Эдуард Буйновский - Повседневная жизнь первых российских ракетчиков и космонавтов

• Название: Повседневная жизнь первых российских ракетчиков и космонавтов
• Автор: Эдуард Буйновский
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: Биографии и Мемуары
• Год: 2005
• ISBN: 5-235-02749-3

В любом деле быть первым — трудно, но интересно. И вдвойне интересно, если это дело связано с испытаниями и пусками ракет, началом освоения космоса, первыми пилотируемыми полетами.

Эдуард Буйновский — непосредственный участник этих событий, один из первых дипломированных лейтенантов-ракетчиков, участвовал в формировании первой боевой части Ракетных войск стратегического назначения, в составе второго отряда космонавтов готовился к космическому полету, он — среди участников запусков космического корабля Юрия Гагарина и многоразового космического корабля «Буран» — апофеоза советской космонавтики. Эта книга о молодых ракетчиках, создателях отечественных образцов ракетной и космической техники, ее испытателях, первых космонавтах — жителях Звездного городка. В книге приводятся малоизвестные факты, рассказывающие об их повседневном труде, успехах и неудачах, чувствах и переживаниях, радостях и огорчениях. Юмор, тонкая ирония, шутливые ремарки и комментарии отдельных событий помогают читателю легко разобраться в сугубо технических терминах и определениях, тем более что в кропотливой и нелегкой повседневной жизни первых российских ракетчиков и космонавтов всегда было место шутке и юмору.

---

И вот 12 апреля 1961 года! Поистине историческое событие в жизни всего человечества! Многое об этом дне написано, рассказано, показано на экранах телевизоров. Для нас, непосредственных свидетелей и участников этого пуска, не было, конечно, неожиданностью экстренное сообщение по радио о запуске Гагарина в космос. Как-никак, а все это происходило на наших глазах. Я, например, всю значимость этого события прочувствовал в момент, когда Левитан (по-моему, он) сообщил на весь мир о том, что впервые в мире… гражданин Советского Союза майор Юрий Алексеевич Гагарин… Я даже думал, что я ослышался или диктор ошибся — как же так, пару часов назад в корабль садился старший лейтенант, а на орбите, минуя капитана, он уже майор! И вот с этого момента до моего сознания дошло, что же в действительности произошло только что прямо у меня на глазах. Вот и еще одна страничка в мою личную Книгу рекордов! Хотя был один момент, который давал мне полное основание попасть и в настоящую Книгу рекордов Гиннесса. После старта ракеты с Гагариным на борту (кстати, при любом пуске всех жителей площадки эвакуируют в безопасные зоны, при пуске Гагарина этого не было — как гарантия того, что аварий не будет и все будет нормально) все бросились на узел связи, откуда должны вестись переговоры с космонавтом. Этот узел располагался в том же бараке, где была моя гостиница. Я, конечно, вместе со всеми бросился туда же. К этому моменту к зданию подошел автобус, из которого на узел связи спешил Герман Титов. Мы знали, что он был дублером Гагарина. В порыве огромного энтузиазма мы качнули его пару раз и отпустили на связь. Комната, где стояла аппаратура, была забита до отказа. Сергей Павлович начал разговор с Юрием Алексеевичем. Тогда мы втроем — я, Иван Никитович Ионов и Юра Маркин — мои коллеги по работе — заходим в мою комнату и с ходу распиваем бутылку «Столичной», которую привез Юра для «прописки». Впервые в мире мы «сообразили на троих» за первый полет человека в космос! А корабль с этим человеком только что вышел на орбиту и мир об этом еще не знал. Как-то в праздничной суете я не успел оформить это юридически и послать заявку авторам книги, да и сам-то рекорд продержался не больше часа. Как только Левитан объявил о полете, вся наша площадка — да что там площадка! — весь полигон дружно и с огромным энтузиазмом нарушили «сухой» закон. Здесь уж Борис Аркадьевич не скупился!

