Николай Некрасов - Том 7. Художественная проза 1840-1855

• Название: Том 7. Художественная проза 1840-1855
• Автор: Николай Некрасов
• Издательство: Наука
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 1981

В седьмой том вошли прозаические повести и рассказы Некрасова, опубликованные при жизни автора. Хронологические границы тома — 1840–1855 гг. — охватывают период жизни писателя от первого неудачного выступления в литературе (поэтический сборник «Мечты и звуки») до несомненного признания, когда имя его утвердилось в истории русской поэзии (выход в свет «Стихотворений» 1856 г.). Таким образом, время большой и упорной работы Некрасова-прозаика стало и временем роста и совершенствования его поэтического таланта.

В данной электронной редакции опущен раздел «Другие редакции и варианты».

http://ruslit.traumlibrary.net

---

Отсутствие иных фактических материалов, кроме указания Некрасова на источник, не позволяет судить о мере участия Щепкина в создании рассказа. Структура повествования свидетельствует об имитации сказовой манеры, принадлежащей, очевидно, Щепкину (см. об этом: Айзеншток И. Я. Некрасов — редактор М. С. Щепкина, с. 70). В рассказе использованы фольклорные элементы (сказочный зачин, троекратные повторы). Название «Психологическая задача» могло быть навеяно общим названием серии рассказов М. П. Погодина «Психологические явления» («Убийца», «Возмездие», «Корыстолюбец», «Неистовство», «Искушение»), посвященных патологическим состояниям человеческой психики (см.: Погодин М. П. Повести, ч. I. М., 1832, с. 167–202). Тема губительной власти денег, психология скупца нашли отражение в «Петербургском ростовщике» (1844) и в романе «Три страны света» (1848–1849). Отдельные сюжетные аналогии комментируемому произведению прослеживаются в стихотворениях «Извозчик» (1855) и «Секрет» (1855).

…на свитку… — Род верхней длинной одежды, шитой из домотканого сукна.

…кожух… — шуба, тулуп.

Происшествие, рассказанное здесь, не выдумано ~ Оно рассказано автору известным артистом московской сцены М. С. Щепкиным… — О М. С. Щепкине, который не был украинцем по национальности, С. Т. Аксаков писал, что он «перенес на русскую сцену настоящую малороссийскую народность, со всем ее юмором и комизмом. <…> Щепкин потому мог это сделать, что провел детство и молодость свою на Украине, сроднился с ее обычаями и языком» (Аксаков С. Т. Несколько слов о М. С. Щепкине. По случаю пятидесятилетия его театрального поприща. — В кн.: Аксаков С. Т. Собр. соч., т. 3. М., 1956, с. 618). С высокой оценкой артистической деятельности М. С. Щепкина Некрасов выступал неоднократно. В фельетоне «Петербургские дачи и окрестности» (1844) Щепкин назван «известным и любимым московским комиком» (ПСС, т. V, с. 470–471); в фельетоне «Отчеты по поводу Нового года» (1845) — «знаменитым московским артистом» (ПСС, т. V, с. 522); в статье «Холостяк, комедия в трех действиях Ив. Тургенева» (напечатанной в том же номере «Современника», где опубликована «Психологическая задача») — «одним из любимейших артистов как московской, так и петербургской публики» (ПСС, т. IX, с. 542).

Новоизобретенная привилегированная краска братьев Дирлинг и Ко*

Печатается по тексту первой публикации.

Впервые опубликовано: С, 1850, № 4 (ценз, разр. — 31 марта 1850 г.), отд. I, с. 167–222, с. подписью: «Н. Некрасов».

В собрание сочинений впервые включено: стихотворение «Месть горца» — ПССт 1927; полностью — Собр. соч. 1930, т. III.

Автограф не найден.

Датируется концом 1849 — мартом 1850 г. В основу повести лег анекдот «Золеный любовник», впервые рассказанный в «Северной пчеле»:

«Недавно один немецкий лев волочился за женою красильщика. Муж подметил эти проделки и как-то врасплох застал любовника на коленях перед женою. Мщение было придумано им уже давно. Красильщик был сильный и дородный мужчина. Он притащил волокиту к красильному чану и окунул его в краску; после того поклонился и отпустил его. Кое-как добрался несчастный до дома, сопровождаемый насмешками толпы. Дома начал он мыться и чиститься, но все труды и усилия его были бесполезны: краска была с сильною протравою и лицо льва навсегда останется зеленым» (СП, 1844, 25 апр., № 92).

