Юрий Ижевчанин - Первая колония

• Название: Первая колония
• Автор: Юрий Ижевчанин
• Жанр: Фэнтези

---

(Р. Браунинг, перевел Я. А. Фельдман)

— Уже давно перезрел. Скорее он еще не дозрел до вечера, — понимая, что ей брошен вызов, ответила Ингрисса.

Такой ответ сразу же уронил ее в глазах Эссы. Она попыталась отговориться простой шуткой, по образцу простолюдинов, значит, наверно не обладает достаточным образованием, чтобы поддерживать беседу на уровне светского общества. Но унижать через жену лучшего соратника мужа было неразумно, и Эсса подождала минут двадцать, прежде чем вставила очередной намёк, заметив, что граф начал немного ухаживать за Ингриссой.

— Кажется, нашего соседа "цветок кувшинки поразил", — намекнув на широко известное стихотворение:

Цветок кувшинки

В сердце орла поразил.

Но не коснуться

Глади прохладной

Вихрей небесных царю.

Ингрисса приняла это за комплимент, и ответила:

— Здесь в этом изысканном обществе я действительно чувствую себя раскрывающимся цветком.

Граф, оценив ситуацию, незаметно забил последний гвоздь в гроб светской репутации Ингриссы, поскольку превратить ухаживание в серьезный флирт все равно был не намерен:

— "В самое сердце".

Увидев, что и здесь Ингрисса намека не расшифровала, а лишь раскраснелась от смущения, баронесса и графиня принялись осыпать Ингриссу поэтическими намеками, уже тонко издеваясь над ней. Например, графиня сказала: "Клоун пляшет — мы рыдаем", намекая на общеизвестное стихотворение

Время ничего не скажет

Я сказал тебе об этом

Время знает только цену

Мы должны ему платить

Если я чего узнаю —

Я тебе об этом свистну

Клоун пляшет — мы рыдаем,

Флейта плачет — мы танцуем

Время ничего не скажет —

Я об этом говорил.

Будущее не предскажешь

Но поскольку я не знаю

Как любовь сказать словами

(Я люблю тебя сильнее

Чем могу сказать словами)

Если я чего узнаю

Я об этом расскажу.

Но откуда дуют ветры,

И зачем уносят листья,

Время ничего не скажет

Как сказал я в прошлый раз

Вероятно, розы знают,

Для чего им распускаться,

Если я чего узнаю,

Сразу же тебе скажу.

Предположим, львы в пустыне

Неожиданно проснулись

Все солдаты побежали,

Пересохли все ручьи.

Время ничего не скажет —

Я сказал об этом раньше,

Если я чего узнаю,

Я об этом расскажу

(У. Х. Оден, перевод Я. А. Фельдмана)

— Такие уж мы странные люди, — обреченно выдавила из себя Ингрисса.

Тут присоединилась и герцогиня, которой тоже захотелось поразвлечься.

— Да, странные. "Флейта плачет — мы танцуем".

Когда Ингрисса и в этот раз не расшифровала уж очень толстого намека, герцог, граф и барон, слегка посмеиваясь, стали тоже иногда вставлять шпильки в самые болезненные места Ингриссы. Герцог промолвил:

— "Я сказал об этом раньше".

— Я виновата, я, наверно, прослушала, твоя светлость, — уже почти со слезами на глазах сказала Ингрисса, чувствуя, что опять говорит не то.

— "Если я чего узнаю, Я об этом расскажу", вставил еще одну шпильку граф. — Но, впрочем, давайте сменим тему.

Как видите, все высокородные строго держались в рамках светских приличий, не желая опозорить хозяина через жену его вассала. А несчастная Ингрисса, которая тоже изо всех сил старалась не выходить из рамок приличий, к ее чести все-таки удержалась в них. Под конец бедная Ингрисса чувствовала себя так, как будто ее обнаженную посадили на муравейник, угощают при этом изысканным обедом, а встать или даже отряхнуться просто невозможно. Довольная Эсса отошла в разговоре в сторону и иногда немного заступалась за жену вассала. Аюлонг, почувствовав, что его жена не выдерживает испытания светских дам, изо всех сил стремился сдержаться, и Эсса его немного подбадривала. В итоге Аюлонг на следующий день чуть не на колени упал перед Эссой, благодаря ее за заступничество за жену и за поддержку его, чтобы он не нарушил светские приличия. Жена его тоже благодарила Эссу. Так что Эсса выиграла вдвойне.

