Мишель Зевако - Эпопея любви

• Название: Эпопея любви
• Автор: Мишель Зевако
• Издательство: Панорама
• Жанр: Исторические любовные романы
• Год: 1994
• ISBN: 5-85220-420-Х

Мишель Зевако (1860–1918) — известный во Франции писатель, продолжатель традиций Александра Дюма, Эжена Сю, Поля Феваля. Десять из его многочисленных романов посвящены истории рода Пардальянов. Перед читателями один из них.

Вместе с главным героем романа, отважным шевалье де Пардальяном, мы попадаем в водоворот дворцовых интриг Екатерины Медичи и ее окружения, приведших к трагическим событиям Варфоломеевской ночи. Мы встретимся с прелестными женщинами и благородными мужчинами, с истинным великодушием и низким коварством, с предательством, верностью и всепобеждающей любовью.

---

— А там что?

— Там живут человек десять преданных маршалу де Монморанси дворян.

— Двадцать пять солдат да десять дворян… итого тридцать пять человек.

— Верно, но это еще не все и не главное.

— Есть еще отряд охраны?

— Нет, но в доме два Пардальяна, шевалье и его отец, — с дрожью в голосе произнес Жилло.

— Что ты этим хочешь сказать, болван?

— А то, дядя, что эти проклятые Пардальяны вдвоем стоят больше двадцати пяти солдат и десяти дворян, вместе взятых.

— Может, ты и прав. А где располагаются отец с сыном?

— Сейчас объясню, дядя. На втором этаже здания, где живут дворяне, — комнаты лакеев. Их полтора десятка. Между домом охраны и этим зданием — квадратный мощеный двор. В этот же двор одной стороной выходит сам дворец Монморанси, где находятся покои герцога. Дворец никакими переходами с другими постройками не соединен. А позади дворца — сад.

— Понятно. Кто еще живет во дворце?

— Как я уже сказал, сам герцог. Кроме того, в комнатах, выходящих окнами в сад, — две дамы. А рядом находятся комнаты Пардальянов.

Маршал де Данвиль хорошо знал дворец Монморанси, и план Жилло не говорил ему ничего нового. Однако лакей указал, где размещается охрана, а это было важно.

Дядя Жиль не скупился на похвалы племяннику, но добавил:

— Учти, мы должны знать все, что происходит в доме герцога. Найди возможность приходить ко мне каждые два-три дня.

— Уже нашел, — скромно сообщил Жилло.

— Как это? Объясни!

— Пожалуйста. Пардальян считает, что я хожу сюда шпионить за вами. Я его убедил.

Жиль был просто в восторге.

— Жилло, никогда больше не назову тебя болваном! Еще немного и ты получишь заветное богатство.

Жилло покинул дом маршала де Данвиля совершенно счастливый и уверенный в том, что деньги уже у него в кармане.

«Что же мне рассказать Пардальяну? — размышлял он по дороге к дворцу Монморанси. И вдруг его осенило: — Мне обещано богатство за то, что я буду сообщать о происходящем во дворце Монморанси, значит, можно получить деньги и за сведения о том, что делается у Данвиля!»

Кто предает дважды, получает вдвойне. Жилло решил шпионить за дядей и доносить Пардальяну, одновременно шпионя за Пардальяном и сообщая все дяде. Таким образом, по расчетам Жилло, состояние его должно было удвоиться.

Придя во дворец Монморанси, он тотчас же направился к Пардальяну и заявил:

— Сударь, у меня для вас хорошие новости. Я видел Жаннетту и уверен, что скоро смогу сообщить вам много интересного.

«Похоже, этот малый — настоящее сокровище!» — подумал довольный Пардальян-старший.

IX. Панигарола

В то время, о котором мы повествуем, преподобный Панигарола, прославившийся своими яростными нападками на гугенотов, уже не выступал с проповедями. Он даже перестал бродить ночью по парижским улицам, поминая усопших. О чем же он думал? Что замышлял?

Через два дня после похорон Жанны д'Альбре (а похоронили ее пышно, по-королевски), поздно вечером, у монастыря кармелитов на улице Барре остановилась скромная карета. Из нее вышли две женщины, одетые в черное. Брат-привратник спросил, что угодно дамам. Та, что помоложе, ответила, что они хотят поговорить с самим отцом-настоятелем. Возмущенный монах, воздев руки к небу, заявил, что негоже подобным образом требовать аудиенции с преподобным настоятелем. Тогда вторая дама, постарше, достала письмо и протянула привратнику.

— Отдайте это настоятелю, — сказала она, — и поторопитесь, иначе будете наказаны!

Дама говорила так властно, что испуганный монах тотчас же повиновался. Похоже, она была очень высокопоставленной персоной, так как настоятель, едва пробежав глазами письмо, побледнел и поспешил в приемную.

Недалекий брат-привратник был потрясен, увидев, что настоятель почтительно склонился перед дамой в черном. И уж совсем остолбенел привратник, когда, вопреки всем правилам, настоятель, вполголоса поговорив с женщиной, ввел ее в монастырь и по длинным коридорам проводил к кельям монахов. Женщина же помоложе осталась в приемной.

Настоятель привел даму к келье, которую занимал преподобный Панигарола.

— Он здесь, — произнес аббат и удалился. Женщина вошла в келью. Увидев гостью, Панигарола встал, а дама откинула с лица вуаль.

