Анатолий Вахов - Трагедия капитана Лигова

• Название: Трагедия капитана Лигова
• Автор: Анатолий Вахов
• Жанр: Исторические приключения
• Год: 1986

Анатолий Алексеевич Вахов — известный дальневосточный писатель, автор книг «Ураган идет с юга», «Вихрь на рассвете», «Пленники моря», многих повестей и рассказов. Дилогия «Трагедия капитана Лигова» повествует о некоторых драматических страницах начала русского китобойного промысла на Дальнем Востоке.

---

Анатолий Вахов Трагедия капитана Лигова

КНИГА ПЕРВАЯ Обманутые надежды

ГЛАВА ПЕРВАЯ

1

В пятом часу пополудни дождливого осеннего дня к дальнему причалу санкт-петербургского порта подходили два моряка. Один из них, пожилой, коренастый, в бушлате, обтирая красным фуляровым платком капельки дождя с пышных рыжеватых усов, сердито бурчал:

— Нечего было капитану ходить сюда. Знаю, сердце у него болит: пришлось отдать шхуну. Моряку корабль потерять, что матери дитя родное в сырую могилу опустить. Только зачем заморских купчишек тешить? Небось рады-радехоньки, что русскому китобойству конец пришел.

Тут моряк витиевато выругался, так, что в нем безошибочно можно было признать боцмана. Зло сплюнув, он полез в карман за трубкой.

Его спутник, высокий, широкоплечий, в вязаной шерстяной шапочке и темном плаще, молчал. Лицо, обрамленное аккуратно подстриженной бородкой, было сумрачным. Маленькие, глубоко сидящие глаза печально смотрели из-под крутого нависшего лба.

С низкого осеннего неба сыпал и сыпал надоедливый дождь. Серо-свинцовая вода в порту, казалось, навсегда припаяла к причалам корабли. На них было тихо и малолюдно.

Боцман, повернувшись спиной к ветру, дувшему с Финского залива, раскурил трубку, с наслаждением сделал несколько глубоких затяжек и сказал спутнику:

— Ты, Федор, духом не падай. Адмирал Северов поможет нам — вот крест. Походим мы еще по морям за китами. Ну, вот и пришли.

Моряки остановились. Прямо перед ними у пирса была пришвартована большая трехмачтовая шхуна. На ее фок-мачте виднелся американский флаг. По палубе сновали матросы. Слышались отрывистые команды. По всему чувствовалось, что на шхуне готовились к выходу в море.

— Торопятся, — пробурчал боцман.

Боцман и Федор жадно смотрели на судно, которое еще совсем недавно было своим, русским, родным и в порт вошло под одним именем, данным ему на верфи, а сегодня выйдет в море под новым, чужим. В люльке у носа шхуны матрос старательно закрашивал последние буквы старого названия.

За движением его кисти следили не только подошедшие моряки.

У швартовой пушки, глубоко заложив руки в карманы нерпичьей куртки, стоял плотно сбитый человек лет тридцати в капитанской фуражке. Мужественное обветренное лицо с крупными чертами, прямой и пристальный взгляд широко открытых голубых глаз выдавали в нем северянина, моряка, человека, умеющего сохранять выдержку при любых обстоятельствах. На этот раз ему, видно, было трудно скрывать тяжелые переживания. Они читались в крепко сжатых губах, и в горьких складках в уголках губ, и в нахмуренных бровях, и в яростном, но бессильном блеске глаз.

Капитан ничего не замечал. Он только видел, как матрос взмахами кисти навсегда уничтожал имя шхуны «Петр Великий», чтобы вывести новое — «Блэк стар».

— Ишь, спешат перекрестить, — проговорил боцман, выпуская густые клубы дыма.

Зажав трубку в руке, он с такой силой затягивался, что было слышно, как, разгораясь, потрескивал табак.

— Хорошая шхуна, — глухо проговорил Федор. — Жалко.

— Жалко, жалко! — раздраженно передразнил боцман, чтобы скрыть свое волнение. — Еще лучше у нас будет!

Боцман, сердито топорща усы, подошел к капитану. Федор последовал за ним. Не вынимая из зубов трубки, боцман окликнул:

— Олег Николаевич!

Капитан продолжал стоять у кнехта, не двигаясь. Боцман и Федор переглянулись. Федор тронул капитана за плечо.

Тот медленно повернулся. Лицо его было сердито. Взглянув в глаза капитану, боцман облегченно засопел трубкой: нет, капитан не пал духом, а это — добрый признак.

Лигов, бывший капитан китобойной шхуны «Петр Великий», смотрел на верных своих друзей — штурмана Федора Тернова и боцмана Фрола Севастьяновича Ходова. Это были все, кто остался с капитаном из экипажа шхуны. Остальные разбрелись в поисках работы и хлеба.

— Попрощаться пришли? — спокойно спросил капитан. Овладев собой, Лигов стал, как всегда, спокоен. Ходов уклончиво ответил:

— В ресторации надоело сидеть, да и деньжат маловато. Пришли за вами, Олег Николаевич, пора к адмиралу…

— Верно, верно. — По губам Лигова скользнула легкая улыбка, и все лицо сразу изменилось, повеселело, стало светлее.

Боцман лукаво из-под бровей посмотрел на капитана, но тот, не заметив его взгляда и уже охваченный новыми мыслями, быстро зашагал к выходу из порта и больше не оглянулся на бывшее свое судно.

