Теодор Фонтане - Госпожа Женни Трайбель ИЛИ «СЕРДЦЕ СЕРДЦУ ВЕСТЬ ПОДАЕТ»

• Название: Госпожа Женни Трайбель ИЛИ «СЕРДЦЕ СЕРДЦУ ВЕСТЬ ПОДАЕТ»
• Автор: Теодор Фонтане
• Издательство: Художественная литература. Москва
• Жанр: Классическая проза
• Год: 1971

Романы и повести Фонтане заключают в себе реалистическую историю немецкого общества в десятилетия, последовавшие за объединением Германии. Скептически и настороженно наблюдает писатель за быстрым изменением облика империи. Почти все произведения посвящены теме конфликта личности и общества.

---

- Недурно,- сказал Трайбель, прочитав это,- очень недурно. Есть тут какая-то логика, немножко сумасшедшая, но все же логика. Удивляет меня лишь одно: все это звучит так, словно написано самим Фогельзангом. Растоптанная гидра, снижение налогов, дурацкий каламбур с «центром» и, наконец, чушь с кругом и эллипсом - это все Фогельзанг. И автор писем в четыре редакции на берегах Шпрее, конечно, тоже Фогельзанг. «Я своих паппенгеймцев знаю».

Тут Трайбель смахнул со стола на диван «Стража Вендской Шпрее» вместе со всей остальной прессой и взялся за «Национальцейтунг», прибывшую одновременно со всеми газетами, но, судя по почерку на бандероли, присланную кем-то другим. Прежде коммерции советник был постоянным подписчиком и усердным читателем «Национальцейтунг» и еще доныне каждый день четверть часа сожалел, что изменил своему обычному чтению.

- Ну-с, посмотрим,- проговорил он наконец и, раскрыв газету, привычным глазом скользнул на три колонки вниз, и верно, вот оно самое: «Парламентские известия. Из округа Тейпиц-Цоссен». Прочитав заголовок, он вслух заметил: - Не знаю, как-то это странно звучит. Впрочем, как оно, собственно, должно звучать? Самый что ни на есть обычный заголовок; итак, что же дальше?

Дальше он прочитал: «Уже три дня в нашем тихом округе, обычно далеком от политических схваток, идет предвыборная кампания, и начала ее партия, видимо поставившая себе целью возместить пронырливостью недостаток исторических знаний, политического опыта и, можно смело сказать, обычного здравого смысла. Похоже, что данная партия, равно никого и ничего не знающая, в виде исключения знает сказку «Заяц и еж» и, надо думать, намерена в день, когда ей придется вступить в борьбу с настоящими партиями, встретить каждую из них известным возгласом из этой сказки: «А я уже здесь!» Только так можно объяснить преждевременную активность представителей этой партии. Все места, как на театральной премьере, видно, заранее расписаны лейтенантом Фогельзангом и его клевретами. Но ничего у них не выйдет. Лоб у этой партии медный, а вот то, что должно быть за ним, начисто отсутствует; коробка на месте, но пустая…»

- Черт подери,- проговорил Трайбель,- этот спуску не дает!.. То, что здесь приходится на мою долю, не слишком приятно, а Фогельзангу поделом. В его программе что-то слепит глаза, вот я и попался. Однако чем больше я в нее вдумываюсь, тем сомнительнее она мне кажется. Среди этих хвастунов, воображающих, что они уже сорок лет назад растоптали гидру, всегда попадаются изобретатели perpetuum mobile или квадратуры круга, словом, те, кто стремится сотворить невозможное, само себя опровергающее. Фогельзанг из таких. А может, это просто афера? Как прикину, во что мне стала эта неделя… Но я ведь прочитал только первый абзац корреспонденции; во второй половине они, наверно, еще почище с ним расправятся, а может, и со мной.

Трайбель стал читать дальше: «Господина, вчера и позавчера осчастливившего своим посещением сначала Маркграф-Писке, засим Шторков и Гросс-Риц (не говоря уже о его прежних подвигах в нашем округе), вряд ли можно принимать всерьез, и тем менее, чем более серьезную мину он строит. Это господин из породы Мальволио, напыщенных дураков, которых, увы, гораздо больше, чем мы обычно предполагаем. Поскольку его галиматья еще не имеет имени, мы порешили назвать ее песенкой о трех «К». Кабинет, Курбранденбург и кантональная свобода - вот три «К», с помощью коих этот шарлатан намеревается спасти мир или, по крайней мере, Прусское государство. В его действиях наблюдается некая метода, но, как известно, метода есть и в безумии. Песенки лейтенанта Фогельзанга нам очень и очень не понравились. Он и его программа общественно опасны. Но более всего мы сожалеем о том, что он говорил не за себя и не от своего имени, а от имени одного из наиболее уважаемых берлинских промышленников, коммерции советника Трайбеля (фабрика берлинской лазури, Кёпникерштрассе), о котором мы были лучшего мнения. Новое доказательство, что можно быть хорошим человеком и плохим музыкантом, а также наглядный пример того, куда может завести политический дилетантизм».

