Сергей Курзенков - Под нами - земля и море

• Название: Под нами - земля и море
• Автор: Сергей Курзенков
• Жанр: Биографии и Мемуары

---

Я так хватанул ручку управления на себя, что самолет выскочил из пике и сразу полез на высоту, подхлестнутый мотором.

Теперь была нужна высота. Только на высоте можно передать радиодонесение. Я спешил.

Спешили и фашистские зенитчики. Для них горящий истребитель был отличной мишенью. Не знаю, сколько осколков врезалось в мой самолет, но, как ни старались враги, истребитель вырвался из зоны огня...

Снаряды перестали рваться. Я облегченно вздохнул. Бросил быстрый взгляд на приборную доску, чтобы определить высоту. Но вместо светящихся приборов зияла черная пустота. Выбитая доска с приборами повисла... над ногами.

В ночном полете приборы - мои глаза. Без них - слепой.

Включил радиостанцию. "А вдруг и она разбита?" Начал передавать текст:

"Казбек! Казбек! Я Сокол! Я Сокол! Действует аэродром квадрат №... Самолет горит. Сам ранен. Лететь не знаю куда. Дайте курс! Я Сокол, я Сокол... Прием, прием..."

Ответа ждал какие-то секунды! Бесконечно длинными показались они...

"Сокол! Сокол! Я Казбек! Вас понял. Вас понял. Повторите! Повторите! Включаем пеленгаторы. Давайте позывные. Давайте позывные. Прием, прием!"

Необыкновенное волнение охватило меня, захлестнуло душу. Повторяя донесение, отсчитывал позывные для настройки пеленгаторов.

"Вы уклонились вправо... Сильно вправо! Поверните сорок влево! Понятно?"

"Понятно!" - крикнул я, доворачивая самолет влево.

Выйдя на курс, дал мотору форсаж. Истребитель рванулся и на максимальной скорости понесся вперед, выбрасывая языки пламени из крыла. Я знал, на таком режиме он пролетит не более десяти минут, потом взорвется от перегрузки. А другого выхода не было. Мне нужно как можно скорее оставить позади безлюдную горную тундру, дорога каждая минута.

На повышенном режиме пролетел немного. Нестерпимая боль в раненой ноге мешала пилотировать - пришлось снять ее с педали.

Вдруг видимость стала ухудшаться. Сквозь прозрачные стекла едва различались звезды, служившие мне ориентирами.

"Неужели попал в облака? - пронеслась тревожная мысль. - Не должно быть. Прогноз точный. Облаков на маршруте нет. Это - гарь. Дым закоптил стекла фонаря. Что делать? Сбросить фонарь? Тогда огонь начнет жечь. Не сбросить - нельзя. Без приборов вслепую долго не пролетишь, завалишься!"

Нажимаю на аварийный рычаг. Фонарь немного приподнялся. Бешеный напор встречного воздуха ударил с огромной силой, и фонарь сорвало. Кабина открылась. Я увидел звездное небо и огонь на крыле...

Огонь завихрениями забрасывало в кабину. Самое страшное в полете пожар.

Спасаясь от обжигающего пламени, перехватываю ручку управления левой рукой, а правой в кожаной рукавице загораживаю лицо. При этом, подавшись вперед и изогнувшись влево, вплотную прижимаюсь к лобовому стеклу кабины, управляя самолетом левой рукой и левой ногой.

В таком неудобном положении пролетел еще немного. Огонь на крыле разгорался все сильнее. Я слабел, теряя кровь...

Следовало, не дожидаясь взрыва бензиновых баков, спастись на парашюте. Да разве с перебитой ногой по глубокому снегу далеко уйдешь? И я тянул, тянул до последней возможности...

Пролетел еще немного.

Внизу, на фоне снежного покрова, выделялась извивающаяся темная матовая лента. Подо мной - Кольский залив.

Я вздохнул облегченно. До аэродрома - подать рукой. Появилась надежда на спасение. Не теряя ни секунды, передал радиограмму: "Немедленно включайте прожекторы! Садиться буду с ходу, с остановленным мотором. Включайте прожекторы!.."

Раздавшийся грохот прерывает мою передачу. Взорвались бензиновые баки.

В одно мгновение раскрыл замок привязных ремней. Подтянувшись, хотел было перевалиться через борт, но не хватило сил преодолеть огромный напор встречного воздуха, и я плюхнулся на сиденье.

"Сгорю!" - с этой мыслью ловлю ручку управления и даю до отказа вправо.

Самолет, еще послушный элеронам, переворачивается на спину. Оказавшись вниз головой, толкаю ручку от себя. Огромная инерционная сила выбрасывает меня из кабины.

Захлебываясь обжигающим холодным воздухом, кувыркаясь, я лечу в черную пропасть. Хочется сразу же рвануть кольцо. Но нельзя.

Самолет несется вслед, разбрасывая страшные факелы огня. С открытым парашютом падение резко замедлится, и горящий самолет неминуемо накроет. Значит, ждать...

