Яцек Дукай - Irrehaare

• Название: Irrehaare
• Автор: Яцек Дукай
• Жанр: Киберпанк

---

— Он утверждает, будто похитил меня, чтобы защищать как раз от тебя.

— Просто он рационализирует глубинные мотивы; в каком-то смысле, ты его сын. Только он вовсе не такой уже бесстрастный, каким хотел бы считаться. Он тот еще манипулятор; впрочем, я никогда его до конца не пойму.

— Это машина!

— Неужто ты чувствуешь себя сыном машины? Названия, имена — они могут убивать, об этом тебе уже известно; но иногда они означают лишь сумму звуков. Ведь это ты тоже должен был узнать — не ожидай от Иррехааре однозначности.

— Тогда, как я могу тебе верить?

— Не верь. Но прими во внимание мои слова. Ты упаковка для всего Иррехааре, для программ Аллаха, для его памяти — и твоим предназначением является смерть. Ты родился ради этой минуты: для смерти.

— Продолжай.

— Из Иррехааре выбраться мы можем лишь одним способом — путем его уничтожения, ведь, не путем же собственной смерти. И это ты будешь тем, кто обратит алгоритм смерти против системы: ты сопряжен с нею, как она сопряжена с нами. Ты разложишь ее изнутри. И освободишь нас. Ты — персонификация Аллаха. Сумма вероятностей всех игроков — понятное дело, обусловленная и собственным опытом. С каждым мгновением ты ассимилируешь очередную зону памяти системы. С каждой секундой ты становишься все более совершенным усреднением характера человека. И все крепче сопрягаешься, объединяешься… Ты поглощаешь нас! Что, не понимаешь этого? Не чувствуешь? Ты обязан умереть!

Я проигнорировал его вопли.

— Зачем же повелителю Иррехааре стремиться к уничтожению собственной империи?

Он выпустил воздух через нос.

— Самурай чудовище и тиран, так? — буркнул он. — Видишь ли, и я сам не такой уж однозначный. Думаешь, я хотел этого? Мечтал о тирании? Или заранее предусмотрел, что доведу до такой вот ситуации? Тебе кажется, я желал, чтобы проклинали мое имя, пускай это и псевдоним? Все гораздо сложнее. Выборы, которые я совершал, решения, которые предпринимал… Вообще-то, намерения мало чего значат, на поверхность выползает совершенно иное; годик, два — глянешь в зеркало и увидишь дьявола.

— Что, жертвуешь собой?

— Нет, сам хочу освободиться.

— От чего?

— От Самурая.

Я рассмеялся. В последнее время все чаще возникал у меня этот короткий, издевательский смешок.

Тот стиснул челюсти, сжал пальцы на рукояти катаны.

— Ты не можешь иметь ко мне претензий, — сказал я. — Ведь я же случайная составляющая всех охваченных Иррехааре игроков: Аллах вцепился им в мозги и скопировал их содержимое; он вырос на нем, а я — аватара Аллаха, ведь правда? Я не мог бы ненавидеть, если бы у них не было ненависти.

— И не мог бы любить.

— Слова, господин Самурай. Нет, я не вскрою себе живот.

Это мое решение его не удивило. Ведь он знал его с самого начала, предчувствовал.

— А ты здорово справился с муляжами, — сказал он примирительным тоном. — Этого я как раз, более-менее, ожидал; ты снес их с ходу. Впрочем, я брал именно для этого: мне хотелось увидеть, как ты убиваешь. Но ведь и меня люди боятся небезосновательно. Нельзя сказать, чтобы было уже слишком поздно, чтобы у меня не было никаких шансов. Хотя, по сути, не такие они уже и большие. В отличие от риска, — тут он вдруг нервно скривил гримасу.

Я глянул вверх, на темный потолок, затем осмотрелся по полной теней внутренности святыни. Собор. Все именно потому. Поединки в соборах обладают долгой традицией. В соборах прекрасно проливается кровь.

— Да.

32. УБИЙСТВО

Мы танцуем.

Танец этот, в основном, красив отблеском смерти на клинках наших мечей. Отблеском решительности в глазах. Шаг за шагом, на полусогнутых ногах, в деликатном, глубоком балансе всего тела. Серебряные иглы нацелены в горло противнику. Сохранить ритм. Не выпасть из фигуры. Я почти что слышу музыку. А ведь вокруг — тишина.

Когда он глядит мне в глаза (его взгляд быстрым, нерегулярным маятником перескакивает от зрачка к зрачку, его глазные яблоки неустанно подрагивают), я почти что могу коснуться и нажать на струну воли, которой он меня опутал и поработил, так что я не в состоянии ни произнести, ни даже подумать, какого-либо Имени — и вот меня не слушает дерево, мне не подчиняются камни.

Потому, мы танцуем. Я пытаюсь его немо напугать. Ведь он же знает о сотнях фехтовальщиках, замкнутых в моей памяти, об опыте тысяч битв, дремлющем в инстинктах моего тела, но не реагирует. Его концентрацию нельзя разрушить.

Наискось через бедро, после полудуги вверх, к челюсти, выпад, оборот и вольт — и снова, шажок за шажком, по кругу. Он быстрее страха. Парирует и контратакует в последние мгновения шанса. Это нечеловеческий, насекомый темп: должно быть, Самурай воспользовался своими хакерскими программами и переключился на ускоренное течение времени.

