Георгий Чиж - К НЕВЕДОМЫМ БЕРЕГАМ.

• Название: К НЕВЕДОМЫМ БЕРЕГАМ.
• Автор: Георгий Чиж
• Жанр: Путешествия и география

---

– Враги? – спросил Мишель.

– Нет, хуже, – замялся Невельской, – свои...

– Свои? – удивилась Нелли. – Зачем же они это де­лают?

Но ответа не получила – в дверях из столовой появи­лась молоденькая, в чистом белом передничке и в наколке, горничная и заявила:

– Барышня Екатерина Ивановна просят к чаю.

По дороге в столовую Геннадий Иванович успел обещать любопытной Нелли, что он расскажет о смешных приклю­чениях, а она ему сообщила по секрету, что ей без приключений нельзя будет показаться в институте.

– Но приключения должны быть смешные, – потребовала она, – веселые, а не со стрельбой, бомбами и смертя­ми. Такие нужны только мальчикам.

– Вы посмеялись надо мной там, в передней, – продол­жала она вполголоса, – так мне и надо, но только не вы­смеивайте меня при маман; я тогда совсем теряюсь, молчу и краснею, как дурочка.

– Не буду, никогда не буду, будемте друзьями, – пред­ложил Геннадий Иванович.

– О, как я рада! Какой вы, однако, добрый! – с убеж­дением сказала Нелли, порывисто схватила его руку, пожа­ла и радостно добавила: – О, если бы вы знали, как мне будут завидовать в институте!

За большим столом, накрытым белоснежной скатертью, с такими же салфетками и сияющим свежестью и блеском чайным сервизом, сидела молоденькая, лет девятнадцати, миловидная девушка в простеньком скромном платье с кру­жевным воротничком. Строгий ровный пробор, приспущенные назад и затем подобранные к ушам черные волосы хорошо оттеняли открытый лоб, нежный овал чистого девичьего лица и сложенный в едва заметную улыбку небольшой рот. Это была одна из губернаторских племянниц, Ельчанинова Екатерина.

– Вы у нас пробудете святки, Геннадий Иванович? – спросила Мария Николаевна.

– Я полагаю, да. Николай Николаевич решил отправить нас в Петербург, когда закончит отчет. А я думаю, что когда бы он ни кончил, все равно отчет может выйти отсюда толь­ко после 31 декабря, то есть уже в будущем году.

– Как хорошо! – сказала Мария Николаевна. – Мы успеем повеселиться с вами на святках. Привлечем всех ва­ших офицеров, да и своих тут кавалеров у нас немало.

– Нас тут, кавалеров, пруд пруди, Мария Николаев­на, – как-то особенно серьезно заметил Струве. – Во-пер­вых, Молчанов, – и он скосил глаз на густо покрасневшую Нелли.

– Почему, во-первых, Молчанов? – спросила она и по­краснела еще больше.

– Потому что Молчанов, как мне доподлинно извест­но, – еще серьезнее сказал Струве, – из кавалеров первый во всех отношениях: правовед, умнее всех, красивее всех, ловчее всех, находчивее всех, танцует лучше всех, а как поет!..

– Довольно, довольно, – запротестовали голоса, – мы все сами хорошо его знаем и разбираемся... Кто еще?

Послышался звонок, и минуту спустя столовая огласилась приветствиями и поцелуями: явились генерал-губернаторша с Элиз и другой Ельчаниновой, сам Николай Николаевич Муравьев и чиновник для поручений Молчанов.

Невельской посмотрел на Струве и незаметно пожал пле­чами, – вот так посидели уютно в семейной обстановке Волконских, нечего сказать!

Мария Николаевна разрешила нежелающим больше чаю встать и пройти в гостиную и тут же сменила у самовара Катю Ельчанинову. Пошли: впереди Катя и Нелли с Невель­ским, за ними Струве с Мишелем, сразу заговорившие о службе.

– Скучаете? – спросил, чтобы что-нибудь сказать, Не­вельской, обращаясь к Кате.

– Мы? О нет, мы много и дружно веселимся – одно развлечение сменяет другое. Затейница, конечно, Мария Ни­колаевна. Видите ли, у нее сложилось такое мнение, что только несчастье дает возможность оценить добрые дары, время от времени подносимые жизнью. Оно же охраняет и от пресыщения. Мы заброшены на край света и очень ценим то, что нам преподносит здесь жизнь.

– Я с мамой не согласна, – сказала Нелли, – и не хотела бы по достоинству ценить двенадцать баллов по ма­тематике только после несчастья, то есть получивши шестер­ку или пятерку. Это несчастье лишнее, правда?

– А я согласен, – возразил Невельской, – кают-ком­панию, душную, тесную каютную конурку, особенно це­нишь после вахты в темную снежную ночь, когда зуб на зуб не попадает и от волнения и от холода. Только тогда чув­ствуешь, что живешь и наслаждаешься и стаканом крепкого чаю и заплесневелым сухарем.

