Николай Гумилев - Том 1. Стихотворения

• Название: Том 1. Стихотворения
• Автор: Николай Гумилев
• Жанр: Поэзия
• Год: 1991
• ISBN: 5-280-01535-0, 5-280-01536-9

Собрание сочинений одного из виднейших представителей «серебряного века» русской изящной словесности Н.С. Гумилева (1886–1921) выходит впервые на его родине спустя семьдесят лет с момента трагической гибели поэта.

В первый том настоящего издания входят практически все поэтические произведения Гумилева, сопровождаемые подробными комментариями, проясняющими в необходимых случаях сложнейший историко-философский подтекст его лирики и небольших эпических произведений.

http://ruslit.traumlibrary.net

---

<1917>

Богатое сердце

Дремала душа, как слепая,
Так пыльные спят зеркала,
Но солнечным облаком рая
Ты в темное сердце вошла.

Не знал я, что в сердце так много
Созвездий слепящих таких,
Чтоб вымолить счастье у Бога
Для глаз говорящих твоих.

Не знал я, что в сердце так много
Созвучий звенящих таких,
Чтоб вымолить счастье у Бога
Для губ полудетских твоих.

И рад я, что сердце богато,
Ведь тело твое из огня,
Душа твоя дивно крылата,
Певучая ты для меня.

<1917>

Синяя звезда

Я вырван был из жизни тесной,
Из жизни скудной и простой,
Твоей мучительной, чудесной,
Неотвратимой красотой.

И умер я… и видел пламя,
Не виданное никогда.
Пред ослепленными глазами
Светилась синяя звезда.

Как вдруг из глуби осиянной
Возник обратно мир земной,
Ты птицей раненой нежданно
Затрепетала предо мной.

Ты повторяла: «Я страдаю».
Но что же делать мне, когда
Я наконец так сладко знаю,
Что ты — лишь синяя звезда.

<1917>

«В этот мой благословенный вечер…»

В этот мой благословенный вечер
Собрались ко мне мои друзья,
Все, которых я очеловечил,
Выведя их из небытия.

Гондла разговаривал с Гафизом
О любви Гафиза и своей,
И над ним склонялись по карнизам
Головы волков и лебедей.

Муза Дальних Странствий обнимала
Зою, как сестру свою теперь,
И лизал им ноги небывалый
Золотой и шестикрылый зверь.

Мик с Луи подсели к капитанам,
Чтоб послушать о морских делах,
И перед любезным Дон Жуаном
Фанни сладкий чувствовала страх.

А по стенам начинались танцы,
Двигались фигуры на холстах,
Обезумели камбоджианцы
На конях и боевых слонах.

Заливались вышитые птицы,
А дракон плясал уже без сил,
Даже Будда начал шевелиться
И понюхать розу попросил.

И светились звезды золотые,
Приглашенные на торжество,
Словно апельсины восковые,
Те, что подают на Рождество.

«Тише, крики, смолкните, напевы!
Я вскричал — И будем все грустны,
Потому что с нами нету девы,
Для которой все мы рождены».

И пошли мы, пара вслед за парой,
Словно фантастический эстамп,
Через переулки и бульвары
К тупику близ улицы Декамп.

Неужели мы Вам не приснились,
Милая с таким печальным ртом,
Мы, которые всю ночь толпились
Перед занавешенным окном?

<1917>

«Еще не раз Вы вспомните меня…»

Еще не раз Вы вспомните меня
И весь мой мир, волнующий и странный,
Нелепый мир из песен и огня,
Но меж других единый необманный.

Он мог стать Вашим тоже, и не стал,
Его Вам было мало или много,
Должно быть, плохо я стихи писал
И Вас неправедно просил у Бога.

Но каждый раз Вы склонитесь без сил
И скажете: «Я вспоминать не смею,
Ведь мир иной меня обворожил
Простой и грубой прелестью своею».

<1917>

«Так долго сердце боролось…»

Так долго сердце боролось,
Слипались усталые веки,
Я думал, пропал мой голос,
Мой звонкий голос, навеки.

