Стивен Джонс - Ужасы. Замкнутый круг

• Название: Ужасы. Замкнутый круг
• Автор: Стивен Джонс
• Издательство: Азбука, Азбука-Атикус
• Жанр: Маньяки
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-389-01489-3

Все лучшее в жанре ужасов за два последних десятилетия в новой серии «Best New Horror»! От всемирно известного составителя сборников, признанного мэтра Стивена Джонса! Впервые на русском языке!

Привидения и вампиры, маньяки и психопаты, таинственные монстры и ходячие мертвецы — все самые популярные персонажи жанра хоррор на страницах произведений Рэмси Кэмпбелла, Ричарда Лаймона, Роберта Маккаммона, Йена Уотсона и многих других знаменитых писателей. Смертоносные твари выползают из тьмы, сходят с экранов телевизоров, являются с того света или из глубин вашего воспаленного сознания. Если вы не прочь пощекотать нервы, не страдаете бессонницей и нечасто выходите из дома по ночам, двадцать душераздирающих историй, собранных в этой антологии, доставят вам истинное удовольствие!

---

Инспектор кивнул; он был неглуп. Директриса поняла намек, и Генри был вызван в кабинет.

— Генри, — начал я, — скажи мне, ты знаешь, что означает слово «блудница»?

Генри осторожно оглядел наши лица; он был стреляным воробьем и за милю чуял неприятности. Затем на лице его отразилось искреннее недоумение.

— Это когда кто-то заблудился? — предположил он.

— А «публичная женщина»?

— Ну, которая выступает перед публикой? — На лице его мелькнула ухмылка.

— Нет, Генри.

— Тогда не знаю, сэр. — Лицо его снова стало замкнутым.

— А скажи мне, Генри, как бы ты назвал… женщину… которая берет деньги за то, что идет с мужчиной?

На лице мальчишки появилось выражение неподдельного ужаса. Такие слова никогда не произносились в этой святая святых.

— Можешь отвечать, Генри, — произнесла директриса, едва шевеля губами.

— Э-э… шлюха, мисс. Девка с панели. Или подстилка. — Глаза его стали совершенно круглыми, сверкнули белки.

— Итак, если ты не знаешь, что такое «блудница», Генри, то зачем ты написал это слово на изображении могилы?

— Потому что оно было там написано, когда мы с Джеком пришли туда в субботу, сэр. Мы не знали, срисовывать его или нет, но решили, что это какое-то официальное звание.

Когда мы с инспектором бежали к машинам, я обогнал его на полных десять ярдов…

— Никогда за сорок лет моего служения Господу я не видел ничего подобного, — гремел преподобный Эрнест Лейси. — Стоит ради блага прихода впустить в церковь детей, и вот что происходит. В наше время дети…

— А вы можете предположить, — перебил его я, — как в наше время дети могли забраться так высоко? Я хочу сказать, есть ли здесь лестница, которой они могли бы воспользоваться?

Молодой полицейский сержант, которого Лейси привел с собой, глубокомысленно кивнул.

— Лестницы нет, — ответил преподобный Лейси. — Должно быть, они принесли ее с собой.

— На велосипедах?

— Это работа взрослого человека, сэр, — сказал сержант. — Это видно по размаху, по высоте букв. — Он встал на скамью и потянулся. — Высокий парень — почти как я. Это не дети, преподобный.

— Отвратительно.

— Генри, — спросил я, — а этот лысый старик был здесь, когда вы приезжали во второй раз?

— Ага, — ответил присмиревший Генри. — Болтался вокруг, пялился на нас. Но ничего не сказал. Я решил, что он нас выгонит, но он молчал. Его интересуют только девчонки… И еще, по-моему, он со сдвигом. — Генри покраснел и смолк.

— Почему ты так решил, Генри?

— А можно я шепотом скажу, сэр? — Он подошел ближе. — Джек Харгривз заметил, что он в одной рубашке, рваной, грязной. Решил, что он один из них, сэр.

— Один из кого, Генри? — неприятным тоном переспросила директриса.

— Беглый сумасшедший, сэр, — солгал Генри. — Псих.

— Псих или нет, — сказал сержант, — но если это дело рук взрослых, это преступление. А теперь извините меня, преподобный отец, я соберу вещественные доказательства. После этого здесь можно будет навести порядок.

Он подошел к могиле и соскреб в небольшой конверт немного черной краски, которой были выведены мерзкие надписи. Я заметил, что краска еще не высохла — она легко сошла с белого мрамора. Сержант, принюхавшись, сморщил нос.

Мы оставили его в церкви и поехали обратно в школу; всю дорогу директриса испускала вздохи, словно дракон, остывающий после того, как дышал огнем. Доринда издавала едва слышные самодовольные звуки, похожие на требование извинений от начальства.

Звонок у двери магазина зазвенел, когда я варил кофе. Вошедший оказался молодым сержантом из церкви; он был в форме. Я предложил ему чашечку; он принялся расхаживать по моему магазину, разглядывая вещи.

— Это все уже оплачено, сержант, — предупредил я резко, но как бы в шутку.

