Николай Михайлов - Над картой Родины

• Название: Над картой Родины
• Автор: Николай Михайлов
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Прочая документальная литература
• Год: 1954

Имя писателя-географа Н. Михайлова хорошо знакомо русскому читателю по его работам — «Земля русская», «Повесть о России» и др.

Книга «Над картой Родины» написана зрелым мастером, ее отличают научная точность и чувство глубокой и страстной любви автора к своей стране. От первой до последней страницы книга пронизана оптимистическим мироощущением и читается как увлекательная повесть о Советском Союзе.

_{Художник В. И. Бродский}

---

Все на земле, в конечном счете, живет энергией солнца — и крепкий дуб и малая былинка. А низкое солнце севера шлет земле меньше тепла, чем высокое солнце юга, и то, что растет на крайнем юге, не может расти на Крайнем Севере — там своя жизнь, приноровившаяся к недостатку тепла. На Земле Франца Иосифа квадратный сантиметр поверхности получает непосредственно от солнца 16 калорий тепла в год, а в Ташкенте — 101, в шесть раз больше. На севере зимой в термометре замерзает ртуть, а на юге летом к раскаленному песку страшно прикоснуться. В Туркмении колосится ячмень, когда села Камчатки засыпаны снегом до крыш. В сибирской лесотундре лиственница за сотню лет едва достигает толщины лыжной палки, а в Колхиде годовалый эвкалипт превышает два человеческих роста.

На разных широтах неодинакова сила солнца, меняется почва, меняется вся живая природа — мир растений и животных. Одна за другой, с постепенными переходами, идут полосы по лицу нашей страны, — в каждой из них черты живой природы во взаимных влияниях под определяющим воздействием климата приобретают свой особый, неповторимый облик.

В одной полосе — болото на вечной мерзлоте, в другой — южный краснозем. В одной — карликовая береза, в другой — вечнозеленая лиана. В одной — полярная сова, в другой — розовый фламинго.

Эти полосы, эти природные зоны шли бы друг за другом ровно и размеренно, если б наша планета была однообразной и гладкой, как биллиардный шар, и если б климат целиком определялся наклоном солнечных лучей. Но ведь обмен теплом и влагой между океаном и сушей, причудливость очертаний морей и горных хребтов, неодинаковость земной поверхности — все это, как мы уже знаем, усложняет климатическую карту. Нарушается и плавность перехода от одной зоны к другой: их площади неодинаковы, их границы извилисты.

Прежде чем пройти с севера на юг все природные зоны нашей Родины, уясним себе общий их порядок.

 Схема природных зон СССР.

Вспомним, что Советский Союз лежит в умеренном климате, кроме узкой полоски на Крайнем Севере, где климат полярный, и небольших уголков на крайнем юге, где климат субтропический. Вот эти крайности и отсечем первым делом. Полярному климату у нас отвечают ледяные шапки на арктических островах и тундра на материке, а на противоположном конце страны, за горами, у южной границы, где и зимой под открытым небом не угасает растительная жизнь, лежат субтропики.

Так верхний и нижний этажи отчленились. Осталась главная часть здания, то, что относится к умеренному климату, — основной массив страны.

Сначала разделим его на две большие части: на северную с лесом и на южную без леса. Граница пройдет примерно по линии Харьков — Саратов — Барнаул. А эта черта нам уже знакома — так тянется полоса повышенного давления, полоса антициклонов. Она-то и отделяет лес от безлесья. И понятно почему: на окраинах антициклонов в северном полушарии ветры дуют, как движутся стрелки часов — по северную сторону с юго-запада и запада, а по южную — с северо-востока и востока; первые несут с Атлантики влагу — леса растут хорошо; вторые исходят из глубин материка и потому дают мало влаги — лесам расти труднее.

Теперь берем обе части — северную лесистую и южную безлесную — и каждую из них членим на три доли. Северная часть делится так: хвойные леса, хвойно-широколиственные, или, как часто говорят, смешанные, леса и лесостепь. Полосы, переходящие друг в друга и объединенные присутствием леса. А вот три доли южной части: степь, полупустыня, пустыня. Полосы, переходящие друг в друга и объединенные отсутствием леса на ровных местах.

Получилось восемь этажей, — будем лишь помнить, что это деление упрощенное, грубое. Спустимся по этажам сверху вниз.

Волны полярных морей бьют в низкий берег тундры. Ветрено, пасмурно. Мелкий дождь как из сита сеет на лишайник и мох, на морошку, на блеклую траву, — стебельки ее, защищая друг друга, как бы свалялись в подушки.

Лето с немеркнущим светом, но с постоянной угрозой заморозка пролетает за два-три месяца, и хоть брызнет оно на землю яркими цветами — розовыми смолками, желтыми лютиками, голубыми незабудками, — но согреть ее успеет лишь на какой-нибудь метр. Ниже лежит твердый и непроницаемый щит вечной мерзлоты.

Осадков в тундре мало, всего лишь 200–300 миллиметров в год, но зато и испарение из-за холода совсем невелико. Поэтому почва заболочена. К тому же и ледяной щит вечной мерзлоты задерживает влагу, не дает ей просачиваться вниз.