Но Вы мне его возвратили,
Он вновь мое достоянье,
Вновь в памяти белых лилий
И синих миров сверканье.

Мне ведомы все дороги
На этой земли привольной…
Но Ваши милые ноги
В крови, и Вам бегать больно.

Какой-то маятник злобный
Владеет нашей судьбою,
Он ходит, мечу подобный,
Меж радостью и тоскою.

Тот миг, что я песнью своею
Доволен, — для Вас мученье…
Вам весело — я жалею
О дне моего рожденья.

<1917>

Предложенье

Я говорил: «Ты хочешь, хочешь?
Могу я быть тобой любим?»
Ты счастье странное пророчишь
Гортанным голосом своим.

А я плачу за счастье много,
Мой дом — и звезд и песен дом,
И будет странная тревога
Расти при имени твоем.

И скажут: «Что он? Только скрипка,
Покорно плачущая, он,
Ее единая улыбка
Рождает этот дивный звон».

И скажут: «То луна и море,
Двояко отраженный свет, —
И после: — О, какое горе,
Что женщины подобной нет!»

Но, не ответив мне ни слова,
Она задумчиво прошла,
Она не сделала мне злого,
И жизнь по-прежнему светла.

Ко мне нисходят серафимы,
Пою я полночи и дню,
Но вместо женщины любимой
Цветок засушенный храню.

<1917>

Прощанье

Ты не могла иль не хотела
Мою почувствовать истому,
Свое дурманящее тело
И сердце отдала другому.

Зато, когда перед бедою
Я обессилю, стиснув зубы,
Ты не придешь смочить водою
Мои запекшиеся губы.

В часы последнего усилья,
Когда и ангелы заплещут,
Твои серебряные крылья
Передо мною не заблещут.

И в встречу радостной победе
Мое ликующее знамя
Ты не поднимешь в реве меди
Своими нежными руками.

И ты меня забудешь скоро,
И я не стану думать, вольный,
О милой девочке, с которой
Мне было нестерпимо больно.

<1917>

«Нежно-небывалая отрада…»

Нежно-небывалая отрада
Прикоснулась к моему плечу,
И теперь мне ничего не надо,
Ни тебя, ни счастья не хочу.

Лишь одно я принял бы не споря —
Тихий, тихий, золотой покой
Да двенадцать тысяч футов моря
Над моей пробитой головой.

Чтобы грезить, как бы сладко нежил
Тот покой и вечный гул томил,
Если б только никогда я не жил,
Никогда не пел и не любил.

<1917>

Прощенье

Ты пожалела, ты простила
И даже руку подала мне,
Когда в душе, где смерть бродила,
И камня не было на камне.

Так победитель благородный
Предоставляет без сомненья
Тому, кто был сейчас свободный,
И жизнь, и даже часть именья.

Все, что бессонными ночами
Из тьмы души я вызвал к свету,
Все, что даровано богами
Мне, воину, и мне, поэту,

Все, пред твоей склоняясь властью,
Все дам и ничего не скрою
За ослепительное счастье
Хоть иногда побыть с тобою.

Лишь песен не проси ты милых,
Таких, как я слагал когда-то,
Ты знаешь, я их петь не в силах
Скрипучим голосом кастрата.

Не накажи меня за эти
Слова, не ввергни снова в бездну.
Когда-нибудь при лунном свете,
Раб истомленный, я исчезну.

Я побегу в пустынном поле,
Через канавы и заборы,
Забыв себя, и ужас боли,
И все условья, договоры.

И не узнаешь никогда ты,
Чтоб не мутила взор тревога,
В какой болотине проклятой
Моя окончилась дорога.

<1917>

Уста солнца

Неизгладимы, нет, в моей судьбе
Твой детский рот и смелый взгляд девический.
Вот почему, мечтая о тебе,
Я говорю и думаю ритмически.

Я чувствую огромные моря,
Колеблемые лунным притяжением,
И сонмы звезд, что движутся, горя,
От века им назначенным движением.

О, если б ты была всегда со мной,
Улыбчиво-благая, настоящая,
На звезды я бы мог ступить пятой
И солнце б целовал в уста горящие.

<1917>