Чарльз Эндрейн - Сравнительный анализ политических систем

• Название: Сравнительный анализ политических систем
• Автор: Чарльз Эндрейн
• Издательство: «Весь Мир»
• Жанр: Политика
• Год: 2000
• ISBN: 5–7777–0094–2

Когда мы смотрим на политическую карту мира, то вряд ли нам приходит в голову мысль провести скрупулезный анализ всего многообразия существующих на Земле политических систем. Эту сложную, но выполнимую задачу поставил в своей книге профессор Ч. Эндрейн. Он не только сравнил различные политические системы, выявил общее и особенное в их функционировании, но и рассмотрел роль элит, групп и отдельных индивидуумов в проведении политического курса. Книга, пользующаяся большой популярностью в странах Запада, ныне станет доступна и нашему читателю, постоянно ощущающему потребность в учебной литературе по политическим наукам. Ее издание рекомендовано Российской ассоциацией политических наук.

Издание осуществлено при содействии Отдела по вопросам печати и культуры Посольства США

---

Для того чтобы остановить падение значения культурных ценностей, связанное с крахом монархического режима, муллы выступали за слияние священных и мирских ценностей в рамках единого теократического режима. Муллы полагали, что лишь они, а не светские властители типа шаха, обладали полномочиями для проведения в жизнь законов Корана и такого управления обществом, при котором Иран сможет вернуть себе духовную чистоту раннеисламского периода. Считая себя духовным центром иранского общества и вершиной политической иерархии, они призывали массы к борьбе с монархическим режимом. Разыгрывались мистерии и проводились ритуальные шествия, прославлявшие мученичество имамов (духовных лидеров) прошлого, пострадавших от несправедливостей правителей. Религиозные процессии и траурные церемонии превращались в политические демонстрации, символизирующие враждебность порочному режиму. С помощью этих мобилизующих действий, связывающих священные традиции с современной политической ситуацией, улемы ослабляли легитимность шаха, подрывали основы его власти и устанавливали новый теократический режим, руководимый религиозными законниками[123].

Заключение

При анализе перехода к мобилизационной системе в Германии, Китае, Вьетнаме, на Кубе и в Иране были рассмотрены три центральных вопроса: теоретические причины фундаментальных преобразований, вытекающие из них изменения в политике и влияние на социальные преобразования новой государственной политики. Во–первых, переход к элитистской мобилизационной системе с теоретической точки зрения явился результатом крайне неблагополучного стечения обстоятельств, связанного с одновременным углублением структурного, культурного и поведенческого кризисов. В каждой из пяти стран произошел распад проправительственной коалиции не из–за массовых репрессий, а из–за того, что ее деятельность была парализована и она не смогла разрешить основные социально–экономические проблемы. Полиция и судьи Веймарской республики сквозь пальцы смотрели на неистовство нацистов. Репрессивные меры, используемые наряду с согласительной тактикой, едва ли могли сокрушить радикальную оппозицию, противостоявшую правительствам Китая, Вьетнама, Кубы и Ирана. Напротив, непоследовательные репрессии привели к еще большему неподчинению режиму, так как снижали страх перед возмездием, не устраняя антиправительственных настроений. Зашедший в тупик процесс проведения политики, не сумевший стабилизировать быстрые социальные перемены, усилил неповиновение существующим властям.

Все пять названных режимов основывались на слабом институциональном фундаменте. В Веймарской республике государственные служащие, армейские офицеры и судьи демонстрировали весьма слабую лояльность демократическим принципам. Когда в 30–е годы правительство утратило дееспособность, канцлер и президент руководили страной главным образом посредством указов, а не проводя законы через рейхстаг. Правительственные учреждения в Китае, Вьетнаме, на Кубе и в Иране не имели под собой прочной институциональной базы. Находясь в зависимости от воли своих верховных правителей, они не разработали стабильные процедуры принятия решений, их деятельности не хватало инновационности и комплексности; поэтому они и не обладали четкими неперсонифицированными полномочиями и обратной информационной связью, без которой нельзя обойтись при проведении политики адаптации к меняющимся условиям.

Недееспособность правительства вместе с деинституционализацией обусловили утрату легитимности. Власть предержащие чиновники оказались не в состоянии убедить население в том, что искренне верят в правоту своего дела, считают его полезным, а именно это могло бы стать оправданием их пребывания у власти. Существующее правительство не могло обеспечивать материальные блага для того, чтобы снискать себе поддержку широких масс и честолюбивых элит. Оно не нашло таких духовно–нравственных и идеологических доводов, которые убедили бы скептиков в необходимости идти на жертвы ради достижения конечной цели. В отличие от него мобилизационная оппозиция повысила свою легитимность. «Мобилизаторы» объединили такие, казалось бы, противоположные ценности, как священное и мирское, популистское и элитарное, традиционное и современное, коллективистское и индивидуалистическое. Организовав межклассовую коалицию, основанную на сети неформальных малых групп, мобилизационное движение получило тем самым прочную структурную базу для свержения правящего режима[124].

