Алексей Литвин - Красный и белый террор в России. 1918–1922 гг.

• Название: Красный и белый террор в России. 1918–1922 гг.
• Автор: Алексей Литвин
• Издательство: ООО «Издательство «Эксмо», 2004 © ООО «Издательств ««Яуза»
• Жанр: История
• Год: 2004
• ISBN: 5-87849-164-8

Книга профессора Казанского университета Алексея Литвина посвящена малоисследованной теме — карательной политике красных и белых правительств против сограждан. Исследование основано на неизвестных ранее материалах из архивов бывшего КГБ СССР и других, прежде закрытых архивохранилищ.

Тех, кто прочтет эту книгу, ждет немало неожиданного. Это и секретные репрессивные акты ВЧК, и достоверные факты о покушениях и убийствах политических противников той поры. Вы узнаете, что не Каплан стреляла в Ленина, и имена убийц Николая II, а главное, кому все это было нужно. Вы убедитесь в том, что террор тех лет породил Большой террор 30-х годов. Прочтите эту книгу: Вы не напрасно потратите время!

---

В октябре 1919 года ВЧК получила право расстреливать на месте тех, кто нарушает работу железных дорог. Чекисты признавали, что правовые акты тогда изменялись «под давлением действительности»[213]. Их права стали необычайно широкими после апрельского (1919 год) предложения оргбюро ЦК РКП(б), согласно которому все ответственные советские работники должны были зарегистрироваться и пройти проверку в ЧК. Чекисты мотивировали это «борьбой с проникновением жулья»[214]. Не случайно Б. Рассел, побывавший тогда в России, отнес чекистов ко второй группе правящего слоя страны (первым была компартия). Он увидел в ВЧК орган, «практически независимый от правительства», с собственными вооруженными формированиями, с правом расстрела тысяч людей без надлежащего судебного расследования. Ленин подобные права ВЧК приветствовал и с восторгом утверждал на VII Всероссийском съезде Советов (6 декабря 1919 г.), что «ЧК у нас организована великолепно»[215]. Большевистское руководство направляло и давало чекистам полную свободу действий. В декабре 1919 г. казанский губком предписал местному губЧК навести в городе порядок, расправляясь с нарушителями «по принципу красного террора»[216].

Об интенсивности расстрельных деяний чекистов можно судить по тем данным, которые сохранились в протоколах заседаний Казанской губЧК за август — декабрь 1919 года. В августе из рассмотренных 164 дел — расстреляно двое; в сентябре из 352 дел — 16; в октябре — из 285 дел — 11; в ноябре — из 190 дел — 11; в декабре — из 233 дел — 12. Итак, за пять месяцев губЧК рассмотрела 1224 дела, из них примерно третья часть — это арестованные бандиты. За это же время было расстреляно 52 человека, две трети из них — по политическим мотивам[217]. Но если это число умножить на количество существовавших тогда ЧК разных уровней, особые отделы, то получится довольно значительное количество уничтоженных людей.

Марк Ферро, изучивший российскую революционную символику, пришел к выводу, что Ленин обожал медицинские метафоры, называя своих оппонентов истериками и сумасшедшими. Себя Ленин видел в роли вождя, призванного исцелить больное общество. Следует лишь дополнить это наблюдение указанием на то, что действия Ленина напоминали целенаправленное усердие весьма жестокого и не очень умелого хирурга… Трудно было тогда предположить, что символ меча-кладенца, рубящего цепи, станет «карающим мечом революции» — эмблемой ВЧК — ОГПУ — НКВД.

В начале 1920 года ситуация стала меняться. С одной стороны, были, несомненно, военные победы над армиями Колчака и Деникина, с другой — экономика военного коммунизма терпела крах: казарменная регламентация, реквизиции не способствовали росту производительности труда. Назовем лишь несколько цифр, свидетельствующих о крушении этой политики. Годовая потребность страны в хлебе исчислялась тогда примерно в 744 млн. пудов. В 1918–1919 гг. было собрано 107,9 млн. пудов хлеба и зернофуража, в 1919–1920 гг. — 212,5 млн. пудов, в 1920–1921 гг. — 367 млн. пудов. Обеспечить республику необходимым количеством хлеба продразверстка не смогла. Национализация промышленности привела к тому, что «в 1919 г. на территории Советской республики не дымилось ни одной домны. Мы жили тогда, — говорил А. И. Рыков, — исключительно за счет того металла, который мы унаследовали от старого режима»[218]. Единственное, что в те годы увеличивалось, — это численность управленческого аппарата. В 1920 г. в Москве и Петрограде служащие составляли около 40 % работоспособного населения[219].

Многие из правителей России тогда понимали гибельность и неэффективность политики военного коммунизма. H. Н. Суханов, экономист, арестованный в 1930 г. по обвинению в «меньшевизме», подтверждал в своей автобиографии неприятие «якобинской диктатуры большевиков». В начале 1920 г. он был вместе с Троцким на Урале и доказывал ему важность немедленной отмены продразверстки. «Троцкий оспаривал мои положения, — писал Суханов, — и резюмировал такого рода беседы в смысле, что своей продовольственной политики партия менять не собирается. Впоследствии оказалось, что именно в это время Троцкий по телеграфу с Урала выступил с проектом введения нэпа и во время кампании против него, в одном из партийных заседаний, демонстрировал соответствующую телеграфную ленту»[220]. Попытка либерализации экономических отношений в начале 1920 г. потерпела неудачу: на IX съезде РКП(б) был взят курс на дальнейшую милитаризацию страны, и военно-коммунистическая политика достигла тогда своего бесславного апогея. Но, вероятно, в плане возможных послаблений политики следует рассматривать и предложение Дзержинского, поддержанное ВЦИК и Совнаркомом, об отмене расстрела по приговорам ВЧК и местных ЧК. Комиссия в составе Дзержинского, Каменева и Троцкого подготовила это решение, вступившее в силу 17 января 1920 г.[221] Право расстрелов оставалось за ревтрибуналами.

