Джесс Невинс - Мистические города

• Название: Мистические города
• Автор: Джесс Невинс
• Издательство: Азбука, Азбука-Аттикус
• Жанр: Ужасы и Мистика
• Год: 2011
• ISBN: 978-5-389-01628-6

«Мистические города» — новая и поистине уникальная антология, собравшая под своей обложкой рассказы разнообразной жанровой и стилевой принадлежности. Города всегда были и остаются скоплением мистики, магии, всевозможных чудес. Города прошлого, города настоящего и будущего хранят свои тайны, жаждущие быть раскрытыми. Толпы людей и одиночество, жизнь и смерть, прекрасное и ужасающее, вымышленное и реальное соседствуют рядом, стоит только присмотреться повнимательнее. Фантазия авторов не знает границ, будьте готовы к увлекательному путешествию по городским джунглям.

Антология «Мистические города» удостоилась Всемирной премии фэнтези.

---

Регент закинул руки за голову и потянулся, прислушиваясь к унылому хрусту суставов. Речная гладь за окном отблескивала зеленой пленкой — следами подводного газового выброса. То и дело из-под воды, бурля, всплывала очередная Морь — расколотый череп, в котором пульсировал зеленый, словно капустный кочан, мозг. Череп хищно кидался за лакомой крупной стрекозой или незадачливой рыбой, на свою беду проплывавшей мимо.

Регент вздохнул и сложил справочники в аккуратную стопку. Затем проделал то же самое с разрозненными листками, густо испещренными записями. Он ни на шаг не продвинулся в работе над книгой и имя ее пока что не смог установить даже приблизительно. Задача оказалась ему не по силам, и немудрено: книга была написана на незнакомом языке, да еще на каком! Его, казалось, нарочно изобрели, чтобы зашифровывать, запутывать, сбивать с толку, громоздить загадку на загадку. Вполне вероятно, что так оно и было, подумал Регент, увязывая кожаный томик в пестрый шелк и затягивая узел как можно туже, так что острые углы обложки натянули ткань изнутри.

Затем Регент отключил генератор, от которого работала настольная лампа — все равно та мигала и светила из последних сил, — и, прижимая к груди книгу, цепляясь за липкие от плесени перила, спустился на первый этаж.

Городской университет располагался на границе между старой частью города и новой. Наводнение не пощадило и его, но, когда часть этажей и построек оказалась затоплена, было приложено немало стараний, чтобы их осушить; кроме того, отдельные корпуса соединили застекленными переходами.

Регент шагал к своему бывшему кабинету — налево за отделом антропологии, вниз по лестнице в отдел эзотерики, еще вниз, через геоматику насквозь, и снова вниз, минуя кафедры лингвистики и культуры, которые, казалось, естественным путем отпочковались от закоулка библиотечного крыла. Попутно он заглянул в библиотеку, где дремали ряды заплесневелых столов и массивные многоярусные полки угрожающе содрогались каждый раз, как мимо по реке с пыхтением проносился военный катер или грохотал паром. От судов разбегалась волна и с плеском подмывала библиотечные стены.

Надежды Регента оправдались: как он и ожидал, в дальнем углу при свете парафиновой лампы склонился над столом Фентон Уайт — точно одержимый, он молотил по клавишам печатной машинки. Машинка и правда свидетельствовала о некоторой его одержимости, хотя из Уайта невозможно было выжать никаких подробностей, не считая признания, что он ставит над собой эксперименты по заказу некоего значительного лица из военного ведомства.

Когда Регент приблизился, Фентон поднял голову, но пулеметного стука по клавишам не прервал. Он даже ни на секунду не замедлял работу, когда требовалось переключить клавиатуру с одного языка на другой, — а печатала она на трех. Покончив со страницей, он остановился и опустил костлявые руки на толстую черную тушу машинки.

— Получили мудреное задание, я полагаю? — проницательно сказал он. Сейчас начнет потирать руки от удовольствия, решил Регент.

Фентон обладал поразительно острой и разносторонней памятью: способен был страницами дословно цитировать книги, читанные много лет назад, в точности воспроизводить разговоры между несколькими собеседниками, но главное, он был феноменально одарен по части языков, — казалось, все богатство чужого словаря, грамматических форм, социальных и прагмалингвистических норм давались ему без особых усилий. Регент же, будучи знаменитым ономастом, свободно владел лишь тремя языками и отчасти ориентировался в нескольких диалектах, однако он обнаружил, что зависть его к Фентону угасала, стоило только напомнить себе, что, скорее всего, талант Фентона обострился вследствие рискованных экспериментов над собой, финансируемых военным ведомством.

— До одури мудреное, — признался Регент. — Которую ночь над ним сижу. Перерыл все домашние источники и к тому же, должен признать, недостаточно владею нужным языком.

— Ну ведь, насколько я уяснил, речь идет о чуждой вам области? — промурлыкал Фентон и протянул руку: мол, дайте-ка взглянуть на книгу.

Регент охотно вручил шелковый сверток коллеге.