Переход к элитистской мобилизационной системе привнес и иной политический стиль. Данная система предполагала господство какой–либо одной политической организации над различными социальными группами. Мобилизационные «крестовые походы» походили на военные кампании. Господствующим стилем исполнения правительственных решений стал «штурм». Элитистская система организовывала силы общества на осуществление ограниченного числа задач: высокие темпы экономического роста, ликвидация неграмотности, развитие здравоохранения и особенно достижение военных успехов. Ради этих целей государство, военные и массовые организации шли вперед, как на штурм крепости, не считаясь с физическими и человеческими затратами в преодолении трудностей[125].

Воздействие, которое оказывали на общество эти системные трансформации, зависело не только от общегражданской политики, но и от ресурсов нации, уровня экономического развития и включенности ее в мировую капиталистическую экономику. Благодаря наличию этих структурных переменных, как правило, возникал разрыв между политическими намерениями лидеров и реальным воздействием проводимой политики на социальную стратификацию. Образование и здравоохранение действительно становились более доступными для широких слоев населения. Выходец из низов общества, выучившись на специалиста и вступив в ряды правящей партии (или, как в Иране, религиозной ассоциации), обеспечивал себе вертикальную мобильность. Вместе с тем, в процессе проведения политики немалую роль продолжали играть мужчины из элитарных слоев общества, в частности управленцы, технократы и идеологи; именно они обладали наибольшей политической властью, богатством и авторитетом. Меньшими правами и привилегиями пользовались промышленные рабочие, мелкие предприниматели, городская нищета, беднейшие крестьяне и женщины[126]. Следовательно, фундаментальные социальные перемены на деле были не столь велики, как обещанные «революционным евангелием» трансформации. В редких случаях, таких, как поражение нацистов во второй мировой войне, элитистская мобилизационная система трансформировалась в согласительную — по крайней мере это произошло в западной части Германии. В остальных неспособность этой системы достичь революционные цели послужила дополнительным толчком в сторону бюрократического авторитарного режима. Так произошло в Советском Союзе, Китае, Вьетнаме и Иране. После смерти единоличных вождей эти политические системы ослабили идеологическое давление, умерили централизм и координирующую зависимость от центра при большем плюрализме, а также сократили полномочия государственной власти — все это признаки того, что доминирующую роль начал играть бюрократический авторитарный стиль политического производства.

Глава 8 Переход к бюрократической авторитарной системе

С конца второй мировой войны и вплоть до 80–х годов наиболее распространенным типом системной трансформации оставался бюрократический авторитарный режим. После смерти советского и китайского единоличных лидеров повсеместно наметился спад мобилизационных тенденций. Бюрократическая авторитарная модель государственной политики стала доминирующей. В Латинской Америке в результате военных переворотов в большинстве случаев были свергнуты гражданские правительства. Управляемые военными бюрократические авторитарные режимы попытались покончить с либеральным плюрализмом и построить государство на принципах стабильного экономического развития. Приход к власти бюрократических авторитарных элит (за исключением Советского Союза после смерти Сталина) ознаменовался отходом от социализма и сближением с капитализмом. Несмотря на идеологическую риторику, китайские и вьетнамские политические деятели отказались от мобилизации народных масс на достижение эгалитарных целей. Был ослаблен централизованный контроль государства над экономикой. Возросла роль региональных правительств, частных надомных предприятий и зарубежных инвестиционных корпораций. Производство, торговля и распределение регулировались не через государственное планирование, а рыночными механизмами. Кроме того, в Латинской Америке после военных путчей, низвергших гражданских лидеров в Бразилии (1964), Аргентине (1966,1976), Уругвае (1973) и Чили (1973), начались преследования социалистических партий, марксистских движений, профсоюзов, радикальных общественных ассоциаций и левых средств массовой информации. Координацию экономической политики взяли на себя военные чиновники и технократы. Основной контроль оказался в руках государства, отечественных капиталистов и ТНК. Ускорение экономического развития и снижение инфляции заняли приоритетное положение, по отношению к уравниванию доходов и полной занятости[127]. Такие тенденции появились в Китае и во Вьетнаме после падения там элитист–ских мобилизационных систем.