Уильям Теккерей - Кэтрин

• Название: Кэтрин
• Автор: Уильям Теккерей
• Жанр: Классическая проза

 Бог наделил мисс Кэтрин редкой красотой, и с тех пор, как слава о ней вышла за пределы округи, в харчевне отбою не было от посетителей. Случалось, фермеры, завернувшие по дороге с рынка, поспорят насчет лишней кружки эля, - но стоит Кэтрин появиться с кружками на подносе, и глядишь, эль выпит до капли и денежки уплачены сполна; или проезжий путешественник после ужина соберется в путь, чтобы к ночи добраться до Ковентри или Бирмингема, а тут мисс Кэтрин спросит, не развести ли огонь в комнате наверху, - и он тотчас решит заночевать в "Охотничьем Роге", хотя только что уверял миссис Скоур, что и за тысячу гиней не согласился бы отложить до утра свое возвращение домой...

---

— В "Трех Грачах" один закон: вот он!.. — возразил ему мистер Брок, поднеся к его носу пистолет. На что хозяйка только одобрительно ухмыльнулась и пошла прочь.

После недолгих препирательств Джон Хэйс составил требуемое письмо к своему отцу, в котором сообщал, что попал в руки вербовщиков и, чтобы откупиться, ему необходимо двадцать гиней; а также предостерегал против попыток задержать подателя письма, ибо упомянутые джентльмены пригрозили ему смертью в случае, если их товарищ не вернется. В доказательство подлинности письма к нему был приложен перстень, подарок матери, который Хэйс всегда носил на пальце.

Оставалось решить, кто повезет послание; выбор пал на долговязого алебардщика, который, видимо, был вторым по чину в отряде, предводительствуемом капралом Броком" Товарищи называли его то прапорщиком, то даже капитаном или просто мистером Макшейном; а иногда в шутку именовали "Носачом", намекая на выдающееся положение, которое занимала в его лице эта черта, — или же "Дылдой", по тем самым причинам, которые заслужили подобное прозвище первому Эдуарду. Итак, мистер Макшейн вскочил на Хэйсову лошадь и отбыл из Вустера, предоставив всем постояльцам "Трех Грачей" нетерпеливо дожидаться его возвращения.

Ожидать его можно было не ранее следующего утра, томительной оказалась для мистера Хэйса его nuit de noces [17]. Подали обед; мистер Брок и двое его сотоварищей, согласно уговору, сели за стол вместе с новобрачными. За обедом последовал пунш, который тоже пили всей компанией, а там дошло дело и до ужина. Впрочем, ужинать стал лишь один мистер Брок — два других джентльмена предпочли дым своих трубок и общество хозяйки на кухне.

— Не такое уж это веселье, согласен, — заметил экс-капрал, — и не так бы следовало джентльмену проводить свою брачную ночь; но ничего не поделаешь, голубчики моя, — кто-нибудь должен с вами оставаться, а то ну как вам вздумается высунуться в окошко и закричать, и уж тогда беды не оберешься. Один из нас должен здесь быть, но мои друзья любят на ночь выкурить трубочку, так что придется уж вам потерпеть мое общество, пока кто-нибудь из них меня не сменит.

Читатель вряд ли полагает, что если троим людям случилось, хоть и поневоле, вместе коротать ночь в трактирном помещении, то они, надувшись, рассядутся по углам, не обмениваясь ни словом, ни взглядом. Напротив того! мистер Брок с галантностью старого вояки не щадил усилий, чтобы развлечь своих пленников, и с помощью выпивки и беседы старался скрасить их временную неволю. Правда, с новобрачным его попытки большей частью пропадали даром; пить мистер Хэйс пил, и даже усердно, но что до беседы, то из него словечка нельзя было вытянуть; пережитый испуг, мысль об участи, ожидающей его в случае, если родители откажутся внести выкуп, и о деньгах, с которыми придется расстаться, если они согласятся на уплату, — все это камнем ложилось ему на сердце, отнимая всякое мужество.

Зато что касается миссис Кэт, то я не ошибусь, если скажу, что в глубине души ей даже приятно было вновь повстречать мистера Брока: ведь это был друг давних дней — счастливых дней ее жизни; она немало видела от него добра и сама платила ему тем же; и, право же, эту пару негодяев связывала чистейшая нежная дружба, в свое время придававшая прелесть их вечерним беседам.

Щедро угостив своих пленников пуншем, капрал затем предложил сыграть в карты. Но не прошло и часу, как мистера Хэйса стало изрядно клонить ко сну; вняв уговорам, он бросился на постель как был, не раздеваясь, и прохрапел до самого утра.

Миссис Кэтрин спать не хотелось; капрал бодрствовал вместе с нею и, беспрестанно прикладываясь к бутылке, вел нескончаемую беседу. Джон Хэйс спал так крепко, что можно было разговаривать, не стесняясь, как если бы его и вовсе не было в комнате. Кэтрин рассказала мистеру Броку обстоятельства своего замужества, уже известные читателю; оба подивились судьбе, что свела их в "Трех Грачах", причем Брок откровенно сознался, что действовал отнюдь не во исполнение закона, а просто с целью вымогательства. Достойный капрал нимало не был смущен, рассказывая о своих делах, и превесело шутил, обсуждая дела миссис Кэт: ее неудавшуюся попытку извести графа, ее виды на семейную жизнь.