А за два дня до этого знаменательного события — 9 апреля 1961 года состоялся первый пуск нашей ракеты Р-9. Наша кооперация со своим новым изделием выходит на передовые рубежи — вывозить на старт ракету и готовить ее к пуску. Прибыла государственная комиссия, стало подтягиваться большое начальство. Помню, нас, всех военпредов, собрал на совещание один из наших начальников — генерал Юрышев. Совещание началось с доклада каждого военпреда: как дела, как идут испытания и сколько времени он сидит на полигоне. Неделя, две, три — срок, который генерал воспринимал нормально. Если чуть больше месяца — ругался, почему без замены, и приказывал незамедлительно отправляться домой. Когда очередь дошла до меня, я доложил, что на полигоне я уже два с половиной месяца. Генерал вначале не поверил, но когда посмотрел на меня — заросшего, похудевшего, с осипшим голосом, в застиранной рубашке, на коленях брюк заплаты — тут же дал команду чуть ли не под конвоем отправить меня на аэродром. Я взмолился, стал упрашивать, чтобы меня оставили на первый пуск, должен же я был увидеть своими глазами результаты нашего почти трехмесячного полигонного бдения! Еле уговорил.

И вот этот кульминационный момент наступил! Заправленная ракета — на пусковом столе. Объявлена 15-минутная готовность. Из нашей пультовой, которая находится под землей, прямо под стартовым устройством, все эвакуированы. Пусковая команда под руководством тоже одного из сподвижников Королева — Леонида Александровича Воскресенского готова приступить непосредственно к пуску. Сам Королев — здесь же, но старается не вмешиваться и не нарушать отлаженную систему предстартовой подготовки. Нас всех, не участвующих непосредственно в пуске, собрали невдалеке в укрытии. Волнение здесь такое же, как и в бункере. Все внимание на ракету: сейчас она должна (именно должна! обязана!) взлететь! Наступила тишина, все разговоры прекратились сами собой. Кто пускал ракеты, тот прекрасно понимает эту почти осязаемую физически тяжесть мгновений, оставшихся до старта. И вдруг в этой напряженной тишине голос по «громкой» связи: «Буйновский, срочно в пультовую!» Растерянный от неожиданности и от этого ничего не понимающий, я сажусь в машину и пулей на старт! Пока доехал, пришел более-менее в себя и стал думать, что же там могло произойти? Спускаюсь в пультовую. Там Сергей Павлович и Лакузо. Оказывается, не набирается общая, суммарная «Готовность» всей ракеты. Пускать нельзя. «Что будем делать, лейтенант?» — обращается ко мне Королев. Конечно, Главный конструктор мог обойтись и без моего ответа, и правильное решение в сложившейся ситуации они с Николаем Михайловичем уже, наверное, имели. И все же было приятно, что только мы трое — Королев, Лакузо и я (а можно и так: я, Королев и Лакузо — от перемены мест слагаемых сумма ведь не меняется?) в обстановке, максимально приближенной к боевой, думаем, как выйти из создавшегося положения, а вся площадка ждет нашего решения. Дефект оказался простой — в последовательную цепочку общей готовности ракеты к пуску включили и состояние «жидкого» кислорода в баке окислителя, параметр этот изменчивый, а следовательно, и «Готовность» то есть, то пропадает. Устранить этот дефект можно было бы элементарными доработками схемы. Но это, конечно, не в условиях, когда у тебя над головой заправленная ракета, готовая вот-вот взлететь. Простой выход в этой ситуации предложил Лакузо (тоже один из королевской «старой гвардии»!) — в тот момент, когда есть «Готовность», между контактами одного из реле (популярнейший элемент коммутации в ракетной технике тех времен) в нашей аппаратуре вставить элементарную бумажку. Я как заказчик, конечно, с ним согласился (интересно, что было бы, если бы не согласился. Страшно