово живешь», моржами не становятся. Нужен какой-то стресс, толкающий человека в прорубь.

Одна пожилая женщина постоянно болела пневмонией, медицина оказалась бессильной, и она кинулась в спасительную прорубь. Молодую женщину бросил муж, у нее началась истерия, а спасла, разумеется, прорубь. Мужчина-наркоман решил завязать с «наркотой» и призвал на помощь прорубь. И так далее, и тому подобное…

Спустя два года, когда я уже стал опытным моржом и стал делать по два-три захода в прорубь зараз. Решилась искупаться и Тамара. Она не рассчитывала на такую смелость, но однажды после моего купания, когда мы выпили, она, наконец, отважилась. Но так как купальника у нее не было, то полезла в прорубь «в чем мать родила». Лицемерные посетительницы Кузьминок подвергли ее остракизму, но не сразу, а только после того, как разглядели стройную фигуру Тамары. Толстых, кривых и артритных старух, купающихся голыми, они не критиковали.