Эдуард Буйновский - Повседневная жизнь первых российских ракетчиков и космонавтов

• Название: Повседневная жизнь первых российских ракетчиков и космонавтов
• Автор: Эдуард Буйновский
• Издательство: Молодая гвардия
• Жанр: История
• Год: 2005
• ISBN: 5-235-02749-3

В любом деле быть первым — трудно, но интересно И вдвойне интересно, если это дело связано с испытаниями и пусками ракет, началом освоения космоса, первыми пилотируемыми полетами.

Эдуард Буйновский — непосредственный участник этих событий, один из первых дипломированных лейтенантов-ракетчиков, участвовал в формировании первой боевой части Ракетных войск стратегического назначения, в составе второго отряда космонавтов готовился к космическому полету, он — среди участников запусков космического корабля Юрия Гагарина и многоразового космического корабля «Буран» — апофеоза советской космонавтики Эта книга о молодых ракетчиках, создателях отечественных образцов ракетной и космической техники, ее испытателях, первых космонавтах — жителях Звездного городка В книге приводятся малоизвестные факты, рассказывающие об их повседневном труде, успехах и неудачах, чувствах и переживаниях, радостях и огорчениях Юмор, тонкая ирония, шутливые ремарки и комментарии отдельных событий помогают читателю легко разобраться в сугубо технических терминах и определениях, тем более что в кропотливой и нелегкой повседневной жизни первых российских ракетчиков и космонавтов всегда было место шутке и юмору.

---

Забыв окружающий мир, я, конечно, не мог забыть людей, которые там остались, ибо, если нет людей, то нет и проблем, а если нет проблем, то выполнение второй моей задачи было бы невозможно.

Условия опыта не определяют область человеческой деятельности, которой должен заниматься человек в камере. Каждый выбирает себе работу по душе, я же выбрал себе работу для души.

Она, эта моя работа, не имеет никакого отношения к освоению космоса (собственно, этого от меня и не требовалось), но я достиг своего — увлекся этой работой на все 100 процентов. Верите ли, но мне часто просто не хватало времени выполнить то, что я наметил на день, а один раз так увлекся, что пропустил „час танцев“ (сегодняшний комментарий: „час танцев“ — обязательная зарядка под музыку). Какая это работа? Это решение одной из многих „холостяцких“ проблем, о которых не стоит даже говорить, и, кроме того, увлекся рисованием. Ни то ни другое особого значения, с точки зрения опыта, может быть, и не имеет, но все это помогло мне выполнить то, что от меня требовалось, — занять свой день в камере. Не спорю, что это, может быть, с точки зрения медицины, и не самое интересное и важное занятие, можно было бы найти работу значительно интереснее, но для этого нужны какие-то подсобные материалы, то есть то, что запрещается программой.

И последнее — старался так строить свой день, чтобы все время находиться в „рабочем“ напряжении, не давать себе ни в чем послабления, добросовестно выполнять все то, что от меня требовалось.

Как все это было связано с распорядком дня?

Мое пребывание в камере началось с отбоя, то есть для меня с 14.00 была уже ночь. Трудно, сами понимаете, лечь в 14.00 и проспать до 23.00 беспробудно. Изо всех сил старался это делать, но необычная обстановка, куча датчиков, ответственность за них, необычное время — все это повлияло на меня так, что я проспал только до 17–18 часов, остальное время лежал не шевелясь, боясь потревожить датчики, которые, говорят, вставлены в кресло.

Сразу же скажу, как переносил все последующие ночи. Должен отметить, что не обладаю качествами человека, о котором говорят: лег и сразу уснул как убитый. Пока я не обмозгую события прошедшего дня, пока я не повернусь два-три раза вокруг собственной оси, я не усну. То же самое было и здесь. Перестроиться на новый режим сна было довольно-таки трудно, сон обычно проходил так: спал до 17–18 часов (вроде бы как послеобеденный отдых), далее лежал тихо и держал датчики, и часам к 22–23 начинал засыпать (как это обычно бывает), но здесь как раз — подъем! И только в последние дни удавалось заставить себя (2 часа обычно старался не спать, а просто лежать) спать положенное количество часов. Опережаю вопрос Лебедева (врач-психолог) — сны были, но я их не запоминаю.

Самое интересное в том, что даже в первые дни я все равно вставал ровно в 23.00 бодро, с хорошим настроением, со стремлением работать. Этот боевой дух сохранялся весь день, днем мне не хотелось спать и не было усталости. Таков сон.

Работа с таблицей (в 2004 году я уж и не помню, что это за таблицы). Я думаю, говорить об этом много не надо. Обычно, когда доходил до 12–13, начинал замедлять темп, все ждал, когда же будет вводная. Не знаю, правильно ли я на нее среагировал 19 марта в 1.30, но я перестал читать цифры, весь отдался Светиному голосу и успел даже кое-что записать, а после этого стал считать дальше. Наверное, не так надо было делать.

О физиологических проверках. По-моему, делал я их так, как меня учили, так что с точки зрения методики замечаний не должно быть; проходили они без перебоев и задержек, правда, мне пришлось заменить и пояс, и шапочку. Ну а каковы результаты — судить вам.

Туалет. Чистка зубов языком — не самый лучший способ. Розовая вода тоже не вызывает особого удовольствия. Все равно глаза, уши каждый раз протирал смоченным полотенцем. А розовой воде нашел самое подходящее назначение (по своей серости, конечно) — мыл ноги после физзарядки.