подумать!). Моя функция в этой ситуации — разрешить вскрыть (все опечатано моей персональной печатью) соответствующий коммутационный шкаф, найти это реле и в нужный момент сунуть в его контакты бумажку. Я принял командирское решение: бумажку вставлять буду я сам. Сергей Павлович с Лакузо со мной согласились. Как только бумажка сделала свое дело, пошел автоматический набор схемы пуска ракеты. В нашем распоряжении было минут десять. И вот мы втроем бегом по кабельным тоннелям понеслись в бункер, откуда должен был проводиться пуск. У ракетчиков есть такое правило: если при первом пуске ракета ушла со старта, сохранив в целости и сохранности стартовые сооружения, то пуск считается удачным. Наша ракета взлетела нормально, мы даже все высыпали из бункера и наблюдали, как она набирает высоту. Но не сработали двигатели второй ступени, ракета была уничтожена, ее обломки стали падать на наши головы. По команде Сергея Павловича мы все вновь скрылись в бункере. Вот так бывает, что маленькому клочку бумажки пишутся целые оды. Я долго хранил этот неказистый клочок как память о первом пуске ракеты с моим участием. Вернувшись в Москву, я доложил обо всем этом Брегману. Он одобрил мои действия, но сказал, что я зря сам манипулировал бумажкой. А вдруг я бы замкнул не те контакты? И такое бывало в ракетной технике. Но с бумажкой мы были не новички! Вспоминает один из ближайших соратников Королева Борис Евсеевич Черток: «Идут испытания (прожиг) двигателей на стенде в Загорске, не проходит одна из команд, причина все в том же — не срабатывает одно реле. Что делать? Докладывать С. П. Королеву и Д. Ф. Устинову (тогдашнему министру вооружения) о срыве испытаний — смерти подобно. Принимается рискованное решение — подсовывается под пульт низкорослый испытатель, который снимает с реле футляр и в нужный момент нажимает пальцем на его якорь, чтобы оно сработало». Придумали технологию — Воскресенский смотрит на пульт и громко «транслирует» все, что там высвечивается, Черток стоит возле другого пульта, из которого торчит нога испытателя. По команде Воскресенского Черток своей ногой нажимает на ногу испытателя, а тот в этот момент должен нажать на якорь реле, и схема пошла дальше в автомате. И все это происходит на глазах у Королева и Устинова, которые стоят здесь же у пульта и ничего не знают о том, что в автоматический процесс вмешался «Вася». Как вспоминает Борис Евсеевич, больше всего боялись, как бы испытатель внутри пульта вдруг не чихнул или не кашлянул. Ведь позору не оберешься! Так что в тех условиях, в которых мы находились уже в 60-х годах, Сергеем Павловичем принято было решение, имеющее свою предысторию. Осенью 1963 года наш отряд слушателей-космонавтов привезли на полигон, для знакомства. Большинство из отряда вообще первый раз были в Тюра-Таме. По программе была запланирована встреча с Сергеем Павловичем. Это было первое знакомство Королева с новым набором космонавтов. Он принял нас хорошо, мы часа два говорили о космонавтике, наших перспективах, о будущих полетах, о наших проблемах. Ну что бы мне здесь вспомнить нашу «бумажную» эпопею! Постеснялся. А может, зря? Будь я посмелее, можно было бы теоретически иметь два возможных варианта. Первый: Сергей Павлович вспоминает про наш марш-бросок, расчувствовался, что встретил друга-ракетчика, и как результат — команда Каманину срочно готовить Буйновского к внеочередному полету на очередном «Востоке». Или другой вариант: этого молодого нахала, бравирующего своими связями и знакомством с Главным конструктором и с сильными мира сего, и близко не подпускать к космическому аппарату, отчислить из отряда. В реальной жизни получился компромисс: я промолчал, Сергей Павлович не вспомнил. А может, это и к лучшему?