Георгий Чиж - К НЕВЕДОМЫМ БЕРЕГАМ.

• Название: К НЕВЕДОМЫМ БЕРЕГАМ.
• Автор: Георгий Чиж
• Жанр: Путешествия и география

---

– А если я вам, господин Невельской, преподнесу лунинский катехизис, что вы на это скажете? – Она помахала над головой какой-то тетрадкой, вынутой из ящика комода.

– Там увидишь, – обнял ее Невельской и ловким движе­нием выхватил из ее рук тетрадку. Это было письмо Лунина, в котором он собрал то, что ему хотелось оставить в наследство друзьям-единомышленникам.

Письмо стало любимым чтением на прогулках Кати вдвоем с мужем в лесу; оно не только читалось, но и подол­гу обсуждалось.

«Я хочу, – писал Лунин, – чтобы эти немногие, заветные мысли жили в ваших сердцах и сердцах ваших потомков до тех пор, пока они не обратятся в действительность. Умру с уверенностью в этом, и умирать мне будет легко...»

«Настоящее житейское поприще началось со вступлением нашим в Сибирь, где мы призваны словом и примером слу­жить делу, которому себя посвятили...»

«Политические изгнанники образуют среду вне общества, следовательно, они должны быть выше или ниже его. Чтобы быть выше, они должны делать общее дело».

«Как человек – я только бедный ссыльный, как личность политическая – представитель известного строя, которого лег­че изгнать, чем опровергнуть...»

«От людей можно отделаться, но от их идей нельзя...»

«Через несколько лет те мысли, за которые приговорили меня к политической смерти, будут необходимым условием гражданской жизни...»

«Плоды просвещения: возможность изучать основы управ­ления и противопоставлять права подданных притязаниям государя...»

«Основы общественного порядка, безопасности и мира заключаются в народе, а не в правительстве, которое притя­зает на право распоряжаться этими благами. Вообще оно получает больше, чем дает, а круг его действия более ограни­чен, чем оно воображает...»

«Доказательством, что народ мыслит, служат миллионы, тратимые с целью подслушивать мнения, которые мешают ему выразить».

«Неусыпный надзор правительства над сподвижниками в пустынях Сибири свидетельствует о их политической важности, о симпатиях народа, которыми они постоянно поль­зуются, и о том, что конституционные понятия, оглашенные ими под угрозою смертною, усиливаются и распространяются в недрах нашей обширной державы».

– Катя, Катюша! Ведь это все то, что я хотел сам рас­сказать твоим декабристам, потому что то, о чем пишет Лу­нин, существует и крепнет на самом деле, а они, посмотри-ка, сами до этого добрались умозрительно, понимаешь, у-мо-зри-тельно, а?

Дома, вечерами, Невельские прилежно изучали привезен­ные материалы об Амуре. Катя недаром провела время в иркутском архиве, да и Невельской не зевал со своими офицерами. Кое-что извлек и в Якутске, не считая того, что привез из Петербурга.

Корвет «Оливуца» ушел, Невельской замкнулся в себе и вынашивал планы дальнейших действий.

Вопросов, собственно говоря, было только два – погра­ничный и морской, но ни для того, ни для другого не было ни людей, ни средств. Кроме того, связаны были руки пря­мыми запрещениями из Петербурга. Там распоряжались, ни­чего не понимая, представляли себе, что туземные племена являются каким-то организованным целым, вроде княжества, руководимого своими князьями, и присылали нелепые на­ставления о заключении договора с ними...

Во всяком случае, для разрешения этих вопросов необхо­дима была предварительная рекогносцировка и на суше и на море: для первой надо было довольствоваться собственными ногами, в редких случаях собаками, оленями и лошадьми, для второй – шлюпками, гиляцкими лодками и, при исклю­чительной удаче, разваливавшимися при первой же буре ко­раблями Российско-Американской компании.

Обескураживало недоброжелательство как петербургское, вдохновляемое Нессельроде и главным правлением Россий­ско-Американской компании, так и местное. Невельской прекрасно понимал, что и несчастье с «Охотском», пусть буря выбросила его на берег в его отсутствие, и гибель сшитого на скорую руку «Шелихова» – все это будет поставлено в вину ему, Невельскому...

Бодрость и веру в свои силы поддерживала в нем забро­шенная сюда судьбой экзальтированная, чистая душой и пол­ная решимости до конца выполнить свой долг жены и подру­ги жизни хрупкая Екатерина Ивановна.

В своем, как ей казалось, маленьком царстве домашних забот о семействе, которым она считала всю экспедицию, и о детях, в числе которых были и гиляки, тунгусы, а несколь­ко позже гольды и айны, она управляла приветливостью и лаской, и слава о необыкновенной жене русского «джангина» из уст в уста распространялась все дальше и вверх по Амуру, на юг – чуть не до самой Кореи, и на запад, за далекие хребты синеющих гор, и на восток – по обширному, таин­ственному и угрюмому Сахалину.