Дождь не переставал. За его тусклой сеткой лица людей были однообразно землистыми, а дома с облупившейся краской выглядели уродливыми, нахохлившимися, навевающими тоску. Прохожие спешили, втянув головы в высоко поднятые воротники. Разбрызгивая лужи, проносились пролетки. Тусклыми желтыми огнями тлели редкие уличные фонари. В дождливой мгле они казались жирными пятнами на грязной бумаге. Санкт-Петербург погружался в невеселый осенний вечер.

Лигов шел быстро, размашисто. Спутники от него не отставали. Боцман шумно дышал. По его полному в оспинах лицу катился пот. Трудно было Ходову без привычки много шагать по земле. На ней он провел лишь первый десяток лет из пятидесяти прожитых.

Большой и холодный город окружал моряков. В этот сырой вечер они чувствовали себя в нем чужими.

Моряки торопились на Васильевский остров. Там, на Четвертой линии, в старом доме, приветливо светились для них окна квартиры адмирала в отставке Ивана Петровича Северова. Они спешили на свет этих окон, как бабочки летом на свет свечи. Но этот огонек не обожжет их, а согреет, даст силу, надежду, главное — надежду. Этот огонек, как маяк, укажет им путь в море…

Если боцман и штурман подходили к квартире адмирала с мыслями о том, что, выходя из нее, они как бы уже почувствуют под ногами привычно покачивающуюся палубу судна, то Лигов в эту минуту думал о встрече с Марией, о том, что же она ответит на его предложение. Год тому назад Олег Николаевич послал из далекого Кейптауна письмо, в котором просил ее стать его женой.

Жизнь тогда обещала хорошее будущее. «Российско-Финляндская китоловная компания», в которой служил Лигов, была довольна капитаном. Из промысловых плаваний в Индийский или Тихий океаны он всегда приводил шхуну с полным трюмом китового жира и спермацета, с немалым количеством китового уса. И вот неожиданно компания свернула свои дела, лучшее ее судно оказалось проданным американским китобоям, а он, Лигов, — на берегу, без дела, без ясного будущего.

Не потому ли Мария при первых двух встречах, когда капитан приходил в семью Северова, избегала оставаться с ним наедине?

Помрачневший Лигов вместе с Терновым и Ходовым вошел в переднюю адмиральской квартиры. Седоусый отставной матрос помог китобоям раздеться:

— Его превосходительство ждут вас, господа!

Стараясь не ступать по ковровой дорожке, чтобы не оставлять следов мокрых сапог, стуча по паркету подбитыми железом каблуками, китобои вошли в гостиную.

Заставленная старинной мебелью из темного дерева, она слабо освещалась настольной бронзовой лампой под зеленоватым абажуром. Навстречу китобоям, протянув руки, шел, в мягкой серой домашней куртке, адмирал Северов. Его простое русское лицо с белоснежными бакенбардами было приветливо и, казалось, улыбалось каждой своей морщинкой. Из-под нависших седых бровей радостно поблескивали глаза.

— Наконец-то, дети мои, — проговорил он чуть нараспев и, пожав руки морякам, подхватил Лигова под локоть, повел к столу.

Федор и Ходов уселись в тени в креслах. Боцман полез было в карман за трубкой, но тут же отдернул руку, шумно вздохнул и смущенно пригладил свои прокуренные усы. За круглым столом, на котором лежала развернутая морская карта, сидел сын адмирала Алексей, недавно вернувшийся из своего длительного путешествия на Амур. Худощавый, жилистый, точно высушенный солнцем и ветрами, он внимательно рассматривал карту с пометками, на которые указывал его сосед, одетый в мундир с вице-адмиральскими эполетами.

— Разрешите представить вам, Геннадий Иванович, нашего отважного китобоя, — обратился к нему Северов.

Вице-адмирал поднялся и, пожимая руку капитану, стал внимательно рассматривать лицо Лигова, словно стараясь запомнить его и оценить.

— Невельской, — назвал вице-адмирал свою фамилию.

Северов с довольной улыбкой гостеприимного хозяина следил за моряками. Лигов, руку которого все еще не отпускал Невельской, с волнением смотрел на прославленного мореплавателя, который оказался в немилости у царя, хотя немало способствовал росту могущества государства российского и расширению его границ.

Суровое выражение лица Невельского смягчалось теплым взглядом умных глаз. Глубокие морщины, пересекавшие большой лоб с глубокими залысинами, начавшие седеть небрежно подстриженные усы и густые брови придавали Невельскому вид человека, много видевшего, испытавшего и посвятившего всего себя служению одной великой цели. Лигов почувствовал себя перед ним учеником, который побаивается своего учителя, но в то же время горд, что учится у него. В памяти всплыли разговоры, споры среди студентов университета, когда Олег Николаевич еще учился, затем среди моряков, заметки и статьи в газетах и журналах об исследованиях Невельского, открывшего судоходное устье Амура и установившего, что Сахалин остров. Было тогда много сторонников у Лаперуза, Крузенштерна, Гаврилова, утверждения которых шли вразрез с выводами Невельского. И очень немногие — да и те считались горячими головами — верили открытиям Геннадия Невельского. А когда тайна Амура была раскрыта, все дела Невельского, столь ценные для России, почему-то оказались приписанными генерал-губернатору Восточной Сибири Муравьеву-Амурскому.