Трайбель сложил газету, прихлопнул ее рукой и сказал: «Ясно одно, это написано не в Тейпиц-Цоссене. Это «выстрел Телля», произведенный на расстоянии нескольких шагов. Очевидно, это дело рук старшего учителя из национал-либералов, который давеча у Буггенхагена не только полемизировал с нами, но силился нас высмеять. Что ему не удалось. Так или иначе, я на него не сержусь, и, уж во всяком случае, он мне симпатичнее Фогельзанга. Кроме того, редакция «Национальцейтунг» теперь чуть ли не «придворная партия» и действует заодно со свободными консерваторами. Как глупо, вернее, как опрометчиво, что я от них отошел. Если бы я не поторопился, я бы сейчас держал сторону правительства в куда лучшей компании. А я взял да и связался с дураком и доктринером. Но я выберусь из этой истории, и выберусь навсегда; кто обжегся на молоке, дует на воду… Собственно, я бы мог себя поздравить с тем, что отделался тысячью марок или немногим больше, не будь названо мое имя. Мое имя. Вот что ужасно…» Он вновь развернул газету. «Надо перечитать еще разок то самое место: «…один из наиболее уважаемых берлинских промышленников, коммерции советник Трайбель» - звучит недурно. А нынче, по милости Фогельзанга, я комическая фигура».

С этими словами он поднялся и вышел в сад, чтобы на свежем воздухе немножко развеять свою досаду.

Но не очень-то ему это удалось, ибо, едва обогнув дом по пути в сад, он увидел Патоке, которая сегодня, как и каждое утро, прогуливала болонку вокруг бассейна. Трайбель отпрянул, ибо беседа с этой чопорной особой отнюдь не входила в его намерения. Но его уже заметили, его приветствовали, а так как одной из добродетелей Трайбеля была редкая учтивость и к тому же на редкость доброе сердце, он круто повернулся и бодро зашагал к фрейлейн Патоке, тем паче что всегда доверял ее знаниям и суждениям.

- Очень, очень рад, сударыня, встретить вас здесь и к тому же совсем одну… У меня много чего накопилось на сердце, и я хотел бы открыться вам…

Фрейлейн Патоке вспыхнула, так как, несмотря на отличную репутацию Трайбеля, у нее мурашки пробежали по спине от боязливо-сладостного предчувствия, вся несостоятельность которого самым жестоким образом выяснилась уже в следующее мгновение.

- Меня очень беспокоит моя маленькая внучка, которую казнят гамбургским воспитанием, я нарочно прибегаю к этому жестокому слову. С моей, менее изысканной, берлинской точки зрения, меня это тревожит.

Болонка, по имени Чишка, в эту минуту натянула поводок, видимо намереваясь погнаться за цесаркой, которая забрела в сад с птичьего двора; но Патоке не одобряла шалостей и дала собачонке шлепка. Чишка тявкнула и замотала головой, отчего бубенчики, густо нашитые на попонку, прикрывавшую ее туловище, зазвенели. Впрочем, она быстро утихомирилась, и прогулка вокруг бассейна продолжалась.

- Видите ли, фрейлейн Патоке, вот так же воспитывают и Лизихен. Ребенок всегда на поводке у матери, а если вдруг появится цесарка и Лизихен захочет ринуться за ней, немедленно воспоследует шлепок, совсем легонький, чуть слышный, разница только в том, что Лизихен не тявкает, не мотает головой и, конечно же, не обвешана бубенчиками.

- Лизихен - ангел,- заметила Патоке, которая шестнадцать лет жила в гувернантках и потому научилась выражаться осторожно.

- Вы вправду так думаете?

- Вправду, господин коммерции советник, если, конечно, мы с вами договоримся относительно понятия «ангел».

- Отлично, фрейлейн Патоке, нисколько не возражаю. Я хотел поговорить с вами о Лизихен, а услышу еще кое-что и об ангелах. Вообще-то человеку редко предоставляется возможность составить себе твердое суждение об ангелах. Ну, а теперь скажите, что вы понимаете под словом «ангел». Только, ради бога, не говорите о крыльях.

Патоке усмехнулась.

- Не беспокойтесь, господин коммерции советник, о крыльях я ни слова не скажу. По-моему, ангел - это значит «ни к чему земному не причастный».

- Превосходно! Ни к чему земному не причастный. Очень мило сказано. Я полностью с вами согласен и отныне все буду находить прекрасным, даже если Отто и моя сноха Елена пожелают сознательно и целеустремленно растить настоящую маленькую Геновеву, или непорочную Сусанну - pardon, в настоящую минуту я не могу добрать лучшего примера,-или, если уж говорить совсем серьезно, копию святой Елизаветы для какого-нибудь ландграфа Тюрингского или другого раба божия, чином поменьше. Я ровно ничего против этого иметь не буду. Решение подобной задачи представляется мне весьма трудным, но все же возможным, и - как было сказано однажды и говорится еще до сих пор - «стремиться к этому - уже немало».

Патоке кивнула, ей вспомнились собственные ее усилия, направленные на ту же цель.

- Вы согласны со мной,- продолжал Трайбель.- Я очень рад. Думается, мы придем к согласию и по второму пункту. Видите ли, милая фрейлейн, я вполне понимаю, хоть мне лично это и не по вкусу, что мать хочет воспитать доподлинного ангела из своего ребенка. Никто ведь точно не знает, как там будет, и когда дойдет до Страшного суда, кто же не захочет, чтобы его дитя в ангельском образе предстало перед всевышним? Должен признаться, я и сам бы этого хотел. Но, дорогая моя, ангел ангелу рознь, и ежели ангел всего только хорошо умыт и незапятнанность его души измеряется количеством изведенного мыла, а вся чистота дитяти, которому еще предстоит сделаться человеком, сводится к белизне его чулок, то меня охватывает ужас. А коли это твоя собственная внучка, чьи льняные кудряшки - вы, вероятно, тоже это заметили - от непрерывного мытья и расчесывания становятся бесцветными, как у альбиноса, то старое сердце деда сжимается страхом и болью. Не согласились ли бы вы повлиять на Вульстен? Вульстен - особа разумная, и внутренне она, как мне кажется, восстает против этих гамбургских штучек. Я был бы очень рад, если бы вы при случае…