Иван Тургенев - Том 2. Сцены и комедии 1843-1852

• Название: Том 2. Сцены и комедии 1843-1852
• Автор: Иван Тургенев
• Издательство: Наука
• Жанр: Русская классическая проза
• Год: 1978

Во второй том вошли сцены и комедии И.С. Тургенева: «Неосторожность», «Безденежье», «Где тонко, там и рвется», «Нахлебник», «Холостяк», «Завтрак у предводителя», «Месяц в деревне», «Провинциалка», «Разговор на большой дороге», «Вечер в Сорренте» созданные писателем в 1843–1852 гг, а также неоконченные произведения, планы, наброски.

---

Вопрос о публикации новой комедии занимал Тургенева несравненно менее, чем возможность ее постановки: «31-го числа января (т. е. через 24 дня) будет дана в Москве для бенефиса Щепкина моя комедия в двух актах под названием „Нахлебник“. Хотите Вы ее напечатать в „О<течественных> з<аписках>“? — если она не шлепнется, разумеется? — запрашивал Тургенев 7(19) января 1849 г. А. А. Краевского. — Я сегодня же пишу об этом Щепкину, который тотчас, по получении от Вас письма — Вам ее вышлет. Только, ради бога, чтобы не было опечаток». Письмо заканчивалось просьбой: «Если Вы напечатаете „Н<ахлебник>а“, то велите поставить: Посвящена М<ихайл>е С<еменович>у Щепкину. Если можно, напечатайте 10 отдельных экземпляров. 8 доставьте брату, а 2 перешлите мне».

Письмо это свидетельствует о том, что Тургенев и не подозревал о возможности запрещения пьесы как для сцены, так и для печати. Не мог он знать и того, что его московские друзья решили использовать задержку комедии в театральной цензуре для скорейшего ее опубликования.

«Спешу вам послать пьесу Тургенева, которую вчера взял я от Щепкина, — писал В. П. Боткин 9 февраля 1849 г. А. А. Краевскому, — он был в недоумении, кому послать ее: вам или „Современнику“. Хотя он н получил письмо от Тургенева, где он пишет, чтобы пьесу послать вам, но вместе с этим Щепкин получил письмо и от Некрасова, в котором Некрасов просит прислать пьесу ему. Я разрешил эти сомнения, присоветав следовать письму самого автора. Щепкин покорно просит об одном. Пьеса эта не запрещена еще формально театр<альною> ценсурой; но Щепкина уведомила дирекция, что об этом, идет переписка, след., она к бенефису его и не могла поспеть. После этого он ничего не знает о театральной судьбе ее. Итак, узнайте о ней. А потом Щепкину хочется ее публично прочесть, но для этого она должна быть пропущена ценсурой. И хочется ему прочесть постом. След., нужно, чтобы она как можно скорее была представлена в ценсуру. Итак, нельзя ли сделать, чтоб вы представили ее поскорее в ценсуру и тотчас, если она будет пропущена, известили хотя меня, а я тотчас дам знать ему. Впрочем, если Щепкин замедлял прислать ее к вам, то это потому, что Тургенев пишет, чтобы послать ее вам, когда вы напишете Щепкину письмо об этом. Пока прощайте. Сделайте для Щепкина, ради бога. Да поскорее в ценсуру. Щепкин <просит> еще отпечатать отдельно 10 экземпляров» (Отчет ИПБ за 1889 г., приложения, с. 94).

О задержке пьесы в театральной цензуре Тургенев узнал довольно поздно: «Я, ей же ей, не понимаю, что могла найти цензура в „Нахлебнике“, и с нетерпением ожидаю результата вашей попытки его напечатать, — писал Тургенев 1 марта 1849 г. Краевскому. — Вся комедия, как вы увидите, написана более для одной роли, и вы можете себе представить, как мне было неприятно неисполнение „Нахлебника“ в его бенефис. Ну, однако, дело сделано, и я желаю только, чтобы в вашем журнале ее бы не исказили».

Как свидетельствуют многочисленные исключения, сокращения и поправки, сделанные цензорами «Отечественных записок» в тексте типографских гранок, первоначально предполагалось, что комедия Тургенева в результате этой правки может быть освобождена от наиболее криминальных сцен, строк и слов, препятствующих разрешению ее к печати. Из текста «Нахлебника» было изъято всё то, что подчеркивало связь ее персонажей с крепостным бытом и государственной службой (например, ремарки о числе душ, которыми владеет тот или иной помещик, упоминания о чинах и званиях персонажей — «коллежский советник», «голосом начальника отделения», «Вы барин, человек знатный», «Корины — фамилия ведь тоже старинная, столбовая», прямые и косвенные свидетельства о «крещеной собственности» (например: «мужики, словно куропатки, бегут, бегут», «с деревни бестягольных нагнали», «свежая девка», «сильно заезженный и севший на ноги дворовый» и т. п.).

Устранение всех этих щекотливых слов и строк было осуществлено цензорами без особых трудностей (см.: Лит Музеум, с. 379–380). Но совершенно безнадежными оказались их попытки ослабить впечатление от самой фабулы пьесы, основные линии развития которой объективно дискредитировали правящий класс, дискредитировали изнутри, обнажая самую природу «дикого барства» во всех противоречиях его быта, этики, политического и социального поведения.

