Ирина Аллен - Другая Белая

• Название: Другая Белая
• Автор: Ирина Аллен
• Жанр: Современная проза
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-369-00961-1

Документальный роман о женщине постбальзаковского возраста, которая не признает «поста», решает переменить слегка поднадоевшую участь и уехать в Англию к законному британскому мужу. Внимание!!! Роман не авантюрный — скорее серьезный, поскольку женщина эта в общем и целом образованная и в добавок еще и думающая. Часто. Отягчающие обстоятельства — она в ее-то возрасте еще и чувствующая! Но людей и событий в романе предостаточно, так что «сюства», если не понравятся, можно и пропускать. Автор просит не рассматривать свой текст как путеводитель по жизни в поисках мужа-иностранца. Хотя… интересующиеся могут почерпнуть полной ложкой, поскольку мужей было… больше одного. Автор заранее благодарен терпеливому читателю! (Вместо синопсиса, из которого все равно никогда ничего не поймешь и не узнаешь).

---

— Ой, Маришка! А мой Никитка тоже…

Еще одна замужняя приятельница прервала начавшийся было разговор:

— Я сейчас статью заканчиваю, мысли в другом направлении, ты уж извини. Мы с мужем уже много лет — просто соседи по квартире. Радуйся, что у тебя что-то было: на пенсии будешь вспоминать.

Были две университетские подруги: от одной только что ушел муж, сказав на прощанье, что никогда ее не любил, другая выгнала любовника, которому, как выяснилось, очень хотелось прописаться в ее большой профессорской квартире.

— Что б я когда козлов этих к себе подпустила! — выпалила она в трубку, услышав Маринин голос.

Марина давно симпатизировала молодой и обаятельной девушке из бухгалтерии. Случилось так, что именно она и стала ее задушевной подругой. Катя была на семнадцать лет младше, не замужем, но с сердечной тайной, о которой, как позже выяснилось, знал весь музей — ее избранник занимал высокий пост, — но не Марина, целиком занятая своим романом. Кате можно было рассказать все, она понимала состояние Марины. Она знала мужчин гораздо лучше нее и раскрыла ей немало тайн мужской психологии и поведения в любви. Кроме того, она была собачницей со стажем, и подтвердила, что собаки всегда чувствуют хозяина — значит, Бонзо выдал-таки молчавшего Мартина. Как бы пережила свое счастье Марина, если бы не посвященная в него молодая подруга!

* * *

Время делало свое дело. Любовь не ушла — свернулась комочком где-то в душе. В один из летних дней ноги сами привели ее к католическому собору. Вошла и поняла — это ее пространство. Верила ли она? Хотела верить! Много читала — и философов, и ученых-материалистов, ставших верующими, и любимых веровавших писателей. Через них обосновала для себя наличие Создателя. Поговорила со священником, он предложил начать ходить в собор, чтобы пройти катехизацию. В пасхальную ночь 1998 года Марина была крещена в католическую веру. Каждое воскресенье она шла в собор (они уже переехали в самый центр Москвы), несла радость в душе. Ей нравилась молитвенная атмосфера, веками разработанный ритуал. Она всегда ждала того момента мессы, когда, следуя словам священника, люди вставали и протягивали друг другу руки со словами «мир вам», причем старались не пропустить никого, кто был в пределах досягаемости. Все в соборе было пронизано духом уважения к божественному, но и человеческому тоже: понятные слова[15], священник обращался к прихожанам с кафедры на возвышении, которая была здесь, в мире земном, и все время стоял лицом к прихожанам. Церковь — она же здесь, на земле. Церковь во всех конфессиях — модель мира. Западное христианство включает в этот мир и человека, у которого есть свое законное сидячее место. Никто не унижен. Марина отдыхала душой. Ни о чем своем не молила, просто участвовала в общей молитве. Ходила на исповедь: выбирала будние дни, когда в храме было мало народа. Она и священник просто сидели рядком на стульях. Разговаривать в кабинке, не видя лица, Марина не могла. Священник отец Виктор это понимал и сам предлагал менее формальный разговор. Как новообращенная, она очень старалась быть если не святее Папы Римского, то хотя бы честной и искренней, поэтому рассказала о своей любви к женатому католику. Отец Виктор осудил, сказав, что ей нужно хорошо покаяться, а вот тот мужчина — плохой католик. С этим Марина согласиться не могла, но не спорить же в соборе!

Спрашивала священника, что такое христианская любовь. Он отвечал:

— Любовь — это действие. Эмоции — воздушные шарики, мыльные пузыри. Любовь — это жизнь для того, кого любишь, это ежедневные, ежечасные обязанности, это ответственность…

Все так просто и так недоступно для ее любви.

* * *

А в скольких странах Мартин побывал с ней за эти годы! Англия, Италия, Франция… Ему никогда об этом не писала, зачем? Ставить его в неловкое положение? Один он приехать все равно бы не смог, а видеть его вместе с женой и лукавить? Актерствовать она не умела.