Поскольку мистер Брок снова выведен нами на сцену, не мешает, пожалуй, вкратце изложить основные события, которые произошли с ним после внезапного отъезда из Бирмингема и о которых он без всяких прикрас рассказывал теперь миссис Кэтрин.

Он доехал на лошади капитана до Оксфорда (сменив в пути свой мундир на партикулярное платье) и там с немалой выгодой продал "Георга Датского" главе одного из колледжей. После некоторого ознакомления с университетскими достопримечательностями мистер Брок под именем и в роли капитана Вуда немедля направился в столицу — единственное место, соответствовавшее его званию и состоянию.

Заходя в кофейни Баттона и Уилла, он листал "Наблюдателя", "Курьера", "Ежедневный вестник" и "Лондонскую газету" и с философским спокойствием прочитывал там подробнейшее описание своей наружности, платья, коня, на котором он ехал, а также извещение о награде в пятьдесят фунтов всякому, кто сообщит о нем (на предмет поимки) капитану графу Гальгенштейну в Бирмингеме, или мистеру Мерфи в "Золотом Шаре" на Савой-стрит, или же мистеру Бейтсу в "Якорной Стоянке" на Пикадилли. Но кому пришло бы на ум отождествить капитана Вуда в его огромном алонжевом парике, стоившем шестьдесят фунтов [18], в башмаках с высокими красными каблуками, при серебряной шпаге, с золотой табакеркой и с черной повязкой на глазу, прикрывающей след от страшной раны, полученной, по его словам, при осаде Барселоны и обезобразившей его лицо, — кому, повторяю, пришло бы в голову отожествить эту особу с капралом Броком, дезертиром из Каттсова полка? И, чувствуя себя в полной безопасности, мистер Брок прогуливался по Мэллу с важным видом, словно аристократ из аристократов. Он пользовался славой отличного собеседника, сыпал деньги пригоршнями ("Расплавив несколько церковных подсвечников, — шутил он, — можно начеканить кучу дублонов"), и к его услугам было всегда самое избранное общество. По городу вскоре пошла молва, что капитан Вуд, служивший в Испании при его величестве Карле III, увез бриллиантовые ризы Богоматери Компостельской и до сих пор живет на доход с них. Дух протестантства был в ту пору силен в Англии, и не один ревнитель истинной веры охотно стал бы соучастником столь богоугодного грабежа.

Капитан Вуд почитал благоразумным поощрять любые слухи о происхождении его богатства. Он не только не опровергал никаких догадок, но готов был подтвердить любую; если же одновременно высказывались две догадки, полностью противоречащие одна другой, он только смеялся и говорил: "Друзья мои, не я придумываю эти увлекательные истории, но и не мне отрицать их; предупреждаю вас по совести, что я буду согласен со всеми, так что верьте или не верьте дело ваше". Так приобрел он славу не только богача, но и человека, умеющего держать язык за зубами. В сущности, я почти готов пожалеть о том, что почтенный Брок не родился аристократом; не сомневаюсь, что он и жил и умер бы подобающим образом, — в самом деле, он тратил деньги, как аристократ, волочился за женщинами, как аристократ, умел вести себя в бою, как аристократ, играл и напивался, как аристократ. Чего же недоставало ему, чтобы быть равным Сент-Джону или Харли? Шести-семи поколений предков, небольшого состояния да родовой усадьбы — и только. "Ах, доброе то было время", — говаривал впоследствии мистер Брок, — достигнув преклонного возраста, он любил предаваться воспоминаниям о светской карьере, которую чуть было не сделал. "Как подумаю, что я легко мог стать важной особой и, быть может, даже умереть в генеральском чине, — нет, решительно я родился под несчастливой звездой".

— Расскажу вам, голубушка, про свое лондонское житье-бытье. Жил я на Пикадилли, как самый настоящий вельможа; имел два пышных парика и три пары платья с золотым шитьем; держал арапчонка, наряженного турком; каждый день прогуливался по Мэллу; обедал в самой модной таверне Ковент-Гардена; посещал лучшие кофейни, знался с известнейшими людьми; не одну бутылку распил с мистером Аддисоном и не один золотой ссудил Дику Стилю (пребеспутный был шалопай и пьяница) — а самое главное вы сейчас услышите, голубушка, и должны будете согласиться, что не всякий на моем месте сумел бы удрать такую штуку.

Однажды, придя в кофейню Уилла, я застал там большое общество и услышал, как один джентльмен говорил другому: "Капитан Вуд? Был, помнится, капитан Вуд в полку у Саутвелла, хоть мне и не довелось знать его лично". Гляжу — э, да это сам лорд Питерборо обо мне рассуждает. Снял я шляпу, отвесил милорду изящнейший поклон и говорю, что я-то его хорошо помню — ведь я ехал следом за ним, когда мы занимали Барселону.

— Не сомневаюсь, что вы там были, капитан Вуд, — отвечал милорд, пожимая мне руку, — и не сомневаюсь, что вы меня помните; как говорится, Дурень Том не может всех знать, но Дурня Тома знают все.