Дмитрий Вересов - Крик ворона

• Название: Крик ворона
• Автор: Дмитрий Вересов
• Издательство: Издательский дом «Нева»
• Жанр: Триллер
• Год: 2001
• ISBN: 5-7654-0621-1

Третья книга сериала «Черный ворон». После множества испытаний героини вступают в полосу устойчивости и гармонии. Но надолго ли? Роковая встреча сулит грядущие бури…

Не случайно последней цитатой в «Крике ворона» является строка из «Ворона» Эдгара По. Мрачноватый американский романтик знал, про что пишет. Однако сила, олицетворяемая вороном, не только карает, но и вознаграждает — но только тех, кто способен воспринять и осмыслить ее предначертания и соответствующим образом построить свою жизнь. К таким редким представителям человечества относятся обе Татьяны.

---

— А-а… Тогда наливай.

Я встал и подошел к столу.

Дойти до конца опять не получилось, и я постепенно вернулся домой. Теперь я твердо знал, по какому адресу мне предстоит доквакивать свою полную мнимостей жизнь. Название страны, города, улицы, номер дома и квартиры могут меняться, но самые главные параметры останутся неизменными: «Гнилая Тягомотина, Большая Задница, Мне».

Впрочем, по такому адресу доходят послания только определенного типа. Но других я тогда не ждал.

Таня отыскала меня через шесть с половиной лет. Я явился на ее зов. Мы проговорили до трех часов утра. Я понял. Она поступила правильно. Потом я отправил ее спать: завтра у нее трудный день — с утра важная деловая встреча, а в двенадцать придут гости.

Она предложила вызвать для меня гостиничное такси, но я отказался и потопал через весь город пешком.

Глава четвертая МАЛАЯ КНИГА ПЕРЕМЕН

27 июня 1995

В просторную гостиную вошли двое: статная, сияющая яркой зрелой красотой женщина в алом платье, а позади на полшага — высокий, элегантный блондин в окладистой бороде. Женщина непонятно улыбалась, выражения глаз мужчины было не разглядеть за дымчатыми стеклами очков. Бросив настороженный взгляд на женщину, Люсьен громко взвизгнул. Возле окна вздрогнули подскочил дремавший доселе Иван. Рафалович застыл, стиснув кулаки.

— А-а-а! — кричал Люсьен, уставя в женщину тощий палец. — Вот, значит, что за миссис Розен, вот кто нас сюда высвистал? Только зачем, а? Покайфовать над тем, в каком мы дерьме прозябаем, импортным хахалем выхвалиться?

— Действительно, Таня, зачем ты?.. — с упреком проговорил Иван, протирая глаза.

— И еще в алое вырядилась! — продолжал визжать Люсьен. — Блудница ва… а-х.

Он сложился пополам, судорожно глотая воздух. Литой локоть Рафаловича пришелся точнехонько в солнечное сплетение.

— Тихо, мразь, — прошептал Рафалович и шагнул навстречу вошедшим, оказавшись между мужчиной и женщиной. — Сними очки, — коротко приказал он.

Светловолосый бородач пожал плечами и сдернул с лица очки.

— Ты… — выдохнул Рафалович. — Но ведь ты… ты…

— Воскрес, как видишь. А ты неплохой актер, Рафалович. Неужели жена ничего тебе не сообщила?

— Какая жена?.. У меня нет жены… Мы два года как в разводе, — залепетал Рафалович. Павел обернулся к Тане.

— Ну что, я же говорил, что зря мы это все устроили…

— Да это же Поль! — прервал его слова визг Ника-Люсьена. — Живехонький!

— Он оттолкнул Рафаловича и кинулся обнимать Павла. Тот в первую секунду попытался высвободиться, но потом положил руку на тощее плечо Ника и сжал его.

— Танька, ты прости меня! Я ж не знал ничего! — кричал Ник. — Эй, Вано, ты что, не врубился? Это же Поль!

Иван, только сейчас сообразивший, кто есть кто, подпрыгнул, пробежал через всю гостиную и, широко расставив руки, спикировал на Павла с Ником.

— Ребята! Ребята! — гудел он. — Это надо же, а? Ребята!.. Ленька, а ты что как не свой? Иди сюда!

Рафалович растерянно стрельнул глазами на Таню. Та усмехнулась и подмигнула — иди, мол.

Он нерешительно сделал шаг и оказался прямо напротив Павла. Ник с Иваном расступились, мгновенно почувствовав какую-то перемену в атмосфере. Павел стоял как вкопанный. Лицо его не выражало ничего.

— Ты… ты прости меня, — пробормотал Рафалович. Павел чуть наклонил голову вбок и ждал.

— Я тогда… Они же никого, никого не пощадили бы — ни Лильку, ни детей! Ты поставь себя на мое место!

— Я попытался, — спокойно сказал Павел. — Попытался — и тогда понял, что простил тебя.

Он протянул руку. Рафалович всхлипнул, мотнул головой и уткнулся Павлу лицом в плечо. Его собственные плечи дрожали. Иван и Ник смотрели на них и ничего непонимали.

— Вот и славно! — громко сказала Таня. — Давайте-ка лучше присядем…

Расспросам не было конца. Павел отвечал коротко, рассеянно, а потом и вовсе уступил это право Тане, которая рассказывала за двоих, изредка обращаясь к нему за уточнениями. Он же молча курил, иногда прикладывался к холодному пиву, заново переживая все.