В музее Родена в Париже не могла отойти от «Любовного треугольника» Камилль Клодель, ученицы и любовницы Родена. Не оттого, что в бронзе, тот меньше нравился, а от первого макета, в гипсе. Три фигуры. Посредине мужчина и две женщины по обе стороны. Одна и не женщина вовсе — ведьма старая, отвратительная, обрюзгшая, одна рука в кулак сжата, второй обнимает мужчину за талию, как свою собственность. И что странно — старуху эту мужчина тоже вроде обнимает, по крайней мере, голову к ней повернул. Другую руку он протягивает молодой прелестной коленопреклоненной девушке, а та прижимает его руку к своей груди и смотрит снизу вверх обожающе. Марина, когда это увидела, застыла, не веря, что подвластно было скульптору, пусть и влюбленной женщине, изобразить это так, как сама она в своих снах видела. И ведь о Камилль Клодель она до этого почти ничего не знала, так что просто «вспомнить» во сне когда-то уже виденное не могла.

Позвали в автобус, пошла, ноги как ватные, вышла на парижскую улицу: «И Марта не старуха, и ты, душа моя, не девица… Вот Мартин… Знать бы, все так же он мне хотя бы одну руку протягивает?..»

Июль 1999

В начале лета прочитала объявление на доске информации собора: паломничество в древний бельгийский монастырь, автобусом через всю Европу… «Поеду, увижу хоть на пару часов». Позвонила (номер его телефона у нее был всегда, но звонила впервые), спросила Марту, можно ли остановиться на пару дней, договорились о встрече.

Странный это был автобус: небольшая группа паломников — Марина в их числе — и команда молодых спортсменов, направлявшихся в Бельгию на соревнования по спортивному ориентированию. Условия были спартанскими. Автобус ехал почти без остановок, так что «и стол и дом» — все было в нем. Ноги, постоянно опущенные вниз, отекали так, что утром было больно сделать шаг. На одну ночь их приютил постоялый двор где-то в Германии. Руководитель группы спортсменов предложил ей номер с нешироким ложем, которое, по его замыслу, она должна была разделить с весьма корпулентной дамой. Измученная дорогой Марина совсем не по-христиански возмутилась:

— Простите, но я традиционной ориентации!

Позже она выяснила, что, отказавшись спать вместе с дамой, нарушила планы этого руководителя, успевшего закрутить роман с молодой паломницей, о чем та ей сама и рассказала, добавив:

— Ничего, мы в Москве свое возьмем.

Следующая остановка была в Амстердаме у Центрального вокзала, где Мартин должен был ее встретить и отвезти на три дня к себе домой. Маршрут их автобуса в Бельгии проходил далеко от его местечка, и встретить ее в Амстердаме ему было удобнее. Чем ближе была встреча, тем тревожнее и беспокойнее становилась Марина.

— Вам нехорошо, может быть, хотите воды? — спросила соседка, прервав рассказ об альпийских горках, которые она сооружала на своих шести сотках.

— Я просто очень устала, — тихо ответила Марина.

Соседка сочувственно вздохнула, но рассказ продолжила. Марина не просто устала, она вдруг обессилела до отчаяния. «Зачем я еду? Он не подавал признаков жизни уже почти месяц. Если бы я не позвонила, может быть, так все бы и сошло на нет, и он исчез бы из моей жизни. Я, как наложница в гареме, все жду и жду… Чего жду? Нельзя быть такой мазохисткой: ведь знаю же прекрасно, что потом еще больнее будет, знаю и иду на это. Боже, как все глупо… И потом Марта… Я что, стерва законченная? Получается, что так… стерва и есть! Духи французские ей везу, шоколад московский. Вот ведь идиотка: в Бельгию с шоколадом, что в Тулу с самоваром. И вообще… у него наверняка уже другая, он мужчина и не может без женщины… это даже уму непостижимо, что мимо него можно ходить спокойно и не влюбиться…»

Автобус остановился далеко от вокзала — ближе не разрешалось. Одну сумку Марина оставила в автобусе, но и та, с которой собиралась к Мартину, все равно оказалась довольно тяжелой: подарки эти дурацкие, пижама, джинсы и прочее барахло. На несколько дней как-никак собиралась. Сердобольная соседка, предложила проводить до вокзала. Какой там: скорей, скорей… Марина бежала навстречу своим будущим страданиям. Пробежав через весь вокзал, она в конце концов отыскала платный душ, там была очередь, потом отключился фен… Она выскочила из кабинки с недосушенной кудрявой головой — терпеть не могла свои кудри, всегда феном выпрямляла — и стала орать на добродушного парня за кассой так, что он покрутил пальцем у виска. «И он прав, прав, прав», — твердила она на бегу и чувствовала, что близка к истерике.

Выбежала на привокзальную площадь, отдышалась, огляделась и почти обрадовалась: народу столько, что найти друг друга вряд ли возможно. «Вот и хорошо, вернусь в свой родной автобус», — почти с облегчением подумала она, но опять, как в тот самый первый раз, сверкнул луч предзакатного солнца и высветил фигуру Мартина. Больше она никого не видела. Он шел ей навстречу по вмиг опустевшей площади. Подошел, молча прижал к себе и не отпускал, даже не поцеловал. Повел ее к машине, и только там они поцеловались. Марина счастливо отметила, что целоваться он разучился.