Владимир Николаев - Сталин, Гитлер и мы

• Название: Сталин, Гитлер и мы
• Автор: Владимир Николаев
• Издательство: ТЕРРА — Книжный клуб
• Жанр: Публицистика
• Год: 2005
• ISBN: 5-275-01177-6

Книга известного публициста В. Д. Николаева не является очередным рассказом о злодеяниях диктаторов. Автор, основываясь на малоизвестных фактах и собственном опыте, пытается проанализировать сложные глубинные процессы, которые происходили в советском и продолжают развиваться в современном российском обществе.

---

Сталин по-своему любил Светлану, она вспоминает:

«В те годы отец стал брать меня с собой в театр и в кино. Ходили больше всего в МХАТ, в Малый театр, в Большой, в театр Вахтангова. Тогда я видела „Горячее сердце“, „Егора Булычева“, „Любовь Яровую“, „Платона Кречета“; слушала „Бориса Годунова“, „Садко“, „Сусанина“. До войны отец ходил в театры часто; шли обычно всей компанией и в ложе меня сажали в первый ряд кресел, а сам отец сидел где-нибудь в дальнем углу.

Но чудеснее всего было кино. Кинозал был устроен в Кремле, в помещении бывшего зимнего сада, соединенного переходами со старым кремлевским дворцом. Отправлялись туда после обеда, то есть часов в девять вечера. Это, конечно, было поздно для меня, но я так умоляла, что отец не мог отказать и со смехом говорил, выталкивая меня вперед: „Ну, веди нас, веди, хозяйка, а то мы собьемся с дороги без руководителя!“ И я шествовала впереди длинной процессии, в другой конец безлюдного Кремля, а позади ползли гуськом тяжелые бронированные машины и шагала бесчисленная охрана…»

Когда в 1950 году Светлана родила дочку («в отличие от первого раза ужасно трудно», — вспоминает она), написала отцу и получила в ответ письмо, которое оказалось вообще последним от него к ней:

«Здравствуй, Светочка!

Твое письмо получил. Я очень рад, что ты так легко отделалась. Почки — дело серьезное. К тому же роды… Откуда ты взяла, что я совсем забросил тебя?! Приснится же такое человеку… Советую не верить снам. Береги себя. Береги дочку: государству нужны люди, в том числе и преждевременно родившиеся. Потерпи еще, — скоро увидимся. Целую мою Светочку. Твой папочка. 10 мая 1950 г.».

Таких идиллических воспоминаний судьба подарила Светлане немного. Да и время было не для идиллии. Она это прекрасно понимала еще тогда. Светлана пишет: «Умные люди и тогда понимали, в чем дело, а не „прозрели“ после 20-го съезда, как это теперь некоторые утверждают… Это были годы, когда спокойно не проходило месяца — все сотрясалось, переворачивалось, люди исчезали, как тени…

Для меня, девочки-школьницы, эти годы воспринимались иначе: это были годы неуклонного искоренения и уничтожения всего, созданного мамой, какого-то настойчивого истребления самого ее духа, чтобы ничто не следовало установленным ею порядкам, чтобы все было наоборот… Это я видела, это я понимала, это было очевидно. Об этом я пишу, политические анализы пусть дают другие. И даже гибель таких близких друзей мамы, какими были Бухарин, Киров, Орджоникидзе, близкими и домашними воспринималась тогда как истребление всего, что было связано с мамой».

Видела Светлана примерно то же самое и в нашей школе, не могла не знать, что у ее друзей и подруг просто исчезали из жизни отцы, а иногда и матери, зачастую они были прямыми жертвами самого вождя. Так, среди моих близких школьных приятелей были два неразлучных друга, два Юрия. Их хорошо знала и Светлана, не могла не знать и ее мама, что будет ясно из следующего рассказа. Одного Юрия мы в классе звали большим, другого маленьким (соответственно их росту). У большого отец был одним из руководителей на Лубянке, у маленького — одним из руководителей хозяйства страны. Оба Юрия были очень приятными, хорошо воспитанными мальчиками, прекрасно учились. И на обоих судьба обрушилась жестоко.

Мать Юры-маленького была дочерью врачей, ставших хорошими специалистами еще до революции. Отец ее, дед Юрия, состоял в партии большевиков с 1903 года, знал Ленина, от большевиков вошел в Думу, а его жена, бабушка Юрия, основала в 1918 году в Москве по просьбе Ленина то, что тогда называли Лечсанупром Кремля, а потом — «Кремлевкой». Звали ее Александра Юлиановна Канель, лечила она тогдашних вождей и их жен, была лечащим врачом жены Сталина, по-человечески стала с ней очень близка, что и принесло затем горе всей ее семье, в том числе и дочери, Юриной маме.

