Георгий Чиж - К НЕВЕДОМЫМ БЕРЕГАМ.

• Название: К НЕВЕДОМЫМ БЕРЕГАМ.
• Автор: Георгий Чиж
• Жанр: Путешествия и география

---

Промокшие до костей офицеры с командами еле добра­лись до берега и из выброшенных на сушу кусков коры и де­рева развели дымный шипящий костер. Разделись и стали обсушиваться.

– Надо бы, – натягивая на себя заскорузлую от соле­ной воды рубашку, сказал, зевая во весь рот, Гревенс, – вы-ста-а-вить на-а ночь кара-а-ул, – и умолк.

– Ка-акие там еще караулы! – сонно возразил уже свернувшийся в клубочек Гроте. – На сто верст никого... – и заснул.

Никто, впрочем, успокоительного ответа Гроте не слы­хал: согревшиеся офицеры и матросы спали мертвым сном.

Разгоревшийся было костер погас, но люди не просыпались.

Пробуждение от холода на рассвете оказалось весьма не­приятным: исчезло все платье, продовольствие и сапоги. Рекогносцировка полуголых матросов выяснила близость большого гиляцкого селения.

5. ЧУДЕСНЫЕ ПРЕВРАЩЕНИЯ

– Ваше высокоблагородие, три лодки! – закричал мат­рос с салинга отбывающему на мостике почти бессменную вахту самому капитану и показал рукой по направлению к берегу Сахалина.

Геннадий Иванович вскинул трубу и удивился – он уз­нал своих, и сердце его сжалось от недоброго предчувствия: возвращались все вместе, не вовремя, почему-то в одном белье, несмотря на холод и ветер.

Через час сконфуженные офицеры и матросы с потуплен­ными глазами предстали перед капитаном в одном белье и без сапог. Кровоточащие, синие от холода ноги, выбиваю­щие мелкую дробь зубы и опущенные головы говорили о многом, но не все. Гревенс взошел на мостик к капитану и, заикаясь, доложил. Капитан слушал, стиснув зубы.

– Инструменты? – спросил он.

– Целы, господин капитан! – ответил, дрожа уже не столько от холода, сколько от стыда и волнения, Гревенс, чувствуя на себе взоры своих раздетых матросов и любо­пытствующей команды корабля.

Наступило долгое молчание. Невельской обдумывал, как поступить.

– Господа офицеры, – сказал, наконец, членораздельно Невельской, – я арестую вас. Лейтенанта Гревенса за раз­гильдяйство и непростительное легкомыслие – на семь су­ток, остальных – на трое. Исполните в первый же день по прибытии в порт. Командам объявляю выговор. А теперь марш по местам, привести себя в порядок, умыться, обо­греться и пообедать!

С опущенными, как были, головами разошлись.

Спустя час новый сигнал матроса с салинга: «Много лодок!» В подзорную трубу было видно, что идет целая фло­тилия гиляцких лодок, растянувшись полукругом. Отдельно впереди идет легкая лодка с четырьмя гребцами. Направле­ние – на левый борт корабля.

– Спустить все лодки и вместе с вооруженными греб­цами укрыться за правым бортом и ждать команды! Приго­товить орудия левого борта к стрельбе! – распорядился Не­вельской. – Оружие пускать в ход в самом крайнем слу­чае. Постараться захватить первую лодку в плен. С салинга долой! Все по каютам!

Мертвый вид корабля не удивил приближающихся гиля­ков, уже владевших, как казалось им, опытом, показавшим беспечность русских моряков. Бесшумно, стараясь не вы­дать своего присутствия, приближалась флотилия, суживая полукруг...

Прижавшись к палубе и лежа, где и как можно, неза­метные для наступающих, матросы и офицеры не спускали глаз с подходившей шлюпки. Гревенс и шесть человек мат­росов в кубрике лежали босые. На них некому было обра­щать внимание, так как, кроме прислуги у двух пушек да капитана, все были заняты.

Гиляцкая лодка подошла почти вплотную к «Байкалу», как вдруг мертвую тишину разодрал свист боцманской дудки. С левого борта прямо в воду, почти в самую гиляцкую лодку, бултыхнулось семь человек. Это были Гревенс и его команда. Неожиданный маневр озадачил не только гиля­ков, но и Невельского, успевшего только скомандовать:

– В атаку!

Цепкие руки прыгнувших в воду матросов раскачали ги­ляцкую лодку и выплеснули озадаченных гребцов в воду.

Через минуту еле дышавшие от страха, мокрые пленники лежали на палубе и, ничего не понимая, испуганно враща­ли глазами. Гиляцкая флотилия остановилась. Две-три лод­ки уже покинули строй и улепетывали обратно.

Вдохновенная и выразительная матросская мимика пока­зала остальным, что захваченные в плен будут крепко нака­заны, если те не образумятся и не отдадут награбленного. Не прошло и получаса, как любители чужого, воинственные гиляки спешно выгребали обратно домой, чтобы вернуть похищенное.

