Дмитрий Вересов - Созвездие Ворона

• Название: Созвездие Ворона
• Автор: Дмитрий Вересов
• Издательство: Нева
• Жанр: Остросюжетные любовные романы
• Год: 2004
• ISBN: 5-7654-4144-0

Перед вами заключительная книга из поистине народного сериала «Черный ворон», полюбившегося миллионам читателей и телезрителей.

У блистательной леди Морвен, королевы Тайного Ордена, которую близкие помнят, как Таню Захаржевскую, есть последний шанс искупить грехи своей юности, иначе грехи матери падут на ее детей: Нила и Нюту. Вот когда самой Татьяне неподъемной показалась тяжкая ноша Королевы — корона. Правят бал на земле демоны, леди Морвен пора очиститься и покинуть их шабаш навсегда, оставив корону кому-то другому. Но кому? Кто способен быть спутницей Сатаны не одну колдовскую ночь, а всю жизнь?..

Завершается тысячелетие. Что ждет Татьяну Ларину и Павла? Нюту Захаржевскую и Нила Баренцева? Нила-младшего и Ванечку? Все они собираются, чтобы отпраздновать Миллениум, но никто не знает, что принесет им праздничный бой курантов. Может быть, пророческое карканье Черного Ворона и новогодний звон бокалов сольются в единый гул…

---

Но ведь все вело его сюда. Сначала старый знакомый, подкинувший халтуру на вечере у монархистов, потом старый князь, отправивший его в Шотландию на поиски предков, Джон Дервиш, похитивший его в Лондоне, Анна Давыдовна, железною рукой направившая на родину. А частью какого колоссального плана является он, Никита Захаржевский? Он пока не знал, но было похоже, что это известно Анне Давыдовне. А возможно, и Наде.

Тепло ее губ, тепло ее тела. Ощущение прикосновения к чему-то чистому, очищающему. Сколько раз он обрывал сам себя, пытаясь напомнить, урезонить. «Кто ты такой — старый дурак!» Но «старый» сейчас звучало неубедительно. Ему снова было двадцать. Черт возьми! В Занаду, значит — в Занаду! Да хоть на край света!

Он приехал к матери под вечер. Показалось, что она еще больше постарела — голосом, движениями, повадками, — так что ее моложавая внешность казалась чужой, взятой напрокат или украденной, как в «Сказке о потерянном времени». Никита передал привет от Анны Давыдовны. Она недоверчиво вскинула глаза — думала, наверное, что это шутка. И весь его краткий рассказ о встрече с бабушкой восприняла так спокойно, что он понял — не верит. Что ж, он был не слишком оскорблен этим. Во-первых, привык уже, что мать не воспринимает его всерьез, во-вторых, он и сам недавно не поверил бы ни во что из того, что рассказал. О колдовстве вообще не упоминал — интуитивно почувствовал, что не стоит. Ничего нового не узнает, а мать только разволнуется. Глядя на нее, Никита вдруг испытал жалость.

— Где ты там болтался? — спросила она. — Небось, по барам и шлюхам? Предки. Кому они нужны! У тебя что, дети есть, чтобы им про предков рассказывать?!

— Я как раз хотел… — начал он, задетый последним замечанием. — Хотел сказать тебе, что я, возможно, женюсь… Я встретил женщину…

Мать фыркнула так, словно он отпустил очень веселую шутку.

— Спасибо за уточнение, а то я уж подумала, что у нас тоже разрешили однополые браки. Хотя с этих демократов станется… У нее наверняка есть ребенок, — она не спрашивала, а утверждала.

— Вообще-то да! — признал Захаржевский.

— Не твой!

— Нет! — его тон становился вызывающим. Терпеть насмешки над собой он еще мог, но Надежда с Данилой были совсем другое дело.

— Оно и к лучшему! — сказала она. — Кто от тебя-то может родиться?

Никита хотел сказать, что, во всяком случае, ему не придется всю жизнь клясть себя за то, что он пообещал собственного ребенка черту. Но сдержался.

— Я скоро увижусь с нашими, — сказал он, — с бабушкой и Танькой. Что им передать?

Она подняла глаза, и он увидел, что в них блестят слезы.

— Тане ничего не говори! — сказала она. — Если совести у нее не осталось, то и не дочь она мне больше! Так, кстати, можешь и сказать. А бабке своей передай благодарность за то, что погубила она своими дьявольскими соблазнами и Таню, и меня, и душу свою. Все. Больше сказать мне им нечего.

— Мама…

Никита шагнул к ней, но Ариадна Сергеевна остановила его повелительным жестом.

— Иди, иди! Ничего мне больше не нужно! Ничего!

Он вздохнул и вышел, оставив ее наедине со своими горькими думами. «Может быть, показать ее врачам?» — думал он, шагая по улице. Есть ведь антидепрессанты. Только ведь не станет принимать. Насильно ее не госпитализируешь — хуже будет, он ведь ее знает!

Больше ни с кем в России ему прощаться не хотелось. Было ощущение, что он сюда не скоро вернется, если вернется вообще. Что ж, ничто не держит! Правда, был один неприятный вопрос. Финансовый. Продать комнату сразу не удастся. И потом, на эти деньги долго не протянешь. Однако Никита был уверен, что что-нибудь непременно подвернется. Его жизнь за последнее время столько раз делала такие удивительные повороты, что задумываться над будущим было, скорее всего, пустой тратой времени. Мы предполагаем, а Бог располагает. А может быть, и Анна Давыдовна. Да и не хотелось задумываться над этим самым будущим. Он был слишком счастлив. И грусть, овладевшая им после визита к матери, растаяла сразу, как только он переступил порог квартиры Скавронских.