В болотистую почву воздух проникает с трудом. Бактериям, разлагающим остатки растений, не хватает кислорода воздуха, им приходится отнимать кислород у окисных соединений железа, — те превращаются в бедные кислородом закисные соединения и окрашивают почву в сизый цвет. Отмершие растения в холоде, в сырости не до конца разлагаются. Идешь — земля и пружинит и чавкает.

Кое-где по земле стелются кустарники, но деревьев нет. На Крайнем Севере за линией средней июльской температуры +10° они без помощи человека не растут: листья и ветви испаряют больше влаги, чем корни могут поднять из холодной почвы.

Безлесная, под серым небом, тянется тундра вдоль полярных морей на сотни, тысячи километров из конца в конец страны. Гогочут гуси и крякают несметные стаи уток на озерах, кричат кулики, неотступно звенят тучи комаров.

А минует короткое лето — и месяцев на девять падет неглубоким, но плотным слоем снег, закрутит в полярной ночи пурга, заполыхают в небе огни северного сияния, ударят сорокаградусные морозы.

Птицы улетят в теплые края — встретишь только белую куропатку да полярную сову. Песец из бурого станет белым. Пеструшки проложат свои ходы под снегом. Северный олень в поисках ягеля ударит по насту острым копытом и по самые рога всунет в снег свою волосатую морду. Люди с ног до головы оденутся в меха.

К югу теплее. Хоть дождей там и больше, но воздух суше. Тундра через лесотундру постепенно переходит в лес.

Сначала по долинам рек, а потом и всюду начинают появляться одиночные деревья «криволесья» — низкие, корявые, изогнутые, обросшие космами лишайников. Вот, наконец, они сплотились в чащу, выпрямились, поднялись, стали даже касаться друг друга ветвями, затенили землю. И распростерся на полстраны — от Балтики до Камчатки — дремучий хвойный лес — тайга.

На юге хвойные леса дотягиваются до Ленинграда, Иванова, Горького, Тюмени и Томска, а за Томском — до государственной границы и долины Амура. Это самая широкая из всех наших зон, она могла бы покрыть всю Европу — целую часть света.

До Урала тайга стелется по равнине, вместе с Уралом горбится, снова плоско расстилается по Западной Сибири, а за Енисеем до самого Тихого океана пологими, спутанными волнами идет по возвышенностям.

Чем дальше на восток, вглубь Сибири, тем меньше в тайге сел и городов. Зато больше зверья — дымчато-серых белок, красных лисиц, горбоносых лосей, полосатеньких бурундуков. Но и туда, в далекие края, углубились дороги, поля и селения. Жужжит пила, готовит лес для строек.

В таежной полосе при теплом лете — суровая зима. Почва сильно промерзает. Но в западной половине тайги, где теплее, нет вечной мерзлоты. До Урала растет ель и сосна, в Западной Сибири — ель вперемежку с пихтой и сибирским кедром. А за Енисеем мало снега, морозы же сильны как нигде, и земля оттаивает только снаружи. Вечная мерзлота выстилает всю восточную половину страны, кроме Приамурья и Приморья. И потому главное дерево в Восточной Сибири — лиственница. Она еще больше, чем ель, похожа со своими корнями на рюмку — пустила их не вглубь, а тонким слоем в стороны и держится на этом кружке. Зато ветру ничего не стоит ее повалить — хоть и не силен там ветер, но вся тайга в буреломе.

Чтобы сократить испарение и меньше тянуть влаги из холодной почвы, лиственница на зиму сбрасывает хвою. Осенью, когда иглы пожелтеют, вся тайга золотая. Стукнешь по стволу топором или прикладом ружья — и дерево вмиг обнажится. На плоском кружке да без хвои лиственница и забирается на север дальше всех деревьев мира.

Получается, стало быть, что не вся тайга вечнозеленая. Лиственничные леса зимой стоят голые, прозрачные — черная сеть на белом фоне снега.

И не вся тайга — сплошь хвойная. Кое-где к иглам примешаны и листья. Вырубки и гари покрылись березой да осиной, сырой луг зарос ольхой.

Но у березы, осины и ольхи листья мелкие. Широколиственных же, теневыносливых пород в таежных лесах нет, лишь редко-редко попадется липа. Нет клана, нет ясеня, нет вяза, а главное — нет дуба. Там, где эти деревья «широколиственно и шумно» вторгаются в молчаливые, колючие ельники, тайга перестает быть тайгой и превращается в хвойно-широколиственный, смешанный лес.

Деревья с широкими листьями требуют больше влаги и тепла. А таежная полоса, пересекая весь Советский Союз, захватывает и холодные, невлажные места. Поэтому в смешанные леса тайга переходит не везде. И они лежат у нас на карте не полосой по всей южной кромке хвойных лесов, а лишь в двух местах, на концах страны, поближе к океану: на Русской равнине треугольником от Ленинграда до Киева на юг и до Уфы на восток и на Дальнем Востоке треугольником от Комсомольска-на-Амуре до Владивостока на юг и до Благовещенска на запад.