В. Купцов - Философия и методология науки

• Название: Философия и методология науки
• Автор: В. Купцов
• Издательство: АСПЕКТ ПРЕСС
• Жанр: Философия
• Год: 1996
• ISBN: 5-7567-0062-5

Книга представляет собой пособие по общему курсу «Философия и методология науки», изучение которого предусмотрено для подготовки магистров и аспирантов всех специальностей. Оно охватывает основной комплекс проблем этой дисциплины, отражает современное состояние исследований в данной области. Ясный и образный язык работы, ее четкая структура, а также оригинальная методическая обработка делают эту книгу интересной и доступной широкому кругу читателей.

---

Наиболее отчетливо это выразилось в представлениях, сложившихся в XVIII столетии, в век Просвещения. Если прежде господствовал взгляд на научные знания как на то, что доступно только избранным и открывает им путь к благу, то просветители существенно раздвинули рамки социального воздействия науки.

Видя в невежестве и суевериях основной источник всех пороков и зол в обществе, они считали распространение научных знаний среди широких слоев населения решающим средством достижения социальной справедливости и разумного общественного устройства.

В начале XIX века, в связи с общим разочарованием в итогах Великой Французской революции, идеи Просвещения стали терять свои позиции. Однако укоренившееся на их основе понимание научного знания как самоценного и общественно значимого блага надолго осталось широко разделяемой предпосылкой, исходя из которой обсуждалась социальная роль науки.

Иначе говоря, расширение объема научного знания представлялось целью, не требующей какого-либо внешнего оправдания. В качестве едва ли не бесспорной ценности выступал и принцип свободы научных исследований. Всякое выступление против этих установок воспринималось как голос обскурантизма.

Нередко дело доходило до абсолютизации культурно-мировоззренческих возможностей науки.

Утверждалось, в частности, что только научное, а точнее — только естественнонаучное знание может служить надежным ориентиром в человеческой деятельности. Тем самым принижалась или вообще отрицалась мировоззренческая значимость религии, философии, искусства.

Впоследствии на этой почве возник сциентизм — мировоззренческая позиция, считающая науку высшей формой культуры, своего рода сверхценностью, и третирующая все, что выходит за рамки научной строгости и рациональности.

С течением времени культурно-мировоззренческая роль науки становится все более заметной, и сегодня она весьма и весьма внушительна.

Вместе с тем сегодня с предельной ясностью обозначилась и ущербность односторонней ориентации на науку в мировоззренческом плане, необходимость единства науки с другими формами культуры, хотя реальное достижение такого единства — далеко не простая задача.

Важно также иметь в виду и то, что в современных условиях осуществление культурно-мировоззренческой функции — лишь один из каналов воздействия науки на общество.

Поэтому ориентация исключительно на эту функцию ведет к односторонности в понимании их взаимоотношений.

3. НАУКА, ТЕХНИКА, ПРОИЗВОДСТВО

Следующий ключевой этап социальной институционализации науки приходится на вторую половину XIX — начало XX в.

Принципиальное значение здесь имеют два момента:

— осознание и обществом, и научным сообществом экономической эффективности научных исследований;

— начавшаяся в этот же период профессионализация научной деятельности.

Экономическая эффективность науки стала обнаруживать себя благодаря тому, что результаты исследований начали широко применяться для совершенствования существующих и создания новых технологий

в промышленном и сельскохозяйственном производстве, средств связи и транспорта, видов оружия

— одним словом, новых средств человеческой деятельности.

При этом в корне меняется само понятие о результативности научных исследований.

— Прежде в качестве законченного результата мыслилась главным образом теория, описывающая и объясняющая некоторый круг явлений. Для достижения этой цели ученые создавали новые средства — будь то математический аппарат, физический прибор или устройство, позволяющее наблюдать стадии каких-либо химических превращений.

— Теперь же все чаще осознается, что многие из этих средств можно использовать не только в научной лаборатории, но и, скажем, в промышленном производстве для получения новых материалов, новых продуктов и пр.

Создание такого средства, а не только законченной теории, выступает как самостоятельный научный результат. Его могут оценить и признать не одни лишь коллега по научному сообществу, но и предприниматели, и все те, кто связан с техникой и производством. А это, в свою очередь, не могло не сказаться и на системе ценностей и приоритетов научного сообщества.