— По-моему, задача невыполнимая. — Регент с хрустом повел затекшими плечами. Он и забыл, как у него обычно все ноет от здешнего холода. — Книга на старосильтанском. Взаимосвязь между словами местами допускает двоякие толкования, к тому же на протяжении всего текста слова появляются в десятках разных форм, поэтому конкордацию попросту не составить, а и в каузальной системе, и в глагольной парадигме используются лексические контаминации, причем в половине случаев они недостаточно определенны. В итоге любая формула, которую я пытаюсь составить, оказывается или слишком обобщенной, или слишком узкой. Все равно что ввести округленное число «пи» в условия задачи.

Фентон кивнул, согласился со словами отчаявшегося Регента и снисходительно прибавил:

— Да и язык сложнейший, конечно…

— Двенадцать склонений, четыре регистра, тройная система форм множественного числа, да еще модуляция, которая может варьироваться в зависимости от позиции буквы в слове, слова во фразе, фразы внутри предложения, а предложения — в абзаце…

Он умолк и махнул рукой, в изнеможении от великолепия неподдающегося языка.

— Все равно что язык, построенный на фракталах, — после паузы продолжал Регент. — Можно сказать, у него бесконечное число метатез и вариаций. Каждая новая формула, которую мне удается вывести, опровергает предыдущую.

— Сколько у вас сроку? — уточнил Фентон, умудряясь одновременно листать книгу и, не отрывая глаз от страниц, печатать заметки на машинке.

Регент оседлал стул за соседним столом, облокотился на его резную высокую спинку. Вздохнул:

— Еще три недели в запасе. Но я до сих пор ни на йоту не продвинулся, и ни намека на имя книги! Количество слогов? С какой буквы начинается имя? Чего больше, согласных или гласных? Транскрипция? Ничего не установил. Что ни пробую, как в тумане тычусь.

Регент осознал, что до боли стискивает спинку стула, и разжал побелевшие пальцы. Утер вспотевший лоб. Жаль, остальное не утереть — тут хоть и холодно, а он весь взмок от волнения.

Фентон, который уже успел настучать несколько страниц выписок и заметок, сдвинул очки на кончик носа и пристально посмотрел на Регента:

— Скоро рассветет, Регент. Шли бы вы отдохнуть. Прогуляйтесь в закусочную «Дымка» на Нуддл-роуд или на рынок. Или просто ступайте домой и выспитесь. Если в ваше отсутствие я что-нибудь выкачаю из книги, то сразу же дам вам знать.

Регент хотел было запротестовать, но мгновенно понял: им руководит страх, что Фентон продвинется и даже преуспеет в работе, с которой он, Регент, даже не надеется справиться. А ведь этим дело в итоге и кончится.

Он поднялся, одернул куцые брюки. Он чувствовал, как на виске нервно, настойчиво бьется от усталости жилка. Голова болела все сильнее, в глазах потемнело, боль расползалась от лба к затылку, стекала по шее. Даже челюсть заныла. Измученный, Регент подумал, что ему и впрямь хорошо бы пойти домой спать, но закусочная «Дымка», упомянутая Фентоном, представлялась более соблазнительным вариантом. До нее и ходу совсем немного, и сладкая опиумная дымка, так подходившая к ее названию, прельщала Регента.

Юнец прожил в старой церквушке чуть ли не весь следующий месяц. Днем он выбирался наружу, раздобыть копченого мяса или пригоршню личи и карамболу, но всякий раз, очутившись на улице, съеживался, избегая пристальных взглядов горожан и туристов. Постепенно он привыкал к городу, к его муравьиной суете, к пестрой смеси лиц, рас и классов и стал замечать, что все люди куда-то целенаправленно спешат, сосредоточенные на своих делах.

Как-то раз Юнец налетел на торговца газетами — чернее кожи он в жизни не видывал. Тот проворно сунул юноше обтрепанную газету. Пальцы у торговца были скрючены от застарелого артрита, а узлы на них походили на толстые кнопки от деревянных флейт, на каких играли у Юнца в деревне.

— Морь! — пролаял газетчик. Во рту у него мелькал обложенный желтым налетом язык. — Что, не хочешь узнать про Морь и про военных?

Он ухватил Юнца за руку, и тот испугался: а ну как скрюченные пальцы вопьются в его плоть намертво…

Юнец помотал головой.

— Я деревенский, грамоте не обучен, — отрезал он.

Заскорузлая лапа торговца царапнула предплечье Юнца, оставив на незагорелой коже юноши причудливые полумесяцы — следы ногтей. Зрачок левого глаза заплясал за мутной пленкой катаракты: газетчик пытался поймать взгляд Юнца.

— Неграмотный — ничего и знать не будешь! — Торговец сверкнул фальшивым золотом зубов.

Юнец потер саднящую руку и кинулся прочь по горбатому мосту, усеянному падалицей — манго и карамболами, осыпавшимися с деревьев, ветви которых сплелись над мостом. Деревья росли на самом краешке речного берега. Мимо проковылял мальчик, больной слоновой болезнью, с корзинами в обеих руках. Он, кряхтя, выбирал из кучи падалицы самые спелые плоды.