Я натягиваю струну. Еще, еще сильнее. Пора! Ускориться! Меня порога восприятия мысли не существует, поскольку у меня нет материального мозга, значит, не нужно пользоваться посредничеством прививки. Время!

И вот острие катаны замедляется. Я вхожу в ритм Самурая — но изумления в его глазах тоже не увижу. Более широкий, хотя и более длинный и прямой клинок Немочи отражает в своих молниеносных движениях все вибрации катаны — словно он связан с нею эластичной нитью.

Теперь мы оба ожидаем ошибки со стороны противника; прекратились неожиданные атаки и рискованные контрудары, танец сделался спокойней. Шажок за шажком, клинки нацелены в горло противника. Мы словно сопряжены друг с другом. Мы уже добрались до алтаря; за спиной Самурая вверх, к табернакулум[4], вздымается крутая лестница; выглаженные прикосновениями мириадов ладоней темно-серые ангелы с золотыми кадильницами находятся на левом и правом фланге, а облупанная голубица Духа Святого с боковой фрески проливает на него свет забытого благословения.

Колющий удар в бедро, Самурай блокирует, классически ввинчивается под мою руку, только я уже за ангелом, перебрасываю меч в левую руку и предательской дугой бью по шее, плечу, груди. Он, в вихре одеяний, сошел с линии удара еще до того, как мне удалось его хорошенько направить, и рубит воздух. Балет вокруг статуи. Выходим мы уже за колоннадой. Кровь на ладони Самурая — все-таки, я его зацепил.

Он рвется к ближнему столкновению, связывает его быстрым, инстинктивным обменом бешенных ударов. Металлический стон и скрежет сталкивающихся клинков гонит под своды громкое эхо, словно воют души смертных грешников.

Двумя руками вниз, оборот, напряженными пальцами левой руки в горло, прищур глаз и жесткий удар под колено. Он не успел закрыться: я рублю горизонтально. Он спотыкается на ступенях. Я же ошибки не совершаю: отступаю и бью по ногам; этот удар ему не отбить. Хирургически поправляю в бедро: артерия. Самурай немо вопит неожиданным выдохом. Даже неприятно глядеть на поражение титана.

Светлая кровь растекается у основания алтаря.

Он пытается ее остановить: высоко, чуть ли не на бедре, перевязывает ногу — быстро, крепко, умело. Только ему прекрасно известно, что это уже ничего не даст. Кровь продолжает течь: слишком глубоким, слишком точным был мой удар. Лицо Самурая бледнеет. Теперь струна опутывает и его, она ограничивает его обычными возможностями фигуры игрока, теперь ему уже никак не пригодятся все те великолепные коэффициенты магии, вырванные из программы с помощью пиратских трюков, слишком силен тот клинч, в котором мы связали собственные силы. И он знал об этом, решаясь на поединок, не давая себе слишком больших шансов. В конце концов — ну что он теряет? Одну компьютерную жизнь.

Но — этот страх в его глазах.

— Предатель… — шепчет он.

Что-то удерживает меня от того, чтобы добить его; я уже чуть ли не сожалею о собственной победе: предчувствуя в этом тайну, мрачный секрет. Я вытираю меч, возвращаюсь за брошенными ножнами, вкладываю в них клинок. Смертельный шепот Самурая несется по церкви; святыня заполняется его тяжелым дыханием. Я слышу его очень четко, стоя в средине нефа и опираясь на влажной от пота рукояти — повернувшись к нему спиной, всматриваясь в мед небесного сияния, сочащийся сквозь далекие двери. Там, сзади — апокалиптические ангелы склоняются над принесенной им кровавой жертвой. Каскады карминовых капель на ступенях. Стебель катаны, издевающийся над смертью собственным блеском. Если бы я глянул — а я глядеть не стану — то увидал бы уставившиеся в меня глаза моего побежденного соперника. Ну почему я не ударил в горло, в сердце. Чертовски долго он сдыхает…

— Он, являющийся тобой больше, чем ты сам, должен был знать… он с самого начала знал, что тебе и в голову не придет пожертвовать собой, это я был слишком большим оптимистом. А он знал и согласился, поскольку уже тогда… запланировал это… он давно уже хотел от меня избавиться; я же был слишком ослеплен возможностью выхода, слишком много надежды… и страха… Ты ведь знаешь: все имеет свою цену; тебе известно, чего требовал Самурай, и до чего должен был дойти, чтобы стать им. Слишком много страха… после этого я желал только выйти, выбраться. И он этим воспользовался. Ты знаешь, тебе известно лучше всего, какой он жестокий и коварный… — смеется Самурай. — Я должен был предвидеть его измену. Он выкрал тебя, одарил сознанием, защищал иллюзорным бессмертием. Уже тогда я был в проигрыше… Он никогда не желал нас спасти. И для этого создал себе орудие, оружие… это я его для него придумал… единственное оружие, которое могло меня победить… и оно победило. Ох, я-то думал: не можем же мы быть такими чудовищами; только здесь десяти праведников будет недостаточно… Ну, обернись же, я умираю; тебе это доставляет удовольствие, правда? …мне доставляло. Только, кому я это говорю… еще немного, и ты достигнешь любой ячейки Аллаха, ты, убийца… — Он вновь смеется, уже тише, его голос звучит все слабее. — Но ты достигнешь и личности каждого, кто прошел через Иррехааре. А я тебя даже проклясть не могу… абстракция, вот ты кто… Боже, а ведь какой чудесный был план…