Конн Иггульден - Волк равнин

• Название: Волк равнин
• Автор: Конн Иггульден
• Жанр: Историческая проза
• Год: 2010
• ISBN: 978-5-699-41986-9

Он родился при необычных обстоятельствах: одни посчитали это дурным знаком, а другие предрекли, что смерть будет ему верным спутником и он станет великим воином. Предательство тех, кому он доверял, едва не стоило ему жизни и заразило душу жаждой мести, а страдания закалили тело. Он ни перед кем не склонялся, не поддавался ни страху, ни слабости. Его не заботили ни богатство, ни добыча — одна только власть. Он создал империю, простиравшуюся от берегов Дуная до Тихого океана. Его звали Чингисхан. И это роман о его молодости.

---

Конн Иггульден «Волк равнин»

Эта книга никогда бы не была написана без народа Монголии. Без людей, позволивших мне жить среди них и рассказывавших о своей истории за чаем с солью и водкой, пока зима плавно перетекала в весну.

Особая благодарность Мэри Клементс за советы о лошадях и Шейле Броутон, чьи великолепные научные работы позволили написать большую часть этого романа.

Моим братьям Джону, Дэвиду и Хэлу

Свора правителей зло,
Царь один должен быть у народа.

Гомер. Илиада

КАРТЫ

ПРОЛОГ

Бесновалась метель, залепляя колючим снегом глаза воинов. Монгольские лучники окружали татарский отряд. Их низкорослые лошади чутко повиновались легким движениям колен. Монголы, привстав на стременах, в полном молчании выпускали стрелу за стрелой и точно попадали в цель. Сквозь завывания ветра были слышны только вопли раненых и топот коней. Татарам не было спасения от смерти: она со свистом летела на темных крыльях битвы со всех сторон. Лошади с диким ржанием падали на колени, из ноздрей их текла яркая кровь.

Стоя на выступе желто-серой скалы, Есугэй следил за ходом боя, плотно укутавшись в меха. Стоголосым демоном выл над равниной ветер, обжигая его кожу там, где она не была смазана бараньим жиром. Есугэю все было нипочем. Он уже столько лет вел такую жизнь, что почти ничего не чувствовал. Суровая природа была частью его жизни, как и воины, которыми он повелевал, как и враги, которых он уничтожал.

Есугэй презирал татар, хотя и отдавал противникам должное: им было не занимать мужества. Он увидел, как они сплотились вокруг молодого воина. Услышал его голос, перекрывший даже вой ветра. Татарин был в кольчуге. Есугэй и сам страстно желал иметь такую кольчугу. Он завидовал врагу. А тот остановил своих всадников резкими окриками и не позволил им броситься врассыпную. И тогда Есугэй понял, что пора вступить в дело ему самому. Его арван — девять лучших воинов племени, кровных братьев и сородичей, — почувствовал это. Его товарищи, достойные носить дорогие доспехи из вареной кожи с вышитым на них скачущим волком.

— Вы готовы, братья мои? — спросил Есугэй, чувствуя на себе взгляды соратников.

Одна из кобыл взволнованно заржала, а его первый воин, Илак, усмехнулся.

— Ради тебя мы перебьем их, младший брат, — сказал он, почесывая лошадь меж ушами.

Есугэй ударил коня пятками, и они легкой рысью двинулись в сторону кипевшей битвы. С высоты они видели яростную круговерть пурги и ощущали злобную силу ветра и снега, что также участвовали в схватке. Есугэй, глядя на простертую над хрупкими фигурками воинов руку Отца-неба, из которой сыпался лед, в благоговейном ужасе зашептал молитву.

Воины перешли в галоп, не перестраиваясь и даже не задумываясь об этом, поскольку каждый с младенчества умел оценивать расстояние. Они думали только о том, как ловчее скинуть врага с седла и быстрее бросить его тело остывать на равнине.

Арван Есугэя врезался в самую гущу сражения, устремляясь к татарскому предводителю, который раскрыл себя лишь в последние мгновения. Если тот останется в живых, то, возможно, станет для своего племени факелом, за которым все и последуют. Конь Есугэя налетел на какого-то татарина, и монгол усмехнулся. Сегодня этот факел угаснет.

Страшный удар — и спина татарского воина переломилась как раз в тот миг, когда он повернулся лицом к новой опасности. Есугэй, держась за гриву коня, наносил удары мечом направо и налево, и враги падали мертвыми, словно осенние листья. Два раза он поберег отцовский клинок: одного противника затоптал конем, а другого — ударил рукоятью, как молотом. И тут Есугэй оказался в самой гуще сражающихся татар. Девять воинов Есугэя были по-прежнему с ним, оберегая жизнь своего хана согласно клятве, данной еще в детстве. Даже не оборачиваясь, он знал, что спина его прикрыта. Об этом говорил и мечущийся взгляд татарского предводителя. Тот видел свою смерть на их плоских ухмыляющихся лицах. А вокруг лежали мертвые, пронзенные стрелами тела его воинов. Татары были разбиты.