— Не волнуйтесь, сэр, — успокаивающим тоном ответил он. — Я сам немного занимался старинными вещами. Прекрасные венские часы… вижу, стоят двадцать фунтов.

Я поднял брови.

— Для вас — девятнадцать, сержант. Или это взятка полицейскому при исполнении обязанностей?

Как ни странно, он рассмеялся и достал чековую книжку.

— Боюсь, я не обычный сержант; у меня по всем предметам «отлично». Это не дает покоя моему суперинтенданту. Он думает, что во мне есть нечто сверхчеловеческое. Сначала он отправил меня в Брэмшилл-колледж,[45] чтобы от меня избавиться, а теперь держит в штаб-квартире, чтобы я разбирался с благородными или со всякими чудными делами, вроде этого случая в Тэттершеме.

— Значит, дело получило продолжение?

— О да. В некотором роде. Мы знаем, что у него есть ключ от церкви.

Я издал удивленный возглас.

— Викарий нанял женщину, чтобы вычистить памятник, затем закрыл церковь; он думал, что у него единственный ключ. Неделю спустя он заглянул туда — оказалось, шутник снова взялся за свое. Он был там еще трижды за последние две недели. Я провел несколько бессонных ночей в ризнице, но, пока я сидел там, ничего не произошло. В первую ночь, когда меня не было, надписи появились снова.

— Вам не позавидуешь, — сказал я. — Отвратительное место. Не хотел бы я провести там ночь в одиночку даже за жалованье суперинтенданта.

— Я был не один, сэр, — криво усмехнулся он. — Со мной был местный бобби.

— И что он об этом думает?

— Ничего. Он новенький — в прошлом году перевели из Строппинга. Боюсь, деревенские бобби сейчас не те, что прежде. Я хотел попросить вас поехать со мной и осмотреть здание еще раз, сэр, если вы не возражаете. Мне нужно ваше профессиональное мнение.

— Вы же знаете, что это не дети.

— Знаю.

Перед тем как уйти, я сунул в карман фотографии, сделанные в церкви. Точнее, одну из них.

Я смотрел на интерьер церкви в ужасе. Казалось, все могилы были осквернены.

Уильям Трентон,

служивший викарием в этом приходе в течение сорока лет,

неутомимый поклонник церковной музыки.

Музыка его очаровывала слух,

а мягкость его манер завоевывала сердца.

MDCCCV

На могиле дрожащей рукой, словно в ярости, было выведено:

Вор, вымогатель, верни десятину,

из-за которой ты погубил Джека Бартона

На надгробии леди Непоколебимой Добродетели и Великого Милосердия нацарапали:

Она распутничала с собственным сыном

Я ходил от одного надгробия к другому.

— Отвратительно! — воскликнул я. — Но не так уж глупо. Кажется даже, что он все о них знал. Свихнувшийся краевед?

— Забавно, что вы это сказали. Я порылся в церковных архивах. Был такой фермер по имени Джон Уилберфорс Бартон, умер в тысяча семьсот восемьдесят третьем году. Лишился земель, покончил с собой, и его запретили хоронить в освященной земле. А леди, о которой это написано, — у нее был сын, который так и не женился. Она его пережила. Так что все надписи имеют смысл. Как будто он знал этих людей лично.

— Все могилы осквернены?

— Он оставил нетронутыми плиты Викторианской эпохи… и учителя, Дора.

— Ах да, столп добродетели, я помню. Но и до него когда-нибудь очередь дойдет.

— Есть одна странная вещь… — Сержант в смущении смолк. — Я показал надписи эксперту по почерку, графологу. Суперинтендант меня чуть не убил, когда узнал, сколько стоило пригласить его из Мункастера. Я заставил всех детей из того класса написать по несколько строчек. Он их изучил — поэтому я и знаю, что это не дети, — и сказал одну забавную вещь. Почерк показался ему очень старомодным. По-видимому, в каждом веке существует свой тип письма… — Он смолк.

— Вы хотите сказать, что он похож на почерк юных джентльменов Георгианской эпохи, которые выцарапывали свои имена на скамьях в Ньюхерсте во время длинных проповедей… — И я тоже замолчал.

Мы взглянули друг на друга в полутьме нефа, затем пожали плечами и сменили тему. Если бы мы этого не сделали, история Доринды была бы иной.

Я извлек свою фотографию с лысой головой, наблюдающей за тем, как рисуют девочки. Я решил, что раз уж наш разговор коснулся такой безумной темы, то можно не бояться заговорить о незнакомце.

— Что вы об этом скажете, сержант?

— Я сам хотел спросить вас об этой фотографии. Вообще-то, я считал, что мальчишки все придумали, чтобы выкрутиться из неприятностей. Свихнутый старикашка, если это действительно старикашка, — это вполне может быть кусок мрамора, рука статуи или что-то в этом духе…

— Давайте подойдем к тому месту, откуда я сделал снимок.

Мы подошли. Среди могил на том месте, где на снимке виднелась голова, ничего не было.

— Это могло быть что угодно. Может, кто-то из детей оставил на выступе пакет с сэндвичами. Он выглядит помятым… помятым и в то же время раздутым — похож на репу. Это может быть даже голова кого-то из детей.