– Какое счастье – беззаботно лететь с горы на салаз­ках или скользить по расчищенному льду на коньках, а ве­чером в теплой, уютной комнате прислушиваться к бессиль­ному вою ветра в трубе и жить одной жизнью и мыслями с великими предками и чудными писателями! – восклик­нула Катя с непосредственной наивностью и пояснила: – Читаем мы здесь запоем. И не только читаем и переживаем, но и спорим... Наши все работают: оба Поджио прямо славятся, как педагоги, тоже и Борисовы, а Сергей Григорье­вич – непререкаемый сельскохозяйственный авторитет у му­жиков. Мария Николаевна обшивает, устраивает, лечит, уте­шает и ставит на ноги десятки семейств – словом, все действуют, как говорят, «кто во что горазд», и все это с подъемом, с сердцем. Словом, мы не скучаем, некогда... Правда, мы с сестрой еще не устроились, но с Нового года обе думаем о занятиях в институте.

– Мы вас, Геннадий Иванович, непременно закружим, как в водовороте, правда? Вы не откажетесь ни от коньков, ни от салазок, ну, словом, ни от чего! – воскликнула Нелли и прислушалась.

– Папа пришел, вы еще с ним не знакомы? – И она бросилась навстречу высокому, востроносому, с лицом, ис­пещренным резкими морщинами, мужику в русском овчин­ном тулупе, бараньей шапке и местных оленьих торбасах.

Острый запах лошадиного пота и кислой овчины напол­нил гостиную.

– Наследил! Наследил! – прыгала Нелли возле мужи­ка, стараясь повиснуть у него на шее. – Достанется от маман на орехи, и поделом. – И, повиснувши, на ухо: – У нас в гостях герой – Невельской.

– Невельской? – громко повторил Волконский. – Где же он? Дайте посмотгеть... А я давно собигаюсь заагканить вас и ваших одичалых могяков – у меня сегьезное дело, ба­тюшка, – и он все время крепко тряс руку Невельского и настойчиво требовал зайти к нему переговорить о разведении огородов в Аяне, на Амуре и Сахалине, обещая снабдить книгами, семенами и своими предположениями, основанны­ми на изучении климата.

Из столовой показались гости и хозяйка: Муравьев и Христиани шли, смеясь и затыкая носы.

– Серж, – укоризненно сказала Мария Николаевна, взглянув на пол, – посмотри, что ты наделал! Ты откуда?

– М-да, наследил, – согласился тот, целуя жене ру­ки. – Я от Поджио, сейчас пойду к себе, пегеоденусь.

– Совершенно ясно, что мосье Поджио устраивает у се­бя на ночлег князя Волконского в конюшне – как самом любимом местечке, – насмешливо сказала, жеманясь и при­творно чихая, Христиани, вынула из кармана хрустальный флакончик с ароматической солью и поднесла к самому носу Муравьева.

– Разрешите, мадам, – бросила она хозяйке, – я от­крою форточку? – и бегом направилась к окну, у которого сидели Невельской с Катей, но ее уже предупредил Молча­нов. Нелли тут же потеряла настроение и, шепнув Молчанову на ходу какую-то коротенькую фразу, вышла. Муравьев со Струве подсели к столику с шахматами. Христиани подошла к роялю, Молчанов и Миша засуетились около нее, откинули крышку, зажгли свечи и тут же, стоя, приготовились слу­шать. Мария Николаевна и Екатерина Ивановна уселись на диване. Сестра Кати оставалась в столовой.

И почти без перерыва, в течение всего остального вечера, лились и переливались звуки грустных и веселых итальян­ских песен Христиани, любимые Марией Николаевной Волконской; потом песни каторжные – байкальские, нерчинские и петровские, которые так хорошо, в угоду матери, разучил и исполнял задушевным тенором Мишель, и оперные арии хорошо поставленного баритона Молчанова.

Невельской заслушался.

– А вы поете, Екатерина Ивановна?

– Я больше люблю играть, но и пою, особенно русские плясовые, наши, орловские. Прилежно собираю местные – камчатские, якутские; стараюсь добраться и до тунгусских. Впрочем, не брезгаю и песнями вообще.

– Я постараюсь вам собрать там, у себя, гиляцкие, орочонские, айновские, может быть, и тунгусские – словом, какие будут и насколько сумею, – предложил Невельской. – А для начала завтра же могу вам предложить одну людо­едскую, с Вашингтоновых островов, записанную на острове Нукагива.

– О, как я вам буду благодарна! – обрадовалась она.

И уже перед тем как расходиться, Катя подкупающе про­сто и, нисколько не смущаясь, спела несколько лихих орлов­ских плясовых.

– Мадемуазель Катиш – несравненная русская народная певица! – вскричала Христиани, подбежала к Кате и крепко поцеловала ее.

Катание на салазках, на коньках, в ближайшие леса на лыжах, на добытых моряками откуда-то собаках, поездка табором с палатками на Байкал – время летело быстро и незаметно.

Компания сдружилась и увеличилась: примкнули все Трубецкие и девицы Раевские, муравьевские дамы и моряки, почти все молодые генерал-губернаторские и губернаторские чиновники, друзья Мишеля Волконского по гимназии, а Нелли – по институту.