Надежда Аллилуева часто жаловалась Александре Юлиановне на свою семейную жизнь, на мужа. Когда Надежда при странных обстоятельствах покончила с собой, Сталин потребовал от А. Ю. Канель, бывшей главным врачом Кремлевской больницы, дать заключение, что Аллилуева умерла от приступа аппендицита. Главврач отказалась это сделать. Сталин, разумеется, это запомнил и не простил. Вскоре Александра Юлиановна скоропостижно скончалась, а затем обе ее дочери, в том числе и мать Юры-маленького, были арестованы и бесследно исчезли в сталинских застенках, кстати, одновременно с другими близкими к Аллилуевой и Канель людьми.

Вообще тогда жить людям того самого круга, откуда брались ученики нашего «лицея», было все равно что ходить по минному полю без миноискателя. И без загадочной смерти Аллилуевой семья Юрия-маленького, например, все равно была обречена, раньше или позже… Дело в том, что его мать, дочь Александры Юлиановны, была близкой подругой жены Поскребышева, самого главного помощника Сталина. Пришло время, арестовали даже жену Поскребышева. После этого арест мамы Юрия-маленького все равно был бы неминуем.

Примерно в то же время был репрессирован и пропал отец Юрия-большого, два друга осиротели одновременно. Всего этого Светлана не видеть не могла… С самого детства над ней распростерлась грозная тень отца, даже после его смерти она не избавилась от этого проклятья. Даже через десять лет после смерти Сталина Светлана пишет: «Прошло десять лет. В моей жизни мало что изменилось. Я, как и раньше, существую под сенью моего отца. Как и при нем, у меня и моих детей сравнительно обеспеченная жизнь. Не изменилось и другое: внимание одних, злоба других, любопытство всех без исключения, огорчения и потрясения заслуженные и незаслуженные, столь же незаслуженные изъявления любви и верности — все это продолжает давить и теснить меня со всех сторон, как при жизни отца. Из этих рамок мне не вырваться. Его нет, — но его тень продолжает стоять над всеми нами, и еще очень часто продолжает диктовать нам, и еще очень часто мы действуем по ее указу…»

Это признание Светланы можно назвать криком души. После смерти отца она будет все время стараться выйти из-под его тени, забыть если не о всех, то о многих трагических событиях, связанных с ним. Но окружающие будут воспринимать ее прежде всего как дочь Сталина, а уже потом как Светлану Аллилуеву. Она много и хорошо напишет о себе и своей эпохе, оказавшись на Западе, а издатели будут требовать от нее писать больше не о себе и своем времени, а об отце и его преступлениях. Она же хотела забыть о них, очиститься от скверны прошлого, переродиться душой. Все это тем более тяготило Светлану, что она оказалась склонной к писательскому труду, опубликовала на Западе одну за другой четыре книги, но с каждым новым изданием интерес к ее творчеству падал. Она никак не ожидала, что ее недовольство собой и своей жизнью в Советском Союзе продолжится и за рубежом. А у нас ей с каждым годом становилось все тяжелее. Она вспоминает. «Моя странная бестолковая жизнь продолжается. Я продолжаю жить, как и десять лет назад, внешне — одной жизнью, внутренне — совсем иной. Внешне это обеспеченная жизнь где-то по-прежнему возле правительственных кормушек и верхушек, а внутренне — это по-прежнему (и еще сильнее, чем раньше) полное отъединение от этого круга людей, от их интересов, обычаев, от их духа и дела, и слова и буквы».

Так много изменилось вокруг после смерти отца, а она по-прежнему одинока, даже няня, последний ей родной человек из старших родственников, умерла… А Светлане так хочется любви и простого семейного счастья, просто человеческого внимания. Она пишет об огромной и дружной семье Микоянов: «Так приятно мне всегда было, когда я попадала в этот милый дом добрых старых друзей, войти в старую столовую, где все тот же резной буфет и та же старомодная люстра, и те же часы на камине. Вот уже десять внуков Анастаса Ивановича бегают по тем же газонам возле дома и потом обедают за тем же столом, под деревьями, где выросли пять его сыновей, где бывала и мама, дружившая с покойной хозяйкой этого дома. В наш век моментальных перемен и стремительных метаморфоз необыкновенно приятны постоянство и крепкие семейные традиции, — когда они где-то еще сохранились…»

Раздумья о смысле жизни приводят к решению, которое потом сыграет в ее жизни немалую роль.

«В мире накопилось столько же безумия, зла, злой воли, сколько и прогресса, ума, знаний, человечности, дружбы. И то и другое — на чаше весов. На этом адском равновесии живем мы все, наши дети, наше поколение, наш век. Надо, чтобы все верили в могущество добра и доброй воли.

Я думаю, что сейчас, в наше время, вера в Бога — это и есть вера в добро и в то, что оно могущественнее зла, что оно рано или поздно восторжествует, что оно победит. Различия вероисповеданий не имеют значения в сегодняшнем мире, в котором люди интеллекта уже научились понимать друг друга, минуя границы стран и континентов, языков и рас.