Луис Ламур - Походный барабан

• Название: Походный барабан
• Автор: Луис Ламур
• Жанр: Путешествия и география

Ученый, воин, влюбленный, отважный искатель знаний и счастья, один из самых ярких героев писателя — Кербушар устремляется в путешествие неслыханной дерзости, полное опасности, страстей и леденящих душу тайн — через всю Европу, русские степи и византийские чудеса Константинополя...

---

Сентиментальный дурак… Из-за такого поступка я когда-нибудь погибну… Лучший враг — мертвый враг.

А так ли уж это верно? Разве враги человека не делают его более решительным, не оттачивают его, словно клинок?

Если вспомнить, какой он мерзавец, то мне надо было его заколоть, а потом ещё четвертовать для верности; но когда к нему приближалось острие моего меча, Вальтер больше не был мне ненавистен. Такой не достоин даже презрения.

К двери подскочил Гассан:

— Кто-то ускользнул?

— Вор… Трус и вор, которому жизнь принесет больше страданий, чем смерть.

Глава 9

Рассвет покрыл бурые холмы перемежающимися пятнами солнечного света и тени. Один за другим путники выходили из гостиницы, собирали свою поклажу и уезжали. Маленький мирок постоялого двора, в котором мы до прошедшей ночи были чужими, а потом разделили друг с другом драку и кровь, теперь рассыпался, словно хрупкое стекло. Мы снова станем чужими людьми, лишь изредка вспоминающими события прошлой ночи.

В этот день я ехал рядом с Иоанном Севильским, считавшим себя моим должником за то, что я предостерег его. В пути он объяснил мне многое, что оказалось важным в последующие месяцы, и многое другое, что повлияло потом на все мое будущее.

В Бретани слишком мало знали о внешнем мире — новости поступали к нам только от проезжих путников или от людей, вернувшихся с моря, да изредка от купеческих караванов, направляющихся на большие рынки и ярмарки в городах по остаткам древних римских дорог.

По мере того, как он говорил, наш мир — корабль, берег да рыбная ловля — сужался и становился воистину крохотным и ничтожным: он рассказывал о царях, замках и крестовых походах, об идеях и людях, посвятивших себя им.

Мой отец возвращался из плаваний с рассказами о молниеносных нападениях и кровавых отступлениях, об отдаленных берегах и странных чужеземных верованиях, о шелках, слоновой кости и жемчуге, о жарких битвах и внезапных смертях. Эти истории озаряли мою юность, и я сам стремился к подобным приключениям.

Мало знал я о королях и королевских дворах, о средствах, с помощью которых люди становились королями. Конечно, мне было известно, что Генрих Второй женился на Элеоноре Аквитанской и объявил наш край своим феодом, как объявил он своими владениями многие земли франков.

О Людовике Седьмом, называемом также Людовиком Юным, я знал немного, но уж о Мануиле Комнине, правителе Византийской империи — Восточной Римской империи — я вообще ни разу не слышал. Не знал я и этой земли, по которой мы сейчас ехали; но по пути Иоанн объяснил мне, какие события подготовили почву для ныне сложившегося положения.

В 1130 году Абд аль-Мумин стал во главе возрастающих сил Альмохадов, или унитариев, а через десять лет начал свой путь завоевателя и в 1144 году нанес поражение Альморавидам. Год спустя его армии вторглись в Испанию, и за пять последующих лет вся она подпала под его владычество.

Разорванная на части спорами и разногласиями, Испания некоторое время была под властью разных правителей; но потом появился красивый юноша, двадцати одного года от роду, Абд аль-Рахман III, и за несколько лет, разбив всех своих противников — как христиан, так и мусульман, — сплотил мавританскую Испанию в единую империю, превратив Кордову в крупнейший центр мысли в западном мире.

Проявляя терпимость ко всем религиям, в частности, к христианам и к иудеям, называемым среди арабов «Народ Завета», ибо и те, и другие почитали Ветхий завет, как и сами мусульмане, Абд аль-Рахман радушно принимал ученых отовсюду.

Мусульманские флоты господствовали в Средиземном море; мусульманские армии одерживали победы в Европе, в Африке и в Азии. Мусульманские правители властвовали над обширными землями, южная граница которых лежала далеко за Индом, а северная — за Самаркандом, их владения простирались от атлантических берегов Африки до отдаленнейших просторов Сахары.

Позднее халифом в Кордове стал аль-Хакам — в равной мере книгочей и ученый. Более склонный к познанию, чем к делам правления, он передал значительную часть своей власти первому министру — рабу по имени Джафар аль-Асклаби.

