Тадеуш Квятковский - Семь смертных грехов

• Название: Семь смертных грехов
• Автор: Тадеуш Квятковский
• Жанр: История

---

Квятковский Тадеуш Семь смертных грехов

Тадеуш Квятковский

Семь смертных грехов

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ

С самого детства я не выносил исторических книг. Свои муки на уроках польского языка, когда нужно было по памяти восстановить путь, которым Скшетуский следовал в Запорожскую Сечь, или описать "своими словами" поединки пана Володыёвского, я помню до сих пор. А "Старое предание" Крашевского и "Поята, дочка Лиздейки" вызывали у меня такое отвращение, что я готов был отдать товарищу свой завтрак за краткий конспект заданного отрывка, лишь бы не читать книгу самому. Учитель, желая пробудить во мне любовь к величественным страницам нашей истории, более или менее правдиво описанной в романах, не знал, что делать, и, наконец, в отчаянии от моего упорного сопротивления, потребовал, чтобы я в качестве домашней работы написал какое-нибудь сочинение на историческую тему. А так как я тогда пользовался репутацией первого поэта в классе, он думал, что этим подстегнет мое литературное честолюбие и я в конце концов сдамся.

Это произошло в июне, в самом конце учебного года. Взбунтоваться я уже не мог: непослушание грозило двойкой и тем самым был бы нанесен удар по карману моих родителей, ибо неудовлетворительная отметка лишала права на скидку с платы за обучение. И я несколько дней ходил взбешенный, проклиная школу, учителя и особенно сочинителей исторических романов.

В это время у нас квартировал цирковой артист - фамилии его я теперь уже не помню. Родители мои пополняли свой бюджет, сдавая иногда комнату приличным жильцам. И вот однажды появился симпатичный старичок и остался у нас жить. А поскольку цирк, где он работал, прогорел, артист этот ожидал, когда продажа циркового имущества с торгов даст возможность ему и его товарищам по несчастью получить хотя бы часть давно причитавшегося жалованья. Я как сейчас вижу его перед собой: пожилой, лысый толстяк с маленькими глазками, бегавшими, как проворные зверьки, и огромным носом, на котором удобно расположилась бородавка, украшенная кисточкой волос. Это был добрейший человек, но большой хитрец и проныра. Ничто не могло укрыться от его внимания, на все он немедленно находил остроумный ответ и благодаря своему умению льстить ухитрялся кое-как влачить существование, не имея никаких заработков. Многие из его афоризмов, изречений и прибауток я запомнил по сей день.

Кроме того, старый циркач был человеком образованным, объездил полсвета и много повидал на своем веку. Я был в восторге как от него самого, так и от его профессии - он был прекрасный жонглер - и целыми днями жадно слушал его рассказы про путешествия, чудесные страны и всякие открытия. Я даже перестал гонять футбольный мяч по лужайке - только бы слушать его.

Узнав о моих горестях, он похлопал меня по щеке и поведал мне историю владелицы Тенчинского поместья пани Фирлеевой. Исторические события превратились в его устах в увлекательный рассказ, который я тут же принялся со всем пылом переносить на страницы своей общей тетради. Велико было изумление моего учителя, когда я принес письменную работу. Но по мере того, как он знакомился с моим сочинением, лицо его стало понемногу меняться. Он пожал плечами и сказал:

- За сочинение я тебе поставлю пятерку, но все, что ты написал, - неправда и с историей ничего общего не имеет.

Тогда я стихийно запротестовал: моему циркачу я верил больше, чем преподавателю.

- А разве все, что писал Сенкевич, - правда? - воскликнул я в отчаянии оттого, что не удалось убедить учителя.

- Правда, мой мальчик! - отрезал тот. Моим товарищам записанная мной "история" очень понравилась. Мне же этот успех принес некоторую пользу: учитель в дальнейшем не принуждал меня восторгаться исторической литературой. Я был горд и счастлив. Правда, как-то раз, назидательно подняв указательный палец, он сказал:

- Смотри, как бы история не отомстила тебе.

Учитель закона божьего, услышав о том, что я написал "еретическое" сочинение, отвел как-то меня в сторонку, заглянул в глаза и сказал:

- Губишь талант, сын мой, а талант - дороже всего в жизни.

История мне, конечно, отомстила - я написал исторический роман. Сидел, изучал эпоху, что всегда казалось мне страшно скучным занятием, прочел десятки томов Кольберга, в которые теперь редко кто заглядывает. А случилось это так.