В наше время такая роль науки представляется первейшей, изначальной, а ее тесные связи с миром средств человеческой деятельности, с техникой и технологией воспринимаются как нечто самоочевидное. И это понятно, если учитывать беспрецедентные масштабы и темпы современного научно-технического прогресса, результаты которого столь зримо проявляются во всех областях жизни общества и во всех сферах деятельности человека.

Однако при историческом рассмотрении картина предстает в ином свете.

Ведь еще в середине прошлого века синтез науки, техники и производства был не столько реальностью, сколько перспективой.

В период становления науки как социального института вызревали предпосылки такого синтеза, создавался необходимый для этого интеллектуальный климат, вырабатывался соответствующий строй и настрой мышления.

Теоретическая наука Нового времени, и прежде всего теоретическое естествознание, сосуществовала с «мирской наукой» — сводами эмпирических правил, рецептов технической деятельности, канонов и образцов ремесленного мастерства.

Конечно, научное знание и тогда не было изолировано от техники, но связь между ними была однонаправленной. Некоторые проблемы, возникавшие в ходе развития техники, становились предметом научного исследования и даже давали начало целым научным дисциплинам. Так было, например, с гидравликой, с термодинамикой и др. Лондонское Королевское общество особенно стимулировало изучение таких проблем.

Сама же наука мало что давала практической деятельности — технике, медицине, сельскому хозяйству. И барьеры этому существовали не только со стороны науки, но и со стороны практики, которая не умела, да и не испытывала потребности опираться на достижения науки или просто систематически учитывать их. В этой связи можно привести следующий пример.

Еще в начале XVII века У.Гарвей открыл законы кровообращения. Его теория со временем получила всеобщее признание, и ее изучали многие поколения студентов-медиков. Однако еще в начале XIX века те же студенты, становясь практикующими врачами, в качестве одного из основных средств лечения использовали кровопускание, хотя с точки зрения гарвеевского учения столь широкое применение этой процедуры выглядит по меньшей мере бесполезным. В общем и целом до середины XIX века случаи, когда результаты науки находили практическое применение, были эпизодическими. Они не вели ко всеобщему осознанию и рациональному использованию тех огромных потенциальных возможностей, которые таило практическое использование результатов научных исследований.

Творцы технических новшеств, заложивших основу промышленной революции XVIII — начала XIX в., не были связаны с научным сообществом.

Ни цирюльник Р. Аркрайт (прядильная машина), ни кузнец Т. Ньюкомен (тепловой двигатель), ни шахтер Дж.Стефенсон (паровоз), ни лаборант Дж.Уатт (паровая машина, регулятор) не относили себя к ученым.

А между тем и тогда, и много раньше не один из великих умов говорил о практической мощи знания. В XVII веке, например, одним из основных аргументов в защиту науки был тезис о том, что она несет «пользу ближнему», «пользу людям», «процветание человеку». Дело, однако в том, что эта польза виделась вовсе не в приложениях научного знания в технике и технологии.

Во второй половине XIX века, однако, развертывается крупномасштабное производство продуктов органической химии, удобрений, взрывчатых веществ, лекарств, электротехнических товаров. Разработку их могут вести только те, кто обладает познаниями в соответствующих областях науки.

В результате довольно быстро выясняется, что, казалось бы, абстрактные научные исследования могут приносить вполне конкретный и осязаемый практический эффект, доступный количественному учету. Осознается, что наука может выступать мощным катализатором того процесса непрерывной рационализации средств человеческой деятельности, который уже начался и становился все более необратимым. Характерно, что и здесь, как и в сфере культуры и мировоззрения, наука недолго ограничивалась подчиненной ролью и уже вскоре выявила свой потенциал силы, революционизирующей технику и технологию.

Эта вновь возникающая социальная роль науки получает соответствующее оформление и закрепление.

Наряду с той наукой, которая существовала в прошлом и которую иногда называют «малой наукой», возникает «большая наука» — новая обширная сфера научной и научно-технической деятельности, сфера прикладных исследований и разработок.