Антонин Ладинский - Когда пал Херсонес

• Название: Когда пал Херсонес
• Автор: Антонин Ладинский
• Жанр: Историческая проза

В романе «Когда пал Херсонес» повествование ведется от лица византийского патрикия, просвещенного грека Ираклия Метафраста — свидетеля событий тех дней, когда начали развиваться отношения Византии с ее пышностью, роскошью одеяний, великолепными императорскими «выходами», но застывшей на достигнутом, скованной нерушимыми традициями, с внезапно выросшей в причерноморских степях молодой, дерзкой, одетой в овчины Киевской Русью.

---

Мой сосед, врач, учился в далекой Бухаре, а также в Ани — знаменитом армянском городе, который он мне очень хвалил.

— Город стоит на реке Арпач, недалеко от горы Арарат. Там, как тебе известно, остановился Ноев ковчег после потопа. Армянского царя зовут Ашот. Он построил в Ани великолепный дворец, много общественных зданий и церквей и обнес город каменной стеною…

Но я слушал рассеянно. Мои взоры неизменно обращались к Анне. Она милостиво разговаривала с приближенными женщинами, ела и пила и, по-видимому, чувствовала себя на новом месте превосходно. Какое ей было дело, что у ее ног лежал человек, исполненный безнадежного поклонения! Да она, вероятно, и забыла уже о нашем разговоре на корабле, когда я в своем безумии предложил ей бежать к иверам, или почла меня за безумца. Как я уже сказал, я сам содрогался всегда при одном воспоминании о том утре.

Врач показал мне на одного воина, которого звали Яном, и рассказал его историю:

— Руссы много воюют с печенегами. Они строят города по реке Трубежу и реке Суле, чтобы защититься от неожиданных нападений кочевников. У богатых руссов огромные имения, и они хотят спокойно собирать урожай. Однажды появились печенеги…

Мне и в голову не приходило, что Добрыня, этот жестокий и надменный человек, великолепно играет на гуслях, как руссы называют арфу. Ее положили перед ним на столе, и он вдруг стал перебирать струны, и присутствующие просили его петь, но Добрыня медлил выполнить их желание и только перебирал струны, и под эту музыку врач рассказывал мне:

— Однажды пришли печенеги. Печенежский великан выехал перед строем и стал вызывать на единоборство какого-нибудь русского великана. Но такого не оказалось. Печенег уехал, дав сроку до завтра. Владимир был огорчен. Вечером явился к нему один старый воин и сказал: «Я вышел в поле с четырьмя сыновьями, а самый юный остался дома. Он у меня кожемяка. С детских лет никто не может одолеть его. Как-то в сердцах на меня сын разорвал руками толстую воловью кожу. Повели ему бороться с печенегом».

Добрыня по-прежнему перебирал струны, и они звенели, то уподобляясь ручейку, текущему по камушкам, то звучали томительно.

— Испытали юношу, — рассказывал Иванец Смер. — Дикого быка, обезумевшего от раскаленного железа, Ян схватил за бок, когда животное бежало мимо, и вырвал у него кусок мяса с кожей!

Я с изумлением посмотрел на скромного на вид воина, который в эту минуту спокойно пил из чаши вино.

— На другое утро печенег рассмеялся, увидев невысокого ростом русса. Ты сам видишь — ничего примечательного в его наружности нет. Но это были новые Давид и Голиаф.

— И что же?

— Русс сдавил печенега и мертвым ударил его о землю.

Видно было, как под рубахой у Яна переливались железные мышцы.

— Ну как там у вас, на Трубеже? — крикнул ему белобородый старик, раскрасневшийся от вина.

— Стоит тишина, — ответил Ян.

— А помнишь, как мы рубились с печенегами под Белгородом?

— Помню, — ответил Ян. — Славное было время.

— Руссы не только строят города, — пояснил мне врач, — но и выходят далеко в степь встречать кочевников. В степях важное значение имеет быстрота передвижения. Поэтому руссы создали легкую конницу, вооруженную саблями. Если они настигают печенегов, происходит сеча, и тогда горько плачут по убитым печенежские и русские жены.

— А помнишь, Ян, как мы печенегов в Белгороде перехитрили?

— Помню, — спокойно ответил кожемяка.

Видно было, что это был весьма известный среди воинов человек.

— А как руссы перехитрили печенегов в Белгороде? — спросил я всезнающего врача.

— Печенеги неожиданно подошли к Белгороду и осадили город, решив взять его измором. Горожане погибали от голода. Тогда один старый белгородец сказал: «Наскребите немного муки в закромах и поищите хоть малость меда». Жители сделали, как он требовал, и вырыли по его указанию два колодца. В один они поставили кадь с тестом, в другой — с медом. Печенеги явились вести переговоры о сдаче. Но руссы показали им колодцы и даже дали меду попробовать. Печенеги попробовали и рассказали все своему князю. Ночью кочевники снялись и ушли в степи, потеряв надежду взять город. Таков сказ про белгородский кисель…

Седобородый воин — мне удалось рассмотреть, что одно ухо у него было отрублено, должно быть печенежской саблей, — рассмеялся, внимая рассказчику.

