Иван Тургенев - Том 2. Сцены и комедии 1843-1852

• Название: Том 2. Сцены и комедии 1843-1852
• Автор: Иван Тургенев
• Издательство: Наука
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 1978

Во второй том вошли сцены и комедии И.С. Тургенева: «Неосторожность», «Безденежье», «Где тонко, там и рвется», «Нахлебник», «Холостяк», «Завтрак у предводителя», «Месяц в деревне», «Провинциалка», «Разговор на большой дороге», «Вечер в Сорренте» созданные писателем в 1843–1852 гг, а также неоконченные произведения, планы, наброски.

---

В творческой истории «Месяца в деревне» сыграло известную роль знакомство Тургенева с драмой Бальзака «Мачеха» («LaMarâtre»), шедшей весной 1848 г. в Париже, где Тургенев тогда жил[298]. «Главные персонажи обеих пьес, — полагал Л. П. Гроссман, — вполне соответствуют друг другу в общей сценической схеме; они выполняют совершенно аналогичные роли. <…> Соотношение действующих лиц в обеих пьесах сводится в основном к следующей схеме: молодая женщина (Гертруда, Наталья Петровна) является соперницей юной девушки, своей падчерицы или приемной дочери (Полина, Верочка) в любви к молодому человеку, служащему у них (Фердинанд, Беляев); влюбленная женщина в целях удаления соперницы пытается выдать девушку замуж за явно неподходящего претендента (Годар, Большинцов). В этом плане, как и вообще в развитии соотношений между главными персонажами, принимает деятельное участие домашний врач, тонкий и насмешливый наблюдатель всего происходящего (Вернон, Шпигельский). Вот схема, неизменно определяющая развитие действия обеих пьес»[299]. Однако, даже если Тургенев и воспользовался сюжетной схемой «Мачехи», он придал всей драме иной смысл, имеющий мало общего с содержанием пьесы Бальзака. От «Мачехи» «Месяц в деревне» отличается и конфликтом, и сутью изображенных характеров, и «психологической задачей». В «Мачехе», в частности, нет персонажа, соответствующего Ракитину, который несет у Тургенева важнейшую идейную и художественную нагрузку; пьеса Тургенева хотя и была существенно обеднена, но не распалась при удалении в цензурной ее редакции образа Ислаева; пьеса Бальзака при уничтожении образа мужа лишилась бы всякого смысла. Важное отличие отметил и Гроссман: в комедии Тургенева полностью отсутствует характерный для «Мачехи» мелодраматизм. Конечно, попытка Бальзака показать, по формулировке критика «Revue des Deux Mondes», что «вокруг какой-нибудь кушетки и ломберного стола человеческие страсти могут сплести такую же подлинную трагедию, как и в идеальном мире исторических героев»[300], могла привлечь и Тургенева, но к его «Месяцу в деревне» никак нельзя было бы отнести слова, сказанные фельетонистом «Северной пчелы» по поводу «Мачехи»: «Что за развязка? Что за чудовищный сюжет? К чему это отравление? Почему не признаться отцу в тайном браке? По всему видно, что Бальзак хотел сильно потрясти своих слушателей и для этого придумал такой варварский конец» (Сев Пчела, 1848, 16 июня, № 133).

Кроме того, распространенный мотив такого же соперничества двух женщин был затронут Тургеневым еще до знакомства с драмой Бальзака, в наброске романтической драмы «Две сестры» (1844), связанной с театром Мериме (см. наст. том).

От «Месяца в деревне» тянутся нити и к другому произведению Тургенева 1844 г. — повести «Андрей Колосов». В черновой редакции пьесы на протяжении двух первых действий студент — герой комедии — носил имя «Андрей Колосов» (Андрей, А., Ан., Кол., К.). Многие черты Беляева — его обаяние, непосредственность, смелость — намечены уже в герое ранней повести, с его «ясным, простым взглядом на жизнь». Как и Беляев, он «воспитан был на медные гроши», жил в деревне, а затем «вступил в университет и начал жить уроками»; «профессора считали его малым неглупым, но „без больших способностей“ и ленивым» (ср. автохарактеристику Беляева, с. 312).

Однако, как отметил уже Белинский, в «Андрее Колосове» «много прекрасных очерков характеров и русской жизни, но как повесть в целом это произведение до того странно, не досказано, неуклюже, что очень немногие заметили, что́ в нем было хорошего» (Белинский, т. X, с. 345). В пьесе Тургенев продолжает разрабатывать образ Колосова и не только сопоставляет, но и сталкивает в драматическом конфликте героя-разночинца с представителями иной социальной среды.

Контраст «студента» и хозяев «дворянского гнезда» намечается с самого начала, еще до появления его на сцене, причем этот контраст особенно отчетлив в черновом автографе пьесы. По словам Натальи Петровны, обращенным к Рябинину (Ракитину печатных редакций), у него характерная внешность студента: «Худой, стройный, волосы длинные, веселый взгляд, смелое выражение… Вы увидите. Он, правда, довольно неловок, ну и не совсем опрятен — а для вас это беда…» (подчеркнутое отсутствует в печатных редакциях, см. с. 239). Несколько далее, уже после первого появления студента, Наталья Петровна замечает: «О нем нельзя судить как о нашем брате (печатный вариант: „… судить по тому, что… наш брат сделал бы на его месте“). Ведь он нисколько на нас не похож, Рябинин» (см. с. 239).

Писатель тщательно отрабатывает реплику «студента» в первом действии о его детстве, об унизительных занятиях отца, которому «было не до того», то есть не до воспитания сына. Фраза: «Он с трудом добывал насущный хлеб» заменяется горькими словами о том, что отец был вынужден добывать свой хлеб унизительными «услугами». В дальнейшем Тургенев не счел нужным повторить слова Беляева о его «невоспитанности» и вычеркнул в черновой рукописи следующий знаменательный отрывок: «Да ведь и то сказать — какое воспитание я получил! Отец мой, конечно, человек добрейший, а грамоте куда плохо знает; ну и достатков нет. Я сам, представьте, до 12 лет читать не умел… да спасибо наш дьячок…»

Таким образом, уже с самого начала определяется в пьесе социальная природа цельности, непосредственности, естественности Беляева.

Однако Беляев не только свежий, «непосредственный юноша» (по словам Рябинина), к тому же еще очень молодой («Вы еще дитя», — говорит Наталья Петровна; впоследствии эти слова недаром были вычеркнуты), Алексей Беляев — человек с передовыми взглядами, студент «политического отделения» Московского университета. Не случайно, что студент впервые обозначается буквой Б. в середине второго действия комедии, когда между ним и Рябининым происходит разговор о Белинском[301]. Студент с восторгом говорит о статьях великого критика: «Иного я точно не понимаю, иное мне запутанным кажется, неясным — слова он употребляет такие странные, — а где он хорош, где он от сердца говорит — кажется, душу бы за него отдал…». Характерно упоминание в одной из следующих его реплик о Жорж Санд, с которой «дышать легко». В черновом автографе ость также свидетельство о литературных вкусах студента, совпадающих со вкусами самого Тургенева: писатель вложил в уста Беляева характеристику одной псевдоромантической трагедии, данную им самим в рецензии на «Смерть Ляпунова» С. А. Гедеонова (см.: наст. изд., Сочинения, т. 1, с. 245).

Вероятно, мысль изобразить своего героя человеком передовым по своим литературным и общественно-политическим взглядам явилась у Тургенева не с самого начала работы над «Студентом». Несколько ранее первого обозначения студента как Б. он обращается к Рябинину с просьбой дать почитать «Отечественные записки» (в двух печатных редакциях заменено просто «журналом» — см. с. 322). Автограф «Студента» показывает, что писатель колебался в выборе журнала, который получает Рябинин и который просит дать ему студент. Написав сначала — «От<ечественные> зап<иски>», Тургенев затем заменяет их «Библиотекой для чтения» (жур<нал> Б<иблиотека> д<ля чтения>), но затем восстанавливает первое название. Очевидно, весь облик Беляева был бы иным, если бы эта важная деталь не была разработана (в окончательной редакции остался лишь глухой намек: слова о критике — «теплый человек»).

В первой редакции комедии характерный образ студента являлся центральным, чем было обусловлено и название комедии.

В процессе работы над первой редакцией, отраженном в черновом ее автографе, Тургенев обогащает характеры действующих лиц, заостряет социальную проблематику, выявляет все психологическое богатство отношений своих героев. Это достигается путем многочисленных исправлений, зачеркиваний и вставок.

Для истории образа Ракитина важен ряд вариантов его высказываний о любви, например, его большой реплики в пятом действии, дающей резкую характеристику любовного «порабощения» (см. с. 385). Судя по тому, что эта реплика, выброшенная цензурой в тексте «Современника», — единственное из всех цензурных изъятий в корректуре, восстановленное автором в Т, Соч, 1869, а также по тому, что мотивы ее были использованы при окончании в декабре 1854 г. повести «Переписка» (в последнем, XV, письме героя повести[302]), Тургенев придавал словам Ракитина особое значение. Характерно, что подобную же сентенцию мы встречаем в писавшемся одновременно со «Студентом» «Дневнике лишнего человека»: «…разве любовь — естественное чувство? Разве человеку свойственно, любить? Любовь — болезнь, а для болезни закон не писан».

Существенны некоторые вычеркнутые варианты из реплик Натальи Петровны, касающиеся ее отношений к Ракитину и Беляеву.

Уже в черновом автографе были сняты, вероятно, по художественным соображениям, так как другие подобные же высказывания остались при публикации или были изъяты цензурой, некоторые резко антидворянские выпады Шпигельского в четвертом действии. Они вносят дополнительные штрихи в его характеристику.