Кнут Гамсун - Последняя отрада

• Название: Последняя отрада
• Автор: Кнут Гамсун
• Жанр: Классическая проза
• ISBN: 5-85869-043-2

Кнут Гамсун (настоящая фамилия - Педерсен) родился 4 августа 1859 года, на севере Норвегии, в местечке Лом в Гюдсбранндале, в семье сельского портного. В юности учился на сапожника, с 14 лет вел скитальческую жизнь.

В книгу известного норвежского писателя вошли два романа "Последняя отрада" и "Последняя глава".

---

ГЛАВА 1

Я ушел в леса.

И вовсе не из чувства обиды на что-нибудь и не потому, что людская злоба причинила мне особую боль; но раз леса не идут ко мне, то я иду к ним. Вот и все.

На этот раз я ушел не как чернорабочий или бродяга. У меня есть деньги, я пресытился всем, мне надоели и успех и удача,- понимаешь ли ты это? Я покинул свет, как султан, который покидает обильный стол, гарем и цветы и надевает на себя власяницу.

Конечно, я мог бы нашуметь при этом немного больше. Дело в том, что я собираюсь здесь размышлять и раскаливать докрасна свое железо. Ницше по этому случаю сказал бы следующее: «Последние мои слова, с которыми я обратился к людям, вызвали в них сочувствие, они кивнули мне. Но это и были мои последние слова, прежде чем я ушел в леса. Ибо тогда я понял, что сказал нечто нечестное или глупое…»

Но я ничего не сказал, я просто ушел в леса.

* * *

Пожалуйста, не думай, что здесь так ничего и не случается. Здесь идет снег, совсем как в городе, а птицы и животные хлопочут с утра до вечера и с вечера до утра. Я мог бы посылать отсюда обличительные истории, но я этого не делаю. Я удалился в леса ради уединения, а также ради того железа, которое я храню в себе и которое раскаливается. Сообразно с этим я и обращаюсь с самим собой. Если когда-нибудь повстречаю оленя, то, может быть, я скажу: «Господи боже ты мой, да ведь это олень, и он свирепый». Но если олень произведет на меня слишком сильное впечатление, то я скажу: «Это теленок или птица какая-нибудь»… и я буду лгать себе без зазрения совести.

Будто бы здесь ничего не случается.

Однажды я был свидетелем того, как повстречались двое лопарей. Это были молодой парень и молодая девушка. Вначале они вели себя, как и подобает вообще людям. «Боррис!»- сказали они друг другу, и оба улыбнулись. Но сейчас же вслед за этим они повалились кувырком в снег и на некоторое время скрылись с моих глаз. Когда прошло с четверть часа, я решил, что надо пойти посмотреть, не задохнулись ли они в снегу. Они поднялись, как ни в чем не бывало, и каждый пошел своей дорогой.

Никогда во всю свою долгую жизнь не видал я, чтобы кто-нибудь так здоровался.

* * *

Я живу и день и ночь в покинутой землянке, в которую приходится залезать ползком. По всей вероятности, кто-нибудь уже давно сложил ее в минуту крайности; быть может, какой-нибудь беглец скрывался в ней от погони в ненастные дни.

В землянке нас двое. Впрочем, если не считать Мадам за человека, то выходит, что в землянке живу я один. Мадам - это мышка, с которой я живу и которой дал это имя, чтобы выразить ей свое уважение. Она поедает все, что я оставляю в углах, а иногда она сидит и смотрит на меня.

В землянке я нашел старое сено, которое я любезно предоставил в пользование Мадам, а для своей постели я набрал, как это и полагается, мягкой хвои. У меня есть топор, пила и кое-какая посуда. Для спанья у меня есть мешок из бараньей шкуры, мехом внутрь. Всю ночь на очаге у меня горит огонь, моя куртка, которая висит возле очага, к утру вся пропитывается запахом свежей смолы. Когда у меня является желание выпить кофе, я выхожу из землянки и наполняю котелок чистым снегом, потом я вешаю котелок над огнем и получаю прекрасную воду.

«Ну, что это за жизнь?»

Теперь ты сказал глупость. Это такая жизнь, о какой ты не имеешь и понятия. Ты живешь в городе, у тебя есть квартира, хорошо меблированная, у тебя много безделушек, картин и книг,- но у тебя есть жена и служанка, и у тебя множество всевозможных расходов. Ни днем, ни ночью ты не имеешь покоя, потому что ты должен участвовать в общей гонке. А я наслаждаюсь покоем. Что же, наслаждайся твоей интеллектуальной жизнью, книгами, искусством и газетами! Охотно уступаю также тебе твои кафе и твой виски, от которого я каждый раз чувствую себя нехорошо. А я наслаждаюсь жизнью в лесах и чувствую себя прекрасно. Если же ты предложишь мне какие-нибудь отвлеченные вопросы, желая поставить меня в тупик, то я просто отвечу тебе, например, что бог - это первоисточник всего, а люди воистину не более пылинок или песчинок во вселенной. Этим тебе и пришлось бы довольствоваться. Но если бы ты пожелал идти дальше и спросил бы меня, что такое вечность, то оказалось бы, что в этом вопросе я ушел так же далеко, как и ты, а потому я ответил бы: вечность - это просто время, которое не имеет еще формы, совсем еще не имеет никакой формы. Милый друг, иди-ка сюда, я выну из кармана зеркало и пущу зайчика на твое лицо, и освещу тебя, мой друг.