Завтрак. И вообще о пище. В общем, выполнял все, что от меня требовалось: заполнял термос (старый, неудобный, выбросить давно пора), очищал банки, мыл их и т. д. Но тут я не совсем согласен с Жорой Добровольским. Ведь, насколько я понимаю, цель камеры не только определить психическую устойчивость, но и узнать индивидуальные особенности каждого. Вот в вопросах пищи: конечно же, надо — значит надо. Но есть ли большая разница в том, съел ли я два маленьких завтрака или один, но больший. По раскладке я должен скушать яйцо во второй завтрак, но я еще не голоден, я бы это яйцо с большим удовольствием съел в первый завтрак, а во второй — 200 граммов сока и печенье — для меня более чем достаточно. Если говорить в общем, то пища вся вкусная, мне понравилась, ел я ее с аппетитом. Единственно, вот сыр — он вкусный, но баночки вызывают неудобство и потом как-то привыкли, сыр — к чаю. Может быть, это меню уже где-то утверждено и его надо принимать таким, какое оно есть, но тогда нечего об этом и говорить. Если же это не так, то было бы лучше, если бы каждый день имел свое особое, составленное из того же ассортимента продуктов меню. Даже в мелочах в условиях одиночества приятно иметь какое-то разнообразие, а то: по четным — это, по нечетным — это. И еще. Имею ли я право „творчески“ кушать? Вот у меня так было: сыр за обедом не съел, а к ужину — смотрю, колбасного фарша маловато, так я на свой страх и риск тайком от телеобъектива съел и сыр. По-моему, если это все идет на пользу, значит, можно. О воде. Непосредственно для питья расходовал две кружки чая и полтора-два стакана холодной воды в сутки. Основной расход — на мытье посуды. Желудок работал отлично. Так что всякими там карболенами не пришлось, к сожалению, воспользоваться.

Физзарядка и физические занятия. По совету врача занимался не в полную силу и по своему личному плану, а не по прилагаемому комплексу. Занимался всегда с охотой, с желанием, выполнял все упражнения. После физо в разрез с распорядком и всякими нормами устраивал все же обтирание. Час физических занятий использовал для работы на дыхание — разучивал „Чарльстон“, причем с собственным музыкальным сопровождением. Не знаю, правда, как это слушалось со стороны. Только мне все же не совсем ясно, почему после подъема нет ну хотя бы десятиминутной физзарядки.

Личное время. Как я использовал свободное время, я уже говорил. Опять же вразрез с распорядком дня я устраивал всем — и себе и бригаде — после обеда „перекур с дремотой“, правда, сам я никогда в этот час не спал, а просто отдавался своим мыслям. Кстати, пожалуй, это единственное время, когда можно ничего не делать, а просто думать, во всяком случае, именно так я строил свой рабочий день.

Вот, собственно, основные этапы суток и как я их выполнял.

Общие впечатления. В течение всего времени пребывания в камере настроение и самочувствие были отличными. Никаких иллюзий, кошмаров не наблюдал. Пытался как-то вызвать иллюзию (посмотреть хоть, что это такое), но так почему-то и не получилось.

Рабочий тонус был все время на высоте. Никакого беспокойства, тоски, давящего одиночества я не испытывал. Ни разу не посмотрел с тоской на дверь. Должен признаться, что настроение все десять дней было даже лучше, чем оно бывает иногда в обычной жизни. Ел с удовольствием, и если у меня что-то оставалось, то это — от сытости. В общем, сурдокамеру воспринял как обычную работу, ничем не отличающуюся от всякой другой.

Нас учили, что в конце своего отчета мы должны дать оценку своей работы. Что же, я считаю, отсидел я вполне удовлетворительно и с поставленной задачей справился.

В заключение хочу поблагодарить всех работников лаборатории за заботу и внимание, которое я чувствовал ежеминутно».

Могу лишь сделать маленькую вставочку, которая не попала в мой доклад, но врачи о ней знали. Где-то в середине срока моего пребывания в сурдокамере (не хочу менять первозданный текст отчета, но «сурдокамера» звучит лучше, чем просто «камера») мне вдруг послышалось какое-то дребезжание посуды в холодильнике. Я насторожился: какой дребезг может быть при неработающем холодильнике и в помещении, которое в целях обеспечения полной изоляции буквально лежит на мягких подушках. Я несколько раз, незаметно для дежурной смены открывал холодильник и проверял, действительно, ложка в пустом стакане явно дребезжала! «Ну все!» — думаю я себе. Это те самые галлюцинации, которых так боятся испытуемые и которых с нетерпением ждут врачи (редчайший случай для диссертации!). Как мог, проверил себя: не псих ли я уже? Считал до 100, делал в уме сложные расчеты, вспоминал имена родных и близких, проверил координацию своих движений — вроде бы все в норме. После этого, настоятельно подчеркнув, что я в полном здравии, доложил дежурным врачам о злополучной ложке. Прошло немного времени — дребезг пропал. Ну и слава богу! Потом уже, после выхода из сурдокамеры, мне рассказали, что врачи чуть ли не на коленках ползали вокруг здания в поисках необычного физического явления в условиях полнейшей изоляции от внешнего мира. А ларчик просто открывался! Рядом с лабораторным корпусом, где размещалась сурдокамера, шло строительство нового здания и работал экскаватор. Мощный ковш с грохотом опускался на землю — дрожало все вокруг, сотрясалось здание, покачивалась сурдокамера, трясся холодильник, получал колебательные импульсы стакан и, как следствие этого цикличного процесса, дребезжала злосчастная ложка. Все по науке! Экскаватор прогнали, а с меня сняли почти уже подготовленное обвинение. Эксперимент продолжается! Несколько лет спустя после этого случая в журнале «Огонек» я прочитал статью врача-психолога Звездного городка, где среди других примеров вспоминалась и моя несчастная ложка, причем с научным «накрутом», который я и попытался здесь воспроизвести.