Аль-Хакам собирал со всех концов света труды величайших ученых. Его посланцы тщательно обыскивали библиотеки и книжные базары Багдада, Самарканда, Дамаска, Ташкента, Бухары, Каира, Константинополя, Александрии в поисках книг. Те, которые нельзя было купить, переписывались по их заказу. Было известно, что за одну-единственную рукопись он как-то уплатил тысячу золотых монет.

В Севилью, Толедо и Кордову халиф созвал ученых, дабы они переводили эти сочинения на арабский язык и латынь. Книги из Рима и Карфагена… Иоанн уверил меня, что Карфаген обладал величайшими библиотеками древнего мира и огромными собраниями сведений из своих торговых колоний, основанных во многих странах земных.

Аль-Хакама не стало, но библиотека осталась. В Кордове — так говорил Иоанн — было семьдесят общественных библиотек, не говоря о множестве крупных книжных собраний в частных домах. Любовь к учению имела первостепенное значение, поэт и ученый почитались наравне с военачальником и государственным мужем. Но эти последние почитались лишь в том случае, если сами были одновременно поэтами и учеными.

Абд аль-Мумин, однако, был свирепым воином и с подозрением относился ко всем книгам, кроме Корана.

— Он разрушил Кадисского Идола, — сказал Иоанн. — Ты мог видеть в гавани его развалины.

Никто не знал, откуда появилось это огромное изваяние. На пьедестале, уставленном на нескольких рядах колонн высотой сто восемьдесят футов, возвышалась гигантская бронзовая фигура человека. В правой руке, простертой к Гибралтарскому проливу, Идол держал ключ. Статуя была покрыта золотом, и блеск её видели на большом расстоянии с любого корабля, приближающегося к Кадису со стороны Атлантического океана.

Кадисский Идол — таким именем называли его арабы — существовал с незапамятных времен; может быть, он остался ещё от финикийцев. Говорят, именно финикийцы основали Кадис в 1100 году до Рождества Христова. Но что известно об их предшественниках — древних иберах? Несмотря на ненависть правоверных мусульман к идолам всякого рода — ибо Коран запрещает изображать человеческое тело, — гигантская статуя пережила почти пять столетий мусульманского владычества. Римляне и готы оставили её нетронутой, хоть и считалось, что она отлита из чистого золота; а викинги старались избегать этого города, страшась могущества колосса. Но вот в 1145 году он был разрушен Абд аль-Мумином. Тогда и обнаружилось, что идол был не золотой, а бронзовый.

— Кто же мог построить его? — поинтересовался я.

— Это неведомо никому, — заверил меня Иоанн, — известно лишь, что статуя была очень древняя. Кое-кто говорит, что её создали финикийцы, но они пришли туда ради торговли и не имели никаких причин тратить столь огромные средства в городке, ничем не отличающемся от любой прибрежной деревушки… Другие считают, что колосс был построен древними иберами, которые, говорят, имели высокую цивилизацию и изящную литературу. Изваяние держало ключ… Какой замок ожидал этого гигантского ключа? Рука была простерта к пустынному морю… Куда? Может, когда-нибудь ныряльщики спустятся под воду и найдут разгадку тайны у подножия идола. А до тех пор мы ничего не узнаем…

— А есть ли в Кордове записи, — спросил я, — о войнах и сражениях? Я хочу найти сведения о смерти отца… если он действительно мертв.

— Письменные свидетельства?.. Сомневаюсь. Он — корсар, а таких было множество… Погибают многие, и доблести их остаются неведомыми навеки…

* * *

На следующий день, путешествуя уже в одиночку, я пересек Гвадалквивир по старинному каменному мосту, построенному ещё римлянами. Справа возвышалась Большая Мечеть — одна из крупнейших святынь мусульманского мира. «Осмотри её, — советовал мне Иоанн, — восхитительное зрелище!»

Базары и улицы кишели людьми всех рас и цветов кожи. Диковинные картины представлялись моим глазам; диковинные запахи раздражали мое обоняние; диковинные женщины ходили по шумным улицам, укрытые чадрой или с открытыми лицами, женщины с колышущимися бедрами и темными, выразительными глазами. Хоть я и был весь в пыли и устал от долгого пути, выражение их глаз говорило мне, что они находят меня не безобразным, — я приободрился и выпрямился в седле. Какому мужчине не по душе женское внимание?

Налево от меня открылся поворот на узкую улицу, тенистую и прохладную. Повернув коня, я пустил его шагом к этому приюту тишины, прочь от галдящей толпы. И сразу же шум и суматоха остались позади; но я совершенно не представлял себе, куда может привести меня эта улочка.

Дальше за поворотом начиналась другая улица, уходящая в лабиринт строений, но прямо передо мной были раскрытые ворота, конюшня, где кормили лошадей, а за ней виднелись деревья, зеленая лужайка и фонтан. Слева в отдалении стояла колоннада с грациозными мавританскими арками.