Издевательство было прервано лишь торжественной церемонией вассальной присяги Аюлонга Тору, которую принимали герцог и граф, и которая состоялась в присутствии всех дворян на улице. После присяги высокородная пятерка с женами пошла прогуливаться вдоль берега озера, мужчины занялись мужскими разговорами, а Ингриссу дамы продолжали изредка подкалывать, чтобы прогулка отдыхом не казалась.

На следующее утро большинство дворян разъехалось, знатные гости отбыли на охоту, а дамы остались в деревне. Сидя на третьем этаже башни, они пили чай и вино и продолжали вести светский разговор через голову Ингриссы. Словом, к вечеру Ингрисса была окончательно раздавлена и буквально цеплялась за руку Эссы. Сославшись на усталость, Эсса ушла с Ингриссой на берег и стала выспрашивать у нее подробности развода. Ингрисса доверчиво рассказывала ей все подряд. Она была не столь уж наивна, но эта ледяная атмосфера буквально толкнула ее в объятия Эссы.

Вообще говоря, разводы у старков были не столь уж трудны. Если обе стороны были согласны на развод, оставалось лишь обменяться на глазах у священника и сюзерена либо трех почтенных граждан разводными письмами и публично объявить, кому что достается из имущества и какие имущественные обязанности у мужа перед бывшей женой, на какое время и при каких условиях. Единственным ограничением здесь было то, что такая пара ни при каких обстоятельствах не могла вступить в повторный брак между собой, чтобы не разводились по пустякам, а потом опять мирились. Развод по односторонней инициативе был потруднее. Жена имела право безусловного развода, если муж брал вторую жену без ее согласия, даже по прямому разрешению короля или Патриарха. А если без такого — она имела право не впустить соперницу в дом и потребовать признать недействительным второй брак. Муж имел право развода, если жена две ночи подряд ночевала в доме другого мужчины. Поскольку обычаями и законами было установлено, что жена, муж которой оказался неспособен дать ей здоровое потомство, имеет право зачать от почтенного человека не ниже по положению, в этом случае на ночлеги у другого мужчины полагалось две недели. Аналогично, жена могла потребовать развода, если муж больше месяца жил у другой женщины. В остальных случаях разбирательство тоже было коротким и неформальным. Обращались к суду равных либо к сюзерену. Ингриссу, дочь цехового мастера, отец выдал замуж за пьяницу-мастера из своего цела, которому по пьянке дал во время цехового праздника клятву отдать за него свою дочь. В принципе Ингрисса могла бы попросить развода, но она предпочла уйти ночевать к Аюлонгу и тем самым вынудила мужа дать ей развод. Поскольку из дома мужа она не желала ничего брать, а приданое он уже пропил, для нее это был самый быстрый путь. Выждав три месяца, полагавшихся по закону, чтобы убедиться, что Ингрисса не носит ничего в чреве, Аюлонг женился на ней. Так что предчувствие Эссы было правильно: в некотором смысле Ингрисса была опозорена своим разводом.

Ингрисса даже не подозревала, что она дала Эссе страшное оружие против себя и привела Эссу к решению добиться развода опозоренной, ничтожной по происхождению, вульгарной по поведению (в смысле ведущей себя по канонам простолюдинов) женщины с новым мужем и удаления ее из Колинстринны. Сама Эсса уже давно считала себя прирожденной утонченной дамой. А что касается Аюлонга, то, по ее мнению, он вполне заслужил в жены непорочную дворянскую дочь. Этот стратегический план Эсса стала неуклонно проводить в жизнь, стараясь действовать незаметно. Спешить было некуда, если даже Аюлонг сейчас по уши втюрился, через год-полтора он несколько придет в себя. А два года здесь почти ничего не решают. Ведь эта селедка не родила, когда была первый раз замужем, значит, и сейчас не обязательно родит, а если уж родит, не обязательно сына.

После того, как Аюлонг принес вассальную присягу Тору, троица открывателей торовского булата возобновила работу. Тору никак не удавалось понять, почему же сплав оказался таким? Впрочем, все три соавтора в этом незнании были солидарны. И вдруг в бдении над результатами очередного неудачного опыта, как увеличить выход качественного сплава либо повысить его стойкость, неизвестно кто из нашей троицы закричал: "Давайте сделаем наоборот!" "Да!" — сказали практически синхронно все трое. — "Если есть такой ударный металл, то должна быть и броня от него."

— Но ведь я же оружейник! — возмутился Тор, опомнившись. — Я не бронник и не должен вторгаться на их территорию.

— Ты прежде всего Великий Мастер и открыватель, — ответил благоухающий последствиями очередного неудачного опыта алхимик Урристир. — Да вдобавок, наш булат совсем не подходит для молотов и палиц. А как противодействие твоим мечам они были бы на месте.