Она быстро приучила себя без омерзения выносить вонь нерпичьего жира, научилась говорить по-гиляцки, хорошо по­нимать по-тунгусски и легко разбиралась с орочонами, самогирами и даже редкими сахалинскими гостями – айно. В глазах ближайших гиляков она была и снисходительной цари­цей-матерью и высшим судьей.

Заставая у себя расположившихся, как дома, грязных, но симпатичных и беззлобных гостей за чаем или чугуном каши и прислушиваясь к непритязательной веселой болтовне жены и этих детей природы, Невельской проникался чувством бла­гоговения перед Екатериной Ивановной, умевшей не только заставить гостя или гостью помыться, но и расшевелить и развязать языки уместной шуткой. В гиляцких юртах она стала желанной гостьей.

Не прошло и двух лет, как эти люди сажали у себя на огородах овощи, бесстрашно ели хлеб, картофель, огурцы, горькую редьку и каждый день мыли своих опрятно одетых младенцев. Кое-где стали заводить русские бани.

Гитара заменила Екатерине Ивановне недостающее фор­тепьяно, и под ее аккомпанемент пелись хором заунывные и плясовые песни. Вдохновляемый Катей священник из Ситхи, отец Гавриил, по горло был занят составлением словарей, и оба мечтали о том, как бы завести школу несуществующей еще гиляцкой грамоты.

Невельской до одури упивался чтением архивных материа­лов, особенно «Сказанием о великой реке Амуре, которая раз­граничила русское селение с Китайцы» и «Отпиской стольнику и воеводе Федору Дементьевичу Воейкову от послан­ного в 1681 году для обозрения Амура сына боярского Игна­тия Милозанова».

В них Невельской черпал не только уверенность в своем деле, но и в исконных правах русских на территории, прости­рающиеся до самых южных пределов нижнего течения Амура.

– Ты знаешь, Катюша, – говорил он жене, – ведь, ока­зывается, уже в 1644 году здесь, на Амуре, был наш Василий Поярков. А в сорок девятом Ерофей Хабаров. От Хабарова принял команду над казаками Онуфрий Степанов. Енисей­ский воевода Пашков требовал от Сибирского приказа, чтобы поскорей утвердиться на Шилке. В 1684 году учреждается Албазинское, или, по-другому, Приамурское, воеводство. Алексей Толбузин – воевода. Наши русские люди здесь два века тому назад жили. И не только на левом берегу, но и на правый захаживали... Мало того, что жили, еще и занима­лись крещением желавших его принять. Тунгус вроде Пет­рушки Оленного и даур Намоча, впоследствии Федор, даже подавали об этом челобитную великому государю, как лю­ди, платившие ясак русским.

Поселившись в новых землях, русские тщательно исследо­вали и описали решительно все течение Амура до самого устья и заходили даже далеко к югу в Китай до сплошных китайских и маньчжурских селений. Захаживали и на остров Сахалин. Тяга к переселению на Амур временами была тако­ва, что якутским и енисейским воеводам приходилось строить заставы. Конечно, жаль, что многое пришлось потом оста­вить, но кто же виноват, что правительство недостаточно поддерживало переселенцев?

«А ездил я, Игнашка, – писал Милованов воеводе, – вниз по Зее-реке и по Амуру для осмотру хлебородных земель... И если Великий государь позволит, на Зее быть большим пашням и заводам. Нашел железную руду... С усть Зеи по Амуру вниз ехать на коне половину дня все лугами и старыми пашнями до того города, а город земляной, иноземцы зовут его Айгун...»

Видишь, и море около устья исследовали!.. «В прошлых годах, тому будет лет 38, казаки даурские камышники зимовали многажды...» Ну, вот!.. «Только усть реки Амура по правой стороне еще русские не проведали...» Вот тебе и наши права! Неужто опять упустим?

Своим сотрудникам Невельской буквально не давал пере­дохнуть. Не успели Орлов с Чихачевым вернуться с Амгуни, как опять очутились в пути: Орлов – узнать правду о виден­ных Миддендорфом каменных столбах, принятых им за по­граничные с Китаем, а Чихачев с Березиным и двумя каза­ками шествовали с нагруженными нартами к югу, до селения Кизи, где Амур почти вплотную подходит к берегу пролива и лодки перетаскивают волоком.

К концу декабря разосланные партии стянулись со всех сторон к Петровскому. Прибыл верхом на олене прямиком из Николаевского хоть и больной, но полный упрямой энергии Бошняк.