— Я достал билеты, милая! Летайте самолетами Аэрофлота!

Глава 10. Москва

А в то же время в Москве еще один человек прощался с Родиной. Причем навсегда. Бывший вице-премьер Российской Федерации намеревался, выражаясь по-простому, сделать ноги. Калиф на час. Жаль, что удалось сделать немного. Само собой, он сожалел не по поводу непостроенных больниц или невыплаченных пенсий и зарплат. Просто господин Барковский был, подобно одному персонажу Ильфа и Петрова, необычайно совестливым вором. Трудно невозмутимо тырить такие суммы.

Обидно, черт возьми. Добро бы еще его пытались взять за жабры кристально честные, неподкупные стражи закона. Но такие бывают разве что в кино — причем в американском. А в жизни — такие же хапуги. И чему народ радуется? Не поймет никак, что все будет, как в старой басне про жадного шаха, которого пришли свергать возмущенные поборами и несправедливостью трудящиеся. «Посмотрите, — сказал он, — у меня уже почти все сундуки полные! А тому, кто придет вместо меня, их заново наполнять придется!»

Одно радовало — дочь он сумел обеспечить. Дети — это святое! Он прогулялся в частном порядке по Красной площади. Напротив Мавзолея группа крикливых дам неопределенного возраста кружилась вокруг стайки ребятишек. На шеях и у тех, и у других были красные галстуки. «Как повяжешь галстук, затяни его, — услужливо подсказала память, — будешь с нашим знаменем цвета одного». Он подошел ближе, прислушался.

— Я, пионер Советского Союза… — на лице читавшей слова присяги малышки было написано воодушевление.

— Сумасшедший дом! — тихо сказал Барковский.

Не потому что боялся гнева странных дамочек. Пусть каждый сходит с ума по-своему. У нас плюрализм, и двух мнений по этому поводу быть не может, как говаривал первый и последний советский президент.

И если называть вещи своими именами, именно он, Вадим Барковский, и растит эту юную смену революционеров. Впрочем, это всего-навсего дети, успокоил он себя. Полагать, что перед ним будущие пламенные революционеры только потому, что сейчас у них на груди развевается красный галстук, так же наивно, как думать, что малыш, гоняющий мяч на детской площадке, станет новым Пеле.

Зашел в Мавзолей и постоял перед почившим вождем. Попрощался. Знакомый профиль. Человек, изменивший ход времени. Гений и злодейство — две вещи несовместные? Нетленные мощи. Советская власть, без устали разоблачавшая подделки с мощами, которыми морочили головы прихожанам недобросовестные священники, устроила цирк почище.

— Ну что, — спросил его кто-то на выходе, — посмотрел на тушку?

Барковский изумленно обернулся. Спрашивал милиционер, один из тех, кто следил за порядком на площади. Он явно не узнал экс-вицепремьера, и винить его было трудно. Они, эти самые вице-премьеры, в последнее время менялись часто. Сам доблестный страж порядка, очевидно, предпочел бы дежурить в более доходном месте. Барковский ничего не ответил и быстро зашагал прочь. А за спиной продолжали трепетать алые галстуки, занесенные шальным ветром из прошлого.

Какие-то туристы, кажется немцы, с рекламными улыбками смотрели на это действо. Наверное, полагают, что это театральное представление. Вроде тех красавиц в сарафанах и кокошниках, которыми любят потчевать западных любителей экзотики. На спуске Минин указывал Пожарскому на то, что творится на площади.

«Скажите, князь, какая мразь в стенах кремлевских завелась?» — вспомнил бывший вице-премьер и усмехнулся. Надо же, придумано в восемнадцатом году по случаю вселения в Кремль большевиков, а актуальности не утратило и по сей день. Да и вряд ли когда-нибудь утратит.

Последним делом, которое господин Барковский намеревался провернуть в России, была сравнительно безобидная по сравнению с шалостями остальных власть предержащих афера с остатками дальневосточного флота, соглашение с японцами, которые готовы были на все, чтобы получить дополнительный контроль над территориями. «Забирайте, государство не обеднеет», — повторял он про себя с интонациями Юрия Яковлева из знаменитой комедии. В конце концов, история с островами темная, а Россия вспоминает о них, только когда требуется показать Западу, вернее, в данном случае, Востоку, нашу патриотическую фигу. Тамошние аборигены со своими проблемами настроены совершенно иначе, нежели московские сытые обыватели. Сократить объемы промышленного лова на Дальнем Востоке в пользу плавающих там безбоязненно японцев или уступить часть морской территории было пока нереально. Но сокращение, так сказать, орудий производства в виде траулеров и сейнеров снизило бы этот самый улов в десятки раз. Разумеется, за это японцам пришлось бы выложить приличные бабки. Плюс кое-какие деньги принесла бы сама продажа. Вполне могло выгореть — несколько лет назад на Запад ушла великая армада, причем за сущие гроши: корабли списывали как идущие на слом.