А через несколько дней завязалась дружба, и те же ги­ляки охотно продавали «Байкалу» рыбу и различные про­дукты в обмен на разные мелочи домашнего обихода и усерд­но помогали вести промеры глубин.

Обширность лимана угнетала Невельского. Исследовать возможности плавания здесь для морских судов с теми средствами, которые были в его распоряжении, да еще за два-три месяца, было задачей не по силам: площадь лима­на превышала две тысячи квадратных верст. Пришлось со­средоточить внимание только на вопросе об устье Амура.

Шедший по сахалинскому берегу мичман Гроте, следуя на юг, наткнулся на отмель, которая, как казалось, закры­вала проход к югу от берега до берега. Данные же доклада лейтенанта Казакевича подавали большие надежды: осмат­ривая все бухты, он шел вдоль материкового берега и до­брался до возвышенного мыса Тебах, за которым открылась очень глубокая, с западной стороны, бухта. Из бухты, во всю ее ширину, насколько можно было наблюдать, стреми­лось единое сильное течение.

– Я убежден, – закончил свой доклад Казакевич, – что бухта и есть устье Амура. Ширину его я определяю миль в семь.

– Петр Васильевич! – радостно воскликнул Невельской, выслушав доклад Казакевича. – Ты сделал, я в этом ни­сколько не сомневаюсь, великое для нас открытие. Завтра же мы крепко ухватимся за кончик твоей ниточки и уже не выпустим ее из рук. Ура!

Успех отпраздновали шампанским, матросы – лишней чаркой водки и добавочным отдыхом.

К утру Невельской сообщил план обследования, обду­манный им по частям еще в Петербурге, в спорах о прома­хах, допущенных его предшественниками: вместе с Казаке­вичем на гребных судах, не теряя нити глубин, войти в реку. Перейдя устье под левым берегом, добраться до возбуждаю­щего сомнения главного русла Амура, затем перейти на правый его берег, спуститься вдоль него до впадения в ли­ман, пройти вдоль материкового берега до соединения лимана с Татарским проливом, до той широты, до которой доходил Бротон, а оттуда, следуя уже вдоль западного бе­рега Сахалина к северу, возвратиться на транспорт.

– Вот, господа, порядок исполнения моего плана, – объявил Невельской офицерам. – Я полагаю, что если при этом ни в каком случае не терять нити глубин, по которой шел лейтенант Казакевич, то мы сможем одним выстрелом убить двух зайцев: проложить судоходный путь для входа в Амур кораблей и выхода обратно к морю, а может быть, и «несуществующему» Татарскому проливу, – и хмурое, изборожденное морщинами, покрытое мелкими рябинками лицо Невельского осветилось широкой радостной улыб­кой. – Что бы ни случилось дальше, вход в Амур с севера оказался доступным для судов, и надо думать, что он не единственный. С богом!

Во главе с самим Невельским в поход двинулись шлюп­ки: шестерка, четверка и вельбот, с командирами на них – Поповым, Гейсмаром и Гроте. Поход не из легких: штормо­вые ветры заставляли чуть не вплотную прижиматься к бе­регам, десятки раз садиться на мель, сниматься, стоя по грудь в воде, и возвращаться обратно, чтобы ухватить упу­щенную нить глубин.

Шквалы рвали в клочья и без того уже рваные паруса и опрокидывали крохотные скорлупки. Дожди промочили насквозь платье; паруса стали мокрыми от шквальных дож­дей и туманов. Сухари заплесневели уже на четвертый день, провизия, особенно крупа, мука, макароны, превратилась в сплошной ком липкой противной массы. Промеры выма­тывали силы, а отдыхать было некогда и негде. Но тяжелые весла без перерыва сменялись набухшими водой мокрыми парусами, паруса сменялись снова тяжелыми веслами – поход продолжался.

Туман либо скрывал лодки друг от друга, либо сбивал их в кучу, нарушая строгую последовательность промеров. Руки как у матросов, так и у офицеров покрылись кровавы­ми мозолями и кровоподтеками, исчерченная по всем на­правлениям глубокими трещинами и ссадинами кожа по­теряла эластичность, лопалась или шелушилась. От соленой воды образовались кровоточащие язвы.

И тем не менее участники похода не теряли бодрости – работа ладилась, и записные книжки покрывались рядами промеров глубин. Особенно радовали столбцы фарватера Амура, покрытые двузначными цифрами сажен, превышав­шими нужные для плавания морских судов глубины в нес­колько раз.

Собираясь иногда вместе на ночевки и обсушиваясь у костра, неунывающая компания офицеров цитировала наизусть нелепости доклада Нессельроде о непригодности устья Амура для судоходства и сочиняла по этому поводу неприличные частушки, заражая своим задорным настроени­ем и матросов. Частушки заливисто оглашали пустынные бе­рега, и бесстыдное эхо четко и громко повторяло нескром­ные слова. Под пение легче было бросать лот и орудовать длинными шестами.