Как-то я купил книгу Гуго Коллонтая "Состояние просвещения в Польше в последние годы правления Августа III". Когда я начал перелистывать этот труд, мое внимание привлек один абзац. Я начал читать, и вдруг - эврика! Я был в восхищении: выдающийся мыслитель подробно описал историю владелицы Тенчинского поместья - пани Фирлеевой. Я не мог оторваться от книги. Пани Фирлеева напомнила мне годы моей юности. Нет, цирковой артист не обманул меня, его рассказ соответствовал историческим фактам. С горящим лицом поглощал я до поздней ночи потрясающе интересное повествование Коллонтая.

В ту ночь я понял, что напишу книгу про хитрого кармелитского служку, а его образ спишу с моего старого жонглера, который так ловко играл в кости, что поражал всех, выбрасывая столько очков, сколько ему заказывали. Я был побежден, захвачен историей. Мой циркач прогнал у меня сон. Я собрал целую груду книг, необходимых, как мне думалось, для работы над историческим романом, и стал читать. И когда мне показалось, что я уже все знаю, взял пишущую машинку, настукал первую фразу и отложил работу на несколько месяцев. История продолжала мстить. Она загромоздила мое воображение огромным количеством отрывочных фактов, событий, чудными бытовыми подробностями, сотнями лиц. Все это смешалось в хаос, с которым я не мог справиться.

Но мой циркач не оставлял меня. Я познакомился с ним ближе, подружился, проводил вместе все свободное время. И постепенно, шаг за шагом начал складываться роман, который я предлагаю теперь читателю. Он основан на подлинных событиях, на многих исторически точных моментах, которые легко проверить, читая описания нравов и событий первой половины семнадцатого века.

Мой старый гимназический учитель! Эту новую, расширенную домашнюю работу я представляю тебе на прочтение. Сравни ее с книгой Коллонтая. Если где-нибудь фантазия и увлекла меня, отнеси это на счет моего бунта против нудных исторических писаний. Я, конечно, наложил кое-где румяна на поблекшие от старости записки. Но неужели история, изложенная в школьных учебниках, накажет меня за это? Что же, посмотрим.

Т. Квятковский.

Глава первая

Только черти знают, кто поставил на большой дороге две корчмы - одну против другой. Это были старые развалины, еще помнившие те времена, когда в них пивали мед обозники, следуя за королевским войском в далекие походы против татар и всякой другой языческой нечисти. Крыши лачуг, позеленевшие от старости, почти вросли в землю, в щелях между прогнившими бревнами гулял ветер, а двери стонали, словно старухи, вымаливающие отпущение грехов. Никто не помнил, когда эти развалины были построены, даже те, кто с незапамятных времен арендовал их: ни лохматый Матеуш, прозванный Бабьим угодником за особое пристрастие к женскому полу, что не соответствовало его возрасту и положению, ни старый Мойше, мудрец из мудрецов, который, наверное, был бы знаменитым цадиком, не отвлеки его от ученых книг страсть к барышам да необыкновенная любовь к певучему звону золота.

Обе корчмы испокон веков соперничали между собой. Когда вдали на краковской дороге появлялось облачко пыли, Матеуш и Мойше выбегали из своих ворот и мчались взапуски по дороге. Матеуш, тяжело дыша и поддерживая обеими руками огромный живот, бежал, выбрасывая ноги, как нормандская кобыла. Мойше летел вперед, путаясь в длиннополом халате, придерживая одной рукой развевающуюся бороду, а другой - ермолку, чтобы та ненароком не свалилась на пыльную дорогу.

Галопируя таким образом, они издавали одни и те же возгласы, ставшие уже привычными, - без этих возгласов не обходилось ни одно их состязание в беге. Если припекало солнце, один из них восклицал:

- Ну и жара! Когда лил дождь, изречение менялось:

- Проклятый дождь! А заканчивали они всегда одним и тем же:

- Да, тяжелые времена настали!

Подбежав к приезжему, они

с низкими поклонами принимались зазывать его каждый в свою корчму. Если путешественник был человеком благородного звания, корчмари превозносили достоинства своих заведений до небес и сулили райские блаженства. Если же путник был проще, то их речи не содержали восхвалений, хотя из ворот доносились ароматы, способные приковать к месту самых изысканнейших чревоугодников и любителей выпить. Когда приезжим оказывался какой-нибудь бедный горожанин или странствующий студент, корчмари молча поворачивали обратно, делая вид, будто бежали исключительно ради собственного удовольствия. Они не спеша брели, поглядывая в небо, срывали пшеничные колосья - посмотреть, не осыпается ли зерно, - и всячески пытались показать себя рачительными хозяевами, вышедшими в поле взглянуть на зреющий урожай.