Жду... Кувыркаюсь, теряя сотни метров спасительной высоты, не зная, сколько так можно падать. Насчитываю около сорока секунд. За это время пролетаю примерно две тысячи метров... Наконец правая рука хватает кольцо, сжимает мертвой хваткой и рвет его в сторону,

Тросик не выдергивается из шланга...

На помощь правой приходит левая рука. Усилием обеих рук вырываю тросик. За спиной слышу знакомый шелестящий звук, за ним сильный удар. Меня так встряхивает, что ноги подлетают к самому лицу. Унты и левая рукавица срываются...

Вряд ли тогда я подумал о последствиях этой потери, хотя был тридцатиградусный мороз. В сознании мелькнула мысль: "Спасся!"

Но тут же ужас заставил меня сжаться в комок. Переваливаюсь через левое плечо. Ветер с прежним свистом жжет лицо. Бросаю взгляд вверх и вижу; купол парашюта, складываясь, уходит от меня...

Гибель! Неотвратимая смерть, а умирать не хочется.

С кинематографической быстротой пролетели в сознании все случаи моих падений. Малышом свалился с обледенелой бочки - разбил голову. На четырнадцатом году пересчитал боками сучья березы... В восемнадцать лет "нырнул" с моста на берег реки. Пролетел метров десять - сломал ногу. И вот конец... Я ждал страшного удара о гранит сопок.

Удар... Мысли оборвались. Сколько находился без сознания, не знаю. Очнулся от дикой боли. захлебываясь кровью.

Вначале не понимал, что со мной, где я, на том или на этом свете. Постепенно все стало проясняться. Вспомнил, что произошло... Не мог только понять, почему жив?

Оказывается, спасли меня скользящее приземление по склону сопки и сугроб.

В горячке пытаюсь встать на ноги. Боль во всем теле бросает снова в снег, парализует. Полная беспомощность овладевает мной. Даже ноги и левую руку не могу спасти от мороза.

Разбитый, истекая кровью, лежу в сугробе. Рядом аэродром, и никто не идет на помощь.

Тишина окутала заснеженные сопки, лишь гранит иногда потрескивает от мороза. Кажется, слышу, как перестает пульсировать кровь в замерзающих ногах. Иногда открываю глаза... В далекой темной глубине слабо мерцают звезды, немые и ко всему равнодушные. Так и лежу в ночном безмолвии, отсчитывая последние минуты уходящей от меня жизни.

Прислушиваюсь - знакомый звук: моторы. Потом снова убаюкивающая тишина. Хочется заснуть. Веки будто наливаются свинцом, стоит большого труда их поднять. И где-то далеко в сознании теплится, как огонек, стучит в мозгу мысль: "Не засыпай! Не засыпай! Открой глаза!"

Не помню, открыл глаза или нет, только мой обостренный слух уловил скрип снега. Кто-то идет? А может быть, кажется?

Попытался крикнуть и чуть не захлебнулся кровью. Шаги удалялись...

Что делать? Что делать?!. Пистолет!..

Правая рука, согретая теплом рукавицы, нашарила - кобуру. Две короткие вспышки разорвали темноту. Резкие звуки выстрелов эхом отлетели от промороженного гранита. Слышу голос:

- Кто стреляет?!

Вместо ответа выстрелил еще два раза. Ко мне кто-то подошел. Склонившись, он повторил свой вопрос.

Не разжимая крепко стиснутых зубов, я кое-как процедил:

- Летчик... Командир... Разбился... Отмерзают ноги... Левая рука...

Не раздумывая долго, неизвестный сбросил с себя овчинный полушубок. Завернул в него мои отмерзающие ноги. Снял шерстяной шарф, замотал левую руку.

- Товарищ командир, - сказал мой спаситель. - Потерпите. Смотрите не засыпайте. Я бегом на аэродром, за народом.

Неизвестный скрылся в темноте. Это был зенитчик. Он шел через сопки по "прямой" с аэродрома к себе на батарею.

Сколько времени ходил боец, не знаю. Видно, несколько раз я терял сознание. Придя в себя, услышал голоса. Открыв глаза, увидел свет карманных электрических фонарей и склонившихся надо мной людей. "Летчики!.." Они пытались поднять меня, но я закричал от боли.

Нужны были носилки, а их впопыхах забыли.

Кто-то разделся. Меня осторожно перекатили на расстеленный полушубок, подняли и понесли на аэродром. Больше я ничего не помнил.

Очнулся опять от сильной боли. Ее причиняли толчки на неровностях дороги. Меня везла санитарная машина.

Набравшись сил, кое-как выговорил:

- Не гоните сильно машину. Больно...

- Что вы, товарищ командир! - услышал чей-то голос. - Машина едва крутит колесами.

Он был прав. Шофер вел машину тихо, с такой осторожностью, на какую был только способен...

В рентгеновском кабинете меня осторожно раздели, переложили на стол. Врачи начали осмотр. Прослушивая и слегка постукивая по всем частям изнывшего от боли тела, коротко, односложно обращались ко мне: