Майкл Карлей - 1939. Альянс, который не состоялся, и приближение Второй мировой войны

• Название: 1939. Альянс, который не состоялся, и приближение Второй мировой войны
• Автор: Майкл Карлей
• Издательство: Грантъ
• Жанр: История
• Год: 2005
• ISBN: 5-89135-309-1

Канадского историка пустили в бывшие советские архивы и вот он всю книжку удивляется: «Ну надо же! Всё так оно и было, как СССР рассказывал». Несмотря на это, наш канадский друг почему-то твёрдо убеждён, что в предвоенное время СССР обязан был отстаивать англо-французские интересы, а не свои собственные. — DS

Концы страниц размечены в теле книги так: <!-- 123 -->, для просмотра номеров страниц следует открыть файл в браузере. — DS

---

Должно быть Пайяру было очень нужно получить подтверждение заявлениям Литвинова, сделанным 2 сентября, ибо три дня спустя он вновь отправляется с визитом к Потемкину, потому что сам нарком был в то время в Женеве. Пайяр прошел по всему списку литвиновских предложений, и Потемкин подтвердил каждое из них: и те, что касались работы в Лиге Наций и ее целей, и о многосторонней конференции, и о штабных переговорах. Кроме того, Пайяр спросил, что намеревается делать советское правительство в случае польского нападения на Чехословакию. У нас нет обязательств перед чехословацким правительством на этот случай, ответил Потемкин, но «СССР вовсе не лишил себя тем самым права принимать по своему усмотрению то или иное решение, если Польша нападет на Чехословакию».60 Пайяр, видимо, не упомянул в отчете об этой части беседы, хотя и послал депешу, в которой давал расширенный обзор заявлений Литвинова Шуленбургу о возможных последствиях нападения Германии на Чехословакию. «Не из-за любви к чехословакам эти страны [Франция, Великобритания и СССР] будут воевать, — говорил Литвинов, — но из-за... влияния и баланса сил. Что касается Советского Союза, то хотя он не играл никакой роли в создании чешского государства, но он должен сейчас помешать усилению гитлеровской Германии, которая агрессивна и готова применить силу». Из чего Пайяр заключил, что Чехословакия была одним из «внешних бастионов Советского Союза». «И советская заинтересованность в его защите является лучшей гарантией их намерений».61

Но в Direction politique — политическом управлении Кэ д`Орсе эту депешу получили только 20 сентября. И хотя сомнительно, что отчет Пайяра смог бы как-то изменить ситуацию, остается фактом что 6 сентября Direction politique распространило ноту, из которой следовало, что ответы Литвинова Пайяру были «уклончивыми» и беседа свелась в основном к «процедурному обмену мнениями». В целом она произвела «неблагоприятное впечатление», говорилось в ноте с Кэ д`Орсе. И все эти, способные повергнуть в изумление выводы, основывались на телеграммах Пайяра. Хотя стоит добавить, что Direction politique все же считало, что информации в его распоряжении маловато и признавало, что советское посольство в Париже, в свою очередь, получало «в некоторых парижских кругах», а также из дипломатических источников, сведения, что «Франция не готова вступить в войну с Германией для защиты Чехословакии». Из-за отказа французского правительства начать штабные переговоры с высшим руководством Красной армии, «Советы... испытывают к нам определенное недоверие, которое, если не оправдывает, то объясняет их сдержанность, каковая в сложившихся условиях однако уже вряд ли уместна». Вот высказывание, достойное лучших традиций французской дипломатии.62

Французы были явно не в лучшей позиции, чтобы убедить советское правительство в своей приверженности чехам. Чехословацкий президент Бенеш сообщал Александровскому, что французы и англичане применяли «неистовое давление [с целью вынудить еще больше уступок] и открыто угрожали бросить Чехословакию на милость Гитлера». А Чилстон заявлял Потемкину, что Франция, по его мнению, «вовсе не расположена была сражаться».64 Тут британское бесстыдство достигало своего апогея, потому что это Чемберлен «вовсе не расположен был сражаться».

Однако обсуждения продолжались. Кулондр, вернувшись в Москву после отпуска, 11 сентября встретился с Потемкиным (в тот же самый день Бонне встретился с Литвиновым в Женеве). Он признал, что советскому правительству не повезло с французской зависимостью от англичан, это ставило под сомнение даже верность Франции своим обязательствам по договору. Поэтому посол хотел бы прояснить обстановку. Он не собирался отрицать важности франко-британских отношений, но это не значило, что Франция готова принести Чехословакию и Советский Союз в жертву своим отношениям с англичанами. К несчастью, сообщение Пайяра о его встрече с Литвиновым делало упор именно на дипломатические меры, и это вызывало которую озабоченность в Париже. Кулондр подтвердил, что французская решимость оказать помощь Чехословакии неизменна и что такая поддержка может понадобиться уже в ближайшие дни. В этих обстоятельствах было особенно важно, чтобы между Францией и Советским Союзом не возникало недоразумений.

Потемкин еще раз повторил три главных пункта, о которых шла речь у Литвинова с Пайяром, а именно: действия Лиги с целью получения хотя бы молчаливого согласия Румынии на проход войск Красной армии; англо-франко-советская конференция и совместная декларация, предостерегающая Германию от нападения на Чехословакию; переговоры генеральных штабов. К этому Потемкин добавил, что не может быть сомнений в советской решимости «выполнить вместе с Францией все свои обязательства по советско-чехословацкому пакту "с использованием всех доступных нам средств"».

Только безответственная интерпретация предложений Литвинова, заметил Потемкин, могла привести кое-кого к мысли, что они уклончивы или недостаточно определенны. Кулондр согласился, что это первое впечатление было ошибочным, и выразил надежду, что встреча между Литвиновым и Бонне в Женеве окончательно прояснит ситуацию. Соглашаясь с Потемкиным, Кулондр также подтвердил, что Франция была полностью готова к штабным переговорам.64

Отчет Кулондра об этой встрече содержит некоторые особенности. Разговор о литвиновском плане, состоящем из трех пунктов воспроизводится в нем полностью. Но о потемкинском четвертом пункте, касающемся решимости Советского Союза выполнить свои обязательства вместе с Францией, в отчете нет ни слова. Кулондр считал виновником напряженности во франко-советских отношениях Коминтерн, и Потемкин, без сомнения, слышал эти сетования столько раз, что не счел нужным повторять их вновь. В отчете Кулондра отсутствует и его собственное заявление о том, что Франция готова к штабным переговорам, хотя в отчете Потемкина это заявление воспроизводится. Кулондр удалился с благоприятным впечатлением от встречи; Потемкин показался ему дружелюбным и общительным, но сам замнаркома не сказал об этом в своем отчете ни слова. Как бы там ни было, Кулондр принялся убеждать Бонне действовать побыстрее, чтобы успеть обсудить с советским правительством все детали сотрудничества, и не только на случай нынешнего кризиса, а и на дальнейшую перспективу, с целью сдержать экспансию нацистской Германии на восток.65

Но Бонне проигнорировал не только советы Кулондра, он притворился глухим и на встрече с Литвиновым в Женеве. По словам Литвинова, Бонне заявил, что британцы не одобрили предложение наркома созвать трехстороннюю конференцию, и он вообще не был осведомлен о том, что британцы предпринимают в Берлине, чтобы добиться предотвращения войны. А сообщив о заявлении Галифакса французскому правительству, что Англия снимает с себя всякие обязательства по отношению к Чехословакии, он воздел руки к небу со словами: «что, мол, ничего сделать нельзя». «Никаких предложений он [Бонне] не делал, — сообщил Литвинов, — и я также был сдержан».

И все же Бонне передал Литвинову слова Комнина — которые были в сложившихся обстоятельствах совсем неплохой вестью — о том, что хотя румынское правительство и не разрешит прохода Красной армии через свою территорию, воздушные сообщения — это совсем другое дело, «по если советские самолеты будут летать высоко над Румынией, то их не видно будет». Останавливало Румынию в этом вопросе только мнение поляков. «Когда Бонне говорил польскому посланнику, что если Польша не хочет ни чем помогать Чехословакии, то пусть она не мешает хоть Румынии, посол дал понять, что Польша и на это не пойдет и что Румыния без нее не может принимать никакого решения». Бонне полагал, сообщал Литвинов, что Польша могла изменить свою позицию, «но эту песню мы слышим уже давно». Еще Литвинов вспоминает о другой французской «песне»: «Бонне утверждает, что Франция никакого давления на Чехословакию не оказывала и не оказывает».66 Это было неправдой.

В отчете Бонне о встрече отражена сдержанность Литвинова, хотя нарком и повторил советские предложения, выдвинутые им в беседе с Пайяром. Когда Бонне спросил о возможных объемах советской воздушной и сухопутной поддержки, Литвинов ответил, что это лучше обсудить на штабных переговорах. Бонне заключил, что Советский Союз собирается ставить свои действия в зависимость от одобрения Лиги Наций и согласия Румынии, что обеспечило бы ему возможность в любой момент отойти в сторону и предоставить Франции сражаться в одиночку. Эти умозаключения не могли вызвать ничего, кроме удивления: во-первых, потому что Литвинов никогда не выдвигал одобрение Лиги как обязательное условие; он рассматривал работу в Лиге как возможную стратегию, наряду с другими, чтобы привлечь Румынию на свою сторону, и это было, как полагал Комнин вполне возможно.67 Во-вторых, у самого Бонне не было ни малейшего намерения обрекать Францию помогать чехам; таким образом у Советского Союза не было возможности выйти из игры в одиночку, потому что Франция и Англия уже вышли из нее. Больше того, судя по отчету Бонне о встрече с Комнином, последний подтвердил, что Румыния может преградить путь советским самолетам лишь несколькими выстрелами наугад и ничем больше. В то же время Комнин еще раз повторил, что действия Румынии будут во многом определяться позицией Польши, которой будет принадлежать главная роль в случае помощи Чехословакии с востока.68 Следует упомянуть еще одно: Литвинов был гораздо более сдержан в разговоре с Бонне, чем Потемкин и Кулондр во время своей беседы. Это расхождение может быть, вне всякого сомнения, объяснено большей заинтересованностью Кулондра во франко-советском сотрудничестве. Что касается Потемкина, то просто невозможно вообразить, что он занял такую конструктивную позицию, судя по его же собственному отчету, без одобрения высшего начальства.