— Королева! — прошептал изумленный монах. Действительно перед ним стояла Екатерина Медичи.

— Здравствуйте, мой бедный маркиз, — с улыбкой произнесла она, — пришлось мне самой явиться к вам, в этот отвратительный монастырь. Я была вынуждена назвать себя вашему настоятелю — иначе бы меня сюда не пустили. Через десять минут все обитатели монастыря будут знать, что вас посетила королева-мать.

— Не волнуйтесь, Ваше Величество! — произнес Панигарола, — наш почтенный настоятель не осмелится раскрыть кому бы то ни было инкогнито столь высокопоставленной особы. Но вы вполне могли бы избежать подобных трудностей. Достаточно было послать за мной, и я явился бы в Лувр по первому вашему зову.

— Неужели?

— Я говорю правду, божий человек лгать не смеет.

— Конечно! Но я знала когда-то некоего маркиза де Пани-Гарола, который являлся в Лувр лишь тогда, когда этого ему хотелось.

— Человека, о котором вы говорите, больше нет, мадам! Панигарола выпрямился. Его изможденное суровое лицо дышало зловещим величием. Словно статуя застыл монах в своей черно-белой рясе. Наконец Екатерина, чтобы начать разговор, осмотрелась, как бы ища стул. Панигарола, не спеша, пододвинул королеве деревянный табурет — других стульев в келье не было.

— О нет! — улыбнулась Екатерина. — Это для меня слишком жестко, я монашеского обета пока не давала.

Королева присела на край кровати.

— И вы, маркиз, садитесь, — сказала она, указав монаху на табурет.

Панигарола отрицательно покачал головой: он уважал этикет и не хотел садиться при королеве.

— Маркиз, — продолжила Екатерина, — я пришла к вам не как королева, а как друг, ваш искренний и верный друг… Но как же вы изменились, мой бедный Пани-Гарола! Вы ли это? Бледный, изможденный, право, одни кости остались… Может, я знаю лекарство от поразившего вас недуга?

Екатерина говорила в легком, шутливом тоне, но монах все более мрачнел. Он стоял, надвинув почти на глаза капюшон своей рясы. Королева видела лишь его узкие, плотно сжатые губы и заострившийся подбородок.

— Мадам, — сурово произнес Панигарола, — вы хотите, чтобы я был искренен. Хорошо! Вспомните, когда я прибыл к французскому двору, вы вообразили, что я — тайный эмиссар итальянских властей и намерен вступить в заговор с маршалом де Монморанси. Вы предполагали, что мне известны важные секреты, и, чтобы выудить их, подослали ко мне одну из ваших шпионок. Эта женщина быстро убедилась, что я и не помышляю ни о каких заговорах. Тогда вы успокоились и даже соблаговолили предложить мне кое-что, но я, впрочем, отклонил ваше предложение. Вы предложили мне служить вам, стать вашим сторонником и активно заниматься политикой. Я же был молод, страстен и хотел наслаждаться жизнью во всех ее проявлениях. Несмотря на мой отказ, вы облагодетельствовали меня вашей дружбой. Может быть, вы все-таки надеялись, что придет день, наступят потрясения, которые изменят мою жизнь, и вот тогда я стану послушным орудием в ваших руках… Не обижайтесь, Ваше Величество, я, наверное, слишком резок, но искренен…

— Но я не сержусь, mio caro, — проговорила Екатерина и улыбнулась еще обворожительней, — но, скажите, откуда вам известно, что я считала вас итальянским шпионом?

— Это получилось само собой, мадам. Та женщина, что вы мне подослали, серьезно заболела…

— Знаю, после родов… а вы были отцом, дорогой маркиз. При этих словах монах с трудом подавил рыдание.

— Все так, — продолжал он, — эта женщина родила ребенка… Как-то ночью она выкрала мои бумаги и передала их вам. Так я догадался, что она — ваша шпионка. А потом, после родов, мечась в лихорадке, она проговорилась о ваших замыслах. Вот тогда-то я и заставил ее написать письмо, в котором она призналась в убийстве собственного сына. И сам, зная ваш характер, вручил это письмо вам, желая отомстить.

— Значит, вы полагали, что я предам Алису суду и палач воздаст ей должное.

— О нет, мадам! Я хорошо знал вас… А, стало быть, прекрасно понимал, что вы не предадите смерти женщину, если вам в этом не будет никакой выгоды. Но я полагал, что, владея письмом, вы превратите ее в свою рабыню. Придет день, и она полюбит, а вы не настолько великодушны, чтобы в этом случае скрыть от ее избранника прошлое Алисы де Люс. И я полагал, что тогда она будет страдать, так же, как страдал я. Вот это и будет моя месть. Как видите, мадам, я был искренен…

— Да! Полная искренность! Но я на вас зла не держу. Наоборот! Вы — человек, каких мало, маркиз!

— Мадам! — воскликнул маркиз, и глухое отчаяние послышалось в его голосе. — Я бы благословил вас, если бы вы, сочтя себя оскорбленной, предали бы меня в руки палачу. Тогда я бы закончил свое бренное существование, ибо сам не в силах положить ему конец! Я уже никому не нужен и превратился лишь в жалкое подобие человека… Была минута, когда я надеялся, что мне удастся уверовать в Бога…