* * *

Ты валяешься в постели часов до десяти или одиннадцати утра, а встаешь все-таки утомленным и вялым. Я так и вижу тебя перед собой, когда ты выходишь на улицу: у тебя зажмуренные глаза, которые не могут переносить утреннего света. А я встаю в пять часов утра, и я бодр и свеж, и мне не хочется больше спать. Повсюду царит еще мрак, но все-таки есть еще на что посмотреть: я вижу луну, звезды, облака и наблюдаю за предвестниками погоды наступающего дня. Я могу определить погоду за несколько часов вперед. Я прислушиваюсь к шепоту ветерка. Затем стараюсь уловить, как потрескивает лед в озере Глимма: сухо и легко или глубоко и протяжно. Да, я слышу всевозможные предзнаменования; а когда светает, я соединяю те предзнаменования, какие я уловил ухом, с теми, которые я увидал с рассветом.

И я становлюсь все более и более опытным и чутким.

Но вот на востоке появляется узкая светлая полоска, звезды тают и как бы рассасываются на небе, свет побеждает тьму. Вскоре над лесом взлетает ворон и кружит в воздухе, и я предупреждаю Мадам, чтобы она не высовывала носика из нашей землянки, иначе она будет съедена.

Если же ночью выпал снег, то деревья и кусты, а также большие камни принимают какой-то фантастический вид; можно подумать, что это какие-то чудовища, которые появились ночью с другого света. Сосна, поваленная бурей, с корнями, торчащими вверх, напоминает ведьму, которая вдруг окоченела в самый разгар каких-то темных своих проделок.

Вот заячьи следы на снегу, а вон длинные следы какого-то одинокого оленя. Я беру мешок, в котором сплю, и вешаю его высоко на дереве; это я делаю изза Мадам, которая поедает все; и я углубляюсь в лес по следам оленя. Я заметил, что олень шел не по прямой линии, но все-таки направлялся к определенной цели, он шел на восток, навстречу утренней заре. На берегу реки, в том месте, где течение особенно быстро и вода никогда не замерзает, олень напился, поскоблил копытом землю в поисках мха, отдохнул немного и пошел дальше.

И вот желание узнать, что делал этот олень, куда он шел, составляет для меня, быть может, единственную мою задачу на этот день, мое единственное впечатление. И я нахожу, что этого достаточно. Дни коротки, уже в два часа я направляюсь домой среди сгущающихся сумерек. На землю спускается тихий, благодатный вечер. Придя домой, я начинаю стряпать. Мяса у меня сколько угодно, оно хранится в трех высоких сугробах снега. Впрочем, у меня есть лакомство и получше: восемь кусков жирного оленьего сыра, а также масло, а в придачу ко всему этому ковриги высушенного хлеба.

В то время, как котел кипит, я ложусь, смотрю на огонь, и мною понемногу овладевает дремота. И я сплю не после обеда, а до обеда. Когда я просыпаюсь, похлебка моя готова, в хижине пахнет вареным мясом и смолой; Мадам беспокойно бегает взад и вперед по полу и, наконец, получает свою порцию. Я ем, а потом закуриваю трубку.

Вот день и прошел. И прошел он тихо и спокойно, у меня не было никаких неприятностей. В этом царстве великой тишины я живу один, других людей нет; это сознание возвышает меня в моих собственных глазах и делает меня значительным, как бы ближним самого Бога. А что касается раскаливания железа, которое находится во мне, то я думаю, что и с этим также все обстоит благополучно, ибо Господь творит чудеса из любви к своему ближнему.

Я лежу и думаю об олене, о том, куда он пошел, что он делал на берегу реки и где он находится в настоящее время. Где-нибудь он, наверное, запутался рогами в ветвях и сорвал с дерева кору; в другом месте он наткнулся на незамерзшее болото и ему пришлось свернуть в сторону, но, обогнув болото, он снова стал придерживаться того же направления и пошел на восток. Вот о чем я размышляю, лежа, покуривая свою трубку.

А ты? Уж не прочел ли ты для сравнения в двух газетах статьи, в которых говорится об отношении общественного мнения в Норвегии к вопросу о страховании от старости?

ГЛАВА II

Когда на дворе бушует непогода, я сижу в своей землянке и раздумываю о том, о сем. А иногда пишу письма кому-нибудь из своих знакомых. Я пишу, что мне живется хорошо и что я жду от них таких же известий. Но мне не. приходится отсылать моих писем, и они становятся с каждым днем все старее. Да не все ли равно? Я связал письма в пачку и повесил их на веревке посреди потолка, чтобы Мадам не вздумала грызть их.