По официальной версии, запрет на чекистские расстрелы действовал до 28 мая 1920 г., когда они вновь были начаты в связи с советско-польской войной. И. К. Ксенофонтов 29 мая подписал приказ всем губЧК «арестовать опасных и вредных лиц польской национальности и объявить их заложниками, представив списки ВЧК». На основании этого приказа расстрельное право получили 16 губернских ЧК из 51. Еще 8 ЧК было это разрешено делать с санкции ВЧК[222]. Критерий их выбора зависел, по всей вероятности, не от близости фронта, а важности территорий, нестабильности в них обстановки и других обстоятельств.

29 июля 1920 г. Ленин утвердил новый список членов коллегии ВЧК из 12-ти человек: Дзержинский, Ксенофонтов, Петерс, Лацис, Менжинский, Ягода, В. А. Аванесов, М. С. Кедров, В. Н. Манцев, Ф. Д. Медведь, С. А. Мессинг, В. С. Корнев. В сентябре сотрудники ВЧК были приравнены к военнослужащим действующей Красной Армии. 4 ноября 1920 г. ВЦИК подтвердил, что в местностях, объявленных на военном положении, ЧК имеют расстрельные права[223].

В течение всех лет гражданской войны происходило увеличение числа концлагерей и лагерей принудительных работ, тюрем и тюремных больниц. Они создавались на основе постановлений Президиума ВЦИК РСФСР (11 апреля 1919 г.) и инструкции о лагерях принудительных работ (12 мая 1919 г.). Их организацией занимались в губерниях и уездах чекисты, затем они перешли в ведение отделов управления исполкомов[224]. На 1 ноября 1920 г. в лагерях принудительных работ, по неполным данным, находилось 16 967 заключенных, в том числе за контрреволюцию — 4561; саботаж — 255; спекуляцию — 2969; преступления по должности — 2036; дезертирство из армии — 2885; дезертирство от трудовой повинности — 509; уголовники — 3563; заложники — 189. Среди них рабочих и служащих — 5768; крестьян — 6616; домовладельцев — 510; торговцев и владельцев фабрик — 1782; помещиков — 848; священнослужителей — 255 и др.[225] Эти данные свидетельствовали о том, что среди заключенных преобладали рабочие и крестьяне, что более четверти заключенных были репрессированы по политическим мотивам. Их положение в лагерях и тюрьмах было тяжелым. Начальник секретного отдела ВЧК Т. П. Самсонов докладывал Дзержинскому о посещении в начале января 1921 г. Лефортовской и Бутырской тюрем: «В камерах грязь, сырость, вонь, испарения и, главное — дым, абсолютно не дающий возможности дышать… Арестованные жалуются на плохое питание и отсутствие книг… Так обращаться дальше с живыми людьми и содержать их в таких условиях нельзя; это преступление»[226].

Н. В. Устрялову принадлежит высказывание о том, что ЧК победила контрреволюцию, а спекуляцию одолеть не смогла[227]. Хотя, согласно военно-коммунистической доктрине, меры по борьбе со свободной торговлей, искоренению частной инициативы и собственности предпринимались самые чрезвычайные. 21 октября 1919 г. декретом Совнаркома по инициативе ВЧК был создан особый революционный трибунал, решения которого не были связаны никакими процессуальными тонкостями, а приговоры окончательны, не терпящие обжалования. Но чекисты признавали, что число привлекаемых за спекуляцию все время росло[228].

Критика жестокой карательной политики, творимого произвола мало беспокоила Ленина и его соратников. Мартов в 1920 г. в Галле на конгрессе Германской независимой социал-демократической партии в присутствии председателя Коминтерна Зиновьева резко отрицательно говорил о бессмысленном массовом терроре против невинных людей в Советской России. «В ответ на убийство Урицкого и покушение на Ленина, — утверждал Мартов, — совершенные отдельными людьми, в Петрограде, где правительствует Зиновьев, казнены не менее восьмисот человек. Это были офицеры, арестованные задолго до покушения и никакого отношения к ним не имевшие, к тому же арестованные не за контрреволюцию, а только за якобы их оппозицию против революции. (В зале оживление, крики по адресу Зиновьева: „Палач!“, „Бандит!“) Список этих людей опубликован в газете „Известия“, и Зиновьев не может отрицать этот факт. Среди казненных был и рабочий, член нашей партии Краковский. Зиновьев не может также отрицать, что подобные же казни состоялись и во всех других городах России по прямому указанию из центра, которое изложено в циркулярах наркома внутренних дел Г. Петровского органам местной власти. Уже сам по себе факт, что жены и сыновья политических противников были также арестованы как заложники и многие из них из мести за действия их мужей и отцов расстреляны, является доказательством масштаба террора»[229].