(1984–1988)

I

Его полет остановила мягкая раскисшая насыпь. Он кубарем скатился по ней, проскользил немного и остановился, завязнув в липкой грязи свежевспаханного поля. Несколько минут он неподвижно пролежал на спине, вбирая густой запах земли, с изумлением сознавая, что не только жив, но, похоже, и цел. Для проверки пошевелил пальцами ног… рук… Осторожно поднял руку, потом вторую, перевернулся на бок, пощупал живот, бока. Попробовал встать. Получилось с четвертой попытки — сырая земля держала, не хотела отпускать.

Он взял направление на насыпь, черной глыбой выделявшуюся в окружающей черноте. Каждый шаг давался с невероятным трудом — ноги утопали в земле по середину икр. Через пять мучительных шагов Павел вывалился на тропинку, тянущуюся вдоль насыпи, оставив оба ботинка на память полю. Отлежался, ловя сырой воздух распяленным ртом. Подняться уже не было сил. Он пополз на четвереньках, отдыхая через каждые несколько метров. Когда и ползти стало невмоготу, он на руках подтянулся к растущему у тропинки деревцу и клубочком свернулся под тоненькими ветвями…

На рассвете, громко переговариваясь, показались мальчишки с длинными удочками. Они прошли совсем рядом с Павлом и не заметили его, приняв за обыкновенный серый булыган — который вдруг зашевелился и застонал. Мальчишки сбились в стайку, зашептались между собой, потом самый смелый осторожно ткнул Павла концом удочки. Тот поднял страшную руку, серую и осклизлую. Мальчишка взвизгнул и отбежал, бросив удочку. Павел схватился за ее конец.

— Чего ты?! — заверещал мальчишка. — Отдай!

— У-э-э-э… — ответил Павел. Осмелев, подтянулись и другие.

— Ты кто?

— Я с… я с поезда выпал, — простонал Павел… Три дня он отлеживался в станице, излечиваясь не от травм, вызванных падением, — их практически не было, а от потрясения, от дикой нервной и физической усталости. Петр и Лукерья, пожилая казачья пара, приютившая его, прежде всего стащили с него всю одежду и выбросили с глаз долой, потом отмыли в корыте, досыта накормили картошкой с салом и парным молоком и уложили в горнице на широкой кровати. Захмелев от еды и тепла, Павел спал сутки, а когда проснулся, Лукерья принесла ему кожаный набрюшник, в котором, заваренные в плотный полиэтилен, лежали его вторые документы и пачка денег, выданная дядей Мишей «от себя». Павел только сейчас о них и вспомнил. И тут же попросил Лукерью купить ему в магазине какую-нибудь одежду, белье и обувку. Дорожную сумку, зубную щетку и бритву он на следующий день купил уже сам. Накануне отъезда он подарил добрым старикам сто рублей. Они долго отнекивались, но деньги все-таки взяли и, чувствуется, были рады. На дорожку Лукерья собрала ему огромный куль всякой снеди, не забыв и плетеную бутыль с домашним виноградным вином. Рано утром Петр запряг телегу и отвез его на станцию к местному поезду на Ростов — поезда дальнего следования поблизости не останавливались.

Недолговечный Савелий Дмитриевич Черновол остался в поле у железнодорожного полотна. Навстречу новой жизни ехал Павел Эмильевич Розен.

— Зря ты его перышком не чикнул. Для подстраховки. А то вдруг оклемается, заяву сделает, и нас на первой же станции под белы рученьки да в черный воронок.

Петров, не переставая рыться в сумке Павла, с убеждением сказал:

— Не бзди. Этот не заявит.

— Это ж почему? — усмехаясь, спросил Комаринцев.

— Узнал я его. Как он меня про Таджикистан спросил, так и узнал, хоть он и масть сменил. Рожа новая, имечко новое. Никакой это не Черновол, а Чернов, геолог. Я так понимаю, что в бегах он, по тому же делу, что и я. Пусть и дальше бегает.

— Бывает в жизни всякое… — философски заметил Комаринцев. — Есть что интересное?

— Только в ксивнике. Чириков почти целая пачка и набор черно-белых на все случаи жизни. Везуха, брат Вобла. Решаем так — бабки тебе, ксивы мне. Согласен?

— А барахло?

— Оно и есть барахло. Хочешь — забирай, а нет — за борт. В Ростове разбегаемся.

— Но ты ж вроде хотел…

— Перехотел. Отвык я, Воблушка, по малинам ховаться, от ментовских бегать. Мыслю так: раз прапор Петров кончился, пусть теперь начнется Черновол — вольный человечек. Сыщу тихий уголок потеплее, обживусь, присмотрюсь, где там что плохо лежит. Опять же и фотку переклеивать не надо. Волосню перекрашу, бороду отращу — самое то…

— Всплыл! Черновол Савелий Дмитриевич, Кемский охотничий заказник. Три недели назад принят егерем. Даем команду?

— Не торопись. Пусть там, на месте проверят, точно ли он. Переправь им фотографию Чернова, словесный портрет. Не забудь предупредить, что он сделал пластическую операцию. Если подтвердится — пусть действуют.