26 марта 1849 г. А. Н. Плещеев в письме к С. Ф. Дурову в числе других анекдотов, «которые ходят по Москве и делают страшный скандал», рассказал о подобном же случае: «Один гусар-офицер волочился за женой красильщика. Муж, возвратясь однажды из клуба ранее обыкновенного, застает его у себя, пьющего чай с его женой и облаченного в его халат; красильщик не отвечал ни слова на сказку, выдуманную офицером для истолкования такого пассажа, и сам присоединился к чаю. Часа два спустя красильщик зовет офицера посмотреть его фабрику. Офицер, обрадованный, что муж ничего не подозревает, согласился. В красильной в это время стоял огромный чан с синей краской, на изобретение которой красильщик только что получил привилегию. Когда они подошли к чану, оскорбленный супруг схватил офицера за шею и трижды окунул его лицом в краску. По окончании этого процесса офицер был совершенно небесный. „Ну, давайте я вас вытру“, — сказал, рассмеявшись, красильщик и, помочив тряпку в какую-то жидкость, стоявшую на окне в миске, стал вытирать ею лицо офицера. Но это была не вода, а такой состав, после которого краска уже не могла никогда сойти. Офицер в отчаянии бросился в клинику, но, что ни делали доктора, все напрасно. Призвали красильщика, он отвечал, что получил привилегию и не откроет своего секрета никому, но что перекрасить в черную краску может. Теперь бедный офицер лежит облепленный шпанскими мухами и не имея довольно денег, чтобы заплатить красильщику за открытие секрета. Красильщик — французский подданный, и наказать его нельзя. Не правда ли, славная история? Напоминает гоголевского поручика Пирогова, с которым Шиллер и Лессинг[45] также распорядились домашним образом. Этот факт составляет предмет разговоров, куда ни приди» (Дело петрашевцев, т. III. M.-Л., 1951, с. 293–294).

Повесть Некрасова характерна для эпохи «мрачного семилетия» (1848–1854), когда писатель-сатирик часто был вынужден ограничивать свои задачи лишь тем, чтобы забавлять и смешить читателя. «Стоит только сравнить „Краску Дирлинг“ с „Петербургскими углами“, написанными Некрасовым за несколько лет до того, — писал К. И. Чуковский, — чтобы увидеть, какая глубокая пропасть лежит между эпохой „Физиологии Петербурга“, „Петербургского сборника“ и мрачным семилетием, которое сменило ее. Поэт как бы сказал своим новым рассказом: уже нет ни малейшей цензурной возможности следовать за Гоголем в деле обличения ненавистного строя, так что приверженцам Гоголя до времени остается одно: воспроизводить внешние приемы его мастерства, внешнюю литературную форму» (Чуковский, с. 114).

Не исключено, однако, что окончательной редакции произведения предшествовала какая-то другая, не одобренная цензурой. 2 января 1850 г. Некрасов писал цензору «Современника» И. И. Срезневскому: «Препровождаю при сем повесть „Случайность“; г-ну Крылову она не понравилась в первобытном виде; он доложил о ней председателю — и решили они, чтоб ее переделать. Посылаемый оттиск есть уже переделанный, и в этом новом виде г-н Крылов подписал ее. Всё это считаю не лишним довести до Вашего сведения и вместе с тем всепокорнейше Вас прошу выдать поскорее эту повесть…». Произведение с таким названием в «Современнике» не печаталось. Предположение, что в письме речь идет о рассказе Н. Станицкого (А. Я. Панаевой) «Необдуманный шаг», напечатанном в № 1 журнала (см.: Звенья, V. М.-Л., 1935, с. 502–503; ПСС, т. X, с. 139), неосновательно. Январский номер «Современника» за 1850 г. был разрешен цензурой 31 декабря 1849 г. Название «Случайность» по соответствует содержанию упомянутой повести Панаевой. Комментируемая же повесть Некрасова с ее анекдотическим сюжетом вполне могла иметь первоначальное название «Случайность»; этими соображениями мотивируется (предположительно) первая дата при определении хронологических границ работы над повестью.

Явная зависимость автора «Новоизобретенной привилегированной краски…» от Гоголя, в частности от его «Невского проспекта», «как относительно его юмора, так и манеры изображения пошлости, преимущественно в мелочах обыденной жизни», впервые отмечена С. И. Пономаревым (Ст 1879, т. I, с. LXV).

Образ пошлого жуира Хлыщова продолжает галерею гоголевских хлыщей 1830-х гг. (Пирогов, Ковалев, Хлестаков и пр.). С героями «Носа» и «Ревизора» Хлыщова роднит тщательная забота о своей наружности (см., например, эпизод с носом Хлыщова, утратившим в дороге прежний цвет), тщеславие и наклонность к вдохновенной лжи (подробнее об этом см.: Зимина, с. 171–172, а также: Евгеньев-Максимов, т. II, с. 154–155). Образ камердинера Хлыщова, «мыслящего человека», любителя чтения, с удовольствием рассказывающего об образе жизни своего барина, восходит, по-видимому, к Петрушке из «Мертвых душ».

В творчестве самого Некрасова Хлыщову предшествует герой «Опытной женщины» (1841). В 1855 г. сходная с комментируемой повестью история о хлыще, в которой может быть отмечена скрытая цитата из «Невского проспекта», вошла в роман «Жизнь и похождения Тихона Тростникова» (ч. 2, гл. VIII). С «Невским проспектом» связан сюжет приписываемого Некрасову стихотворения «Обыкновенная история», в котором действует герой-хлыщ и эпиграф к которому взят из повести Гоголя (1845; см.: наст. изд., т. I, с. 438).

Поэтический эскиз образа хлыща можно видеть в портрете героя сатирического стихотворения Нового поэта (коллективный псевдоним И. И. Панаева и Некрасова) «Франт» (С, 1849, № 6, «Моды», с. 3–4):