— Всего бывало. Три лета тому назад вышли мы с малой дружиной против печенегов. Едва успели уйти. Мы с князем под мостом укрылись. По бревнам грохот от конской погони, а мы сидим и ждем своего конца. Но настала ночь и нас своим крылом покрыла. Так мы и спаслись.

Мы сидели с Леонтием на почетных местах, предназначенных для чужестранных гостей, недалеко от княжеского стола, и я мог рассмотреть в прическе Анны каждую жемчужину. Тут же были посажены скандинавские ярлы, купцы из Моравии и немецкого города Регенсбурга и арабские купцы — красивые смуглые люди с черными бородами; благоухающими розовым маслом, и с голубой тенью под жгучими глазами. Они приезжают сюда за мехами из Багдада и даже Александрии. Один из них, по имени Мохамед, отлично говорил на языке руссов. Хотя вера запрещает сарацинам употребление вина, но я слышал, как он сказал, поднимая чашу и лукаво поблескивая глазами:

— Пророк запретил пить сок от лозы, но он ничего не упомянул о меде…

Мохамед вообще был здесь душою общества, рассказывал руссам всякие восточные истории. Я как сейчас слышу его медоточивый голос:

— Это было в Дамаске. Или, может быть, в другом каком-нибудь городе. К судье пришел человек с жалобой на соседа. В чем он его обвинял? Он сказал: «Я купил у соседа участок земли, чтобы построить дом, и когда стал рыть почву, чтобы положить каменное основание, нашел в земле сокровище — тысячу золотых диргемов. Вели соседу, чтобы он взял этот клад, потому что я купил только землю и монеты по праву принадлежат ему». Но второй возражал: «Я продал ему землю, и, значит, все, что в ней содержится, — говорил он, — принадлежит ему». Судья стал думать, как разрешить эту тяжбу. «У тебя есть сын?» — спросил он жалобщика. «Есть». — «А у тебя, может быть, есть дочь?»

— «Есть», — ответил продавший участок, «Пусть они поженятся, и отдайте им диргемы», — решил судья.

У нас подобный рассказ вызвал бы хохот своей нелепостью, но руссы отнеслись к поступку жалобщика и его соседа с одобрением и почли все это в порядке вещей.

Словоохотливый Мохамед, который ценил, очевидно, славу рассказчика в обществе, начал другую историю. Я понял, что это был неизвестный мне вариант «Александрии».

Руссы прекратили разговоры, шум утих, и я заметил, что сам князь стал прислушиваться к словам рассказчика. Только Анна была погружена в свои счастливые мысли, а ее патрикианки улыбались с видом красивых женщин, которые уверены, что рано или поздно настанет и их час.

— Друзья, я расскажу вам теперь о подвигах и приключениях Александра Македонянина и о всем, что он совершил на земле. Все это было записано египетскими мудрецами, которые исследовали начало всякого существа, живущего и прозябающего…

Я не раз читал эту книгу, полную всяких небылиц, но неизменно привлекающую к себе любопытство читателей. Мохамед, красиво двигая пальцами, украшенными золотыми перстнями, рассказал, как Олимпиада родила необыкновенного сына. Он явился на свет среди грома и молний, рыча львиным голосом. Аристотель обучал его звездочетству и магии. Когда Александр вырос и стал царем, персидский владыка Дарий послал ему мешок мака, намекая тем на множество своих воинов. В ответ Александр отправил ему горсть перцу. Все это было мне хорошо известно, но и меня увлек звонкий голос рассказчика.

Мохамед с видимым удовольствием перечислял войско Александра:

— Двадцать пять тысяч копейщиков, восемьдесят тысяч лучников, двадцать тысяч меченосцев и сто железных колесниц.

Потом начались странствования. Африка, Италия, Египет и Дамаск. Океан… Река Тигр, река Ганг… Но особенно напряжения достигло внимание слушателей, когда Александр перевалил через горы Тьмы и очутился в Индии.

— Александру пришлось воевать с народом, который сражается в битвах с помощью ученых слонов. На каждом слоне была башня, и в ней сидели пятьдесят стрелков, метавших страшные стрелы. Здесь Александр встретил мудрых людей. Они живут нагими и питаются только плодами. Александр спросил их: «Скажите мне, кто мудрее всех?» — «Звери». — «В чем господство человека?» — был второй его вопрос. «У вас — в войне, у нас — в мудрости и в мире», — отвечали ему эти люди.

Подпирая головы руками, руссы слушали рассказ с затаенным вниманием. Когда кто-то попросил у отрока вина, юноша долго не откликался на его призывы — так он был поглощен приключениями Александра.

— Потом Александр перевалил другие снежные горы и очутился в стране, где протекает река Евфрат. Однажды случилось, что царский птицелов поймал несколько птиц, задушил их и хотел омыть в реке, и когда он опустил их в воду, птицы вдруг захлопали крыльями, ожили и улетели, и тогда все поняли, что это райская река. Всякий, кто пьет эту воду, получает бессмертие. Александру предсказывал старец, питавшийся ладаном и елеем, что он умрет молодым, и царю очень хотелось напиться такой воды, но река исчезла. Целый день искал он ее напрасно в пустыне и с печалью возвратился в Македонию.