Есугэй обрадовался, заметив, что татарин поднялся в стременах и показал на него длинным окровавленным клинком. В глазах его не было страха — лишь гнев и досада, что этот день не принес ему удачи. Сегодняшний урок уже не пойдет на пользу холодеющим трупам, но Есугэй знал, что татарские племена скоро поймут значение этого разгрома. Когда наступит весна, они найдут почерневшие кости своих воинов и больше не осмелятся угонять его стада.

Есугэй и татарин смотрели в глаза друг другу. Есугэй ухмылялся, татарин хмурился. Нет, проигравшие ничему не научатся. Уж если татарину что-то взбрело в голову, то он лучше умрет, чем откажется от своей идеи. Назло. Проигравшие сегодня, они вернутся завтра, и Есугэй опять будет сражаться и проливать еще больше поганой крови. Впрочем, эта мысль была ему приятна.

Он разглядывал татарина, бросившего ему вызов. Совсем молодой. Есугэй вспомнил о своем ребенке, который сейчас, должно быть, появляется на свет там, за восточными холмами. Он размышлял о том, не суждено ли и его сыну когда-нибудь увидеть лицо седого закаленного воина на расстоянии клинка, грозящего смертью.

— Как твое имя? — прокричал Есугэй.

Сражение вокруг них уже стихло, монголы бродили среди трупов, снимая с них все ценное. Ветер завывал с прежней силой, но вопрос был услышан, и Есугэй отметил, что его юный противник на мгновение нахмурился.

— А твое, хрен ячий?

Есугэй хмыкнул. Он уже устал, кожу на лице начало саднить от ветра. Монголы шли по следу татар почти два дня, без сна и отдыха, питаясь только размоченным грутом.[1] Меч Есугэя был готов забрать еще одну жизнь, и монгол поднял клинок.

— А тебе что за дело, мальчишка? Иди ко мне.

Возможно, татарский воин увидел в глазах Есугэя что-то более страшное, чем стрела, от которой можно увернуться. После краткого размышления татарин кивнул:

— Мое имя Тэмучжин-Уге. За мою смерть отомстят. Я сын великого рода.

Он ударил коня пятками и устремился к Есугэю. Меч хана свистнул в воздухе один-единственный раз. Тело татарина упало к ногам Есугэя, а конь его понесся по полю.

— Ты пожива для стервятников, мальчишка, — произнес Есугэй. — И такая судьба уготована каждому, кто осмелится угонять мои стада.

Он обвел взглядом собравшихся воинов. Сорок семь человек покинуло свои юрты по зову Есугэя. Четырех бойцов они потеряли, зато ни один из двадцати татар домой уже не вернется. Цена набега, конечно, высока, но зима всегда доводит людей до крайностей.

— Обыщите трупы, да побыстрее, — приказал Есугэй. — Домой возвращаться поздно. Переночуем под скалами.

Металл и луки были весьма ценной добычей. Их можно продать или взять себе вместо сломанного оружия. Но, если не считать кольчуги, нынешняя добыча была скудной. Это еще раз подтверждало догадку Есугэя: татары, которых они разбили, были просто юными воинами, которые пошли в набег, чтобы снискать славу. Они не намеревались биться насмерть на этой твердой как камень земле. Он поймал брошенную ему окровавленную кольчугу и обернул вокруг передней луки седла. Кольчуга была превосходной и могла защитить от кинжала. Кем же был этот молодой воин, раз владел такой дорогой вещью? Есугэй непрерывно повторял про себя его имя. А потом пожал плечами и решил, что имя убитого уже не имеет значения. Он обменяет свою долю коней на крепкое питье и меха, когда племена сойдутся для торга. Если не считать пробирающего до костей холода, день выдался удачный.

Метель не утихла и на следующее утро. Есугэй и его люди возвращались в улус.[2] Только выделенные на случай нападения караульные ехали налегке, остальные были так нагружены мехами и добычей, что казались совершенно бесформенными и почти целиком покрылись слоем грязного льда и бараньего сала.

Племя выбрало хорошее место для улуса — у подножия каменистого холма, покрытого лишайником. Среди снегов юрты были почти незаметны. Совсем стемнело, лишь тусклый свет за спиной у воинов пробивался сквозь клубящиеся облака снежной пыли. Однако их возвращение заметили глазастые мальчишки, следившие, чтобы под покровом ночи никто не застал племя врасплох. Есугэй возрадовался, услышав звонкие голоса, возвещающие о прибытии воинов.

«Женщины и дети племени вряд ли успеют нас встретить», — подумал он.

Такими холодными ночами женщины просыпаются лишь для того, чтобы поддержать огонь в очагах. А время подниматься настанет часа через два, когда колючий снег выпустит из своих объятий большие сонные жилища из жердей и войлока.

Когда кони подошли ближе, Есугэй услышал крик, поднявшийся из юрты Оэлун подобно серому дыму, и от нетерпеливого ожидания его сердце часто-часто забилось. Смерть всегда ходит так близко к новорожденным! У него уже был сын, еще младенец, но хану надобно столько наследников, сколько сможет вместить его юрта. Есугэй зашептал молитву, прося еще об одном мальчике, о брате первому.