«Рассказ Кузовкина, на котором основан главный интерес комедии, — отмечалось в заключительной части представления цензоров А. И. Фрейганга и Ю. Е. Шидловского в С.-Петербургский цензурный комитет, — делает ее произведением безнравственным, которое, кроме того, бросает тень на дворянское сословие. В комедии, кроме шута Кузовкина, выставлены в жалком и презрительной виде еще два другие подобные ему бедняки: Карпачев и Иванов, соседи Елецких. По этим причинам комедия „Нахлебник“ к напечатанию дозволена быть не может». Как свидетельствует протокол С.-Петербургского цензурного комитета от 22 февраля 1849 г., рапорт цензоров «Отечественных записок» не встретил никаких возражений, и комедия Тургенева, как произведение «совершенно безнравственное и наполненное выходками против русских дворян, представляемых в презрительном виде», была запрещена к печати, с тем, чтобы «корректурные листы оной оставлены были при деле»[257].

«Увы и трижды увы, Иван Сергеевич! — писал Краевский 11(23) марта 1849 г. Тургеневу, узнав о решении С.-Петербургского цензурного комитета. — „Нахлебник“ не прошел сквозь утесы и завяз в них со всеми своими потрохами; ни одной строчки не уцелело; и это решение не одного, не двух голосов, а целого синедриона. Я спрашивал, почему же и за что: мне сказали, что нельзя указать собственно ни на один характер, который бы шокировал, ни на один факт, который был бы уж чересчур соблазнителен, но по всей комедии проходит что-то нехорошее; пожалуй, дескать, можно бы из нее кое-что повыкинуть, но тогда уж в ней и собачьего смысла не останется; да притом и погода на дворе стоит серая, и разные хорошие господа не перестают хмурить брови, посматривая на русскую прессу, и пр. и пр. Что тут было говорить? Пошел я домой, понурив голову и глубоко скорбя, что „Отеч. записки“ лишились такой славной вещицы, которая мне понравилась более всех „Записок охотника“» (Лит Арх, кн. 4, с. 378–380).

«„Нахлебник“ Ваш не пошел — этого бы не случилось, если б он попал к нам, а теперь он погиб невозвратно», — замечал в письме к Тургеневу от 27 марта 1849 г. Некрасов, раздосадованный тем, что пьеса была отдана в «Отечественные записки», а не в «Современник» (Некрасов, т. X, с. 129). Сам автор дважды запрещенной пьесы признавался в письме к Краевскому от 2(14) апреля 1849 г., что он никак «но ожидал поражения на голову „Нахлебника“».

Под впечатлением вестей о запрещении публикации и постановки «Нахлебника» в кругу парижских друзей Тургенева возникает проект издания его комедии на французском языке. Судя по письму Тургенева к Полине Виардо от 8 июля 1849 г., этим переводом должен был заняться он сам в Куртавнеле, но, уезжая на лето из Парижа, он по ошибке захватил с собою в деревню вместо рукописи «Нахлебника» какую-то другую тетрадь. Перевод, задуманный в 1849 г., осуществлен был им лишь девять лет спустя, в сотрудничестве с Луи Виардо, и появился в свет, под названием «Le pain d’autrui», в двухтомнике произведений Тургенева, выпущенном на французском языке в Париже («Scènes de la vie russe» par M. I. Tourguéneff. Deuxième série. Traduite avec la collaboration de l’auteur par Louis Viardot. Paris, 1858, p. 157–224).

Задержка «Нахлебника» в цензуре, а потом и его запрещение необычайно подняли интерес к этой комедии в широких литературных и общественных кругах.

«„Нахлебник“ Тургенева очень хорош, хотя основной мотив и не совсем идет к русской жизни, — писал В. П. Боткин 10 марта 1849 г. П. В. Анненкову — На сцене эта пьеса произвела бы фурор и Щепкин был бы превосходен. Она завязла, как вы уже, конечно, знаете, в известном болоте и дана не была». Письмо заканчивалось, однако, сообщением о том, что «у Щепкина будет сыгран „Нахлебник“ в доме. Теперь репетиции идут» (Анненков и его друзья, с. 557). Об этом же готовившемся спектакле вспоминает А. В. Щепкина (Русский архив, 1889, № 4, с. 538).

Копия первого акта запрещенной комедии, обнаруженная в архиве А. В. Станкевича, позволяет установить, как были распределены М. С. Щепкиным роли в затеянном им домашнем спектакле. Кузовкина должен был играть он сам, Ольгу — М. В. Станкевич, Елецкого — П. Барсов, Тропачева — А. В. Станкевич, Иванова — А. С. Щепкин, Карпачова — А. Н. Афанасьев, Трембинского — Н. М. Щепкин, Карташова — К. П. Барсов, Прасковью Ивановну — А. В. Щепкина, Машу — И. А. Бояркина, Анпадиста — И. К. Бабст, Петра — А. М. Щепкин, Ваську — Аркадий Иванов (ГИМ, ф. 351, ед. хр. 106, л. 1 об.).

Постановка эта была сорвана только потому, что комедия Тургенева оказалась в числе запрещенных литературных произведений, остановивших на себе внимание органов III Отделения во время секретного дознания